Какие-то банки делят левые кредиты, какие-то мафиозные группировки вышибают налоги с кооператоров, какие-то химики варят наркотики по углам — на так называемую «пару-тройку консультаций» уходит сейчас сорок процентов работы нашего института. Я не спорю, что это дела важные и нужные, но считаю, что мы можем делать что-то большее, чем копаться в грязном белье мафиозных воротил районного масштаба.
— Я подумаю над этим вопросом. Когда вы вплотную займетесь проектом, мы вас освободим от судебной экспертизы и прочих следственных дел. Но пока до нового года — увы, придется продолжать копаться в этом грязном дерьме, как вы сказали.
— Я сказал «грязном белье».
— Неважно. Все, вы сводобны.
— Всего доброго, товарищ Климов.
Климов хмыкнул — ох уж эта вечная штатская развязность Гриценко. Ну да ладно, лишь бы дело делал.
Часть I. ЯНА
Апрель 1990 года.
=== здесь и далее начало истории Яны в издание не вошло ===
Человек стоял не двигаясь, лица его было не видно, туловище тоже было бесформенным. Яна сделала еле заметное движение рукой и с легким хлопком нож воткнулся в точку, расположенную между его глазами, но на несколько сантиметров выше — центр лба. Контур рукоятки казался слегка размытым — она еще немного вибрировала.
— Яна, сколько раз тебе повторять — тут кость, ее ты никогда не пробьешь ножом, особенно слету. — отец выдернул нож из деревянного манекена и хмыкнул — лезвие вошло достаточно глубоко в дерево. Если учесть, что кидала его шестнадцатилетняя девчонка… — Яна, я еще раз повторяю: в лоб нож не кидают, его кидают в глаз, в живот, в шею.
— А в сердце?
Отец поморщился.
— Ты наверно сбегала с уроков анатомии в кино и смотрела фильмы про Джеймса Бонда? Сердце достаточно хорошо защищено ребрами, какая вероятность что нож пройдет сквозь них, а не отскочит? К тому же оно почти полностью скрыто пластинами грудины — их не пробьешь. Только идиоты думают что сердце слева — оно на самом деле почти в самом центре груди, в левую сторону выдается незначительно. В принципе хорошо брошенный нож легко пройдет через хрящи и ребра к сердцу. Но знаешь сколько таких героев напарывались на том, что брошенный нож не достигал сердца? Отлетал, попадал чуть вбок, в грудину.
— Батя, ты чо мне хочешь сказать, что нож в сердце не кидают?
— Яна, знаешь что? Сходишь завтра в поселок на живодерню и попросишь разрешения кинуть нож в бычью тушу — тебе все сразу станет понятно. Это перед деревяшками мы все гордые ходим.
Не говоря ни слова, Яна взяла нож и со злостью метнула его еще раз. Целилась она очевидно в глаз, но нож прошел мимо деревянного виска, еле слышно чиркнув по голове манекена, и с шелестом опустился в зеленые заросли молодой крапивы. Раньше бы Яна топнула ногой от досады, но теперь она не обратила на свой промах почти никакого внимания, и это конечно не укрылось от внимательного взгляда отца.
— Яна, нам надо наконец с тобой серьезно поговорить, пойдем-ка в дом.
Яна вздохнула, сходила за ножом в крапиву и вернулась. Они прошли по сырой от утренней росы тропинке сквозь заросли весенней сирени и вышли к белому трехэтажному дому с длинными рядами окон вдоль стены. Дому, как две капли воды похожему на остальные такие же дома этого военного городка в тридцати километрах от Ярославля. Они неслышно поднялись по стоптанной деревянной лестнице на второй этаж и вошли в квартиру. Навстречу им вышла мать в застиранном фартуке.
— Ну что, напрыгались? Садитесь за стол, как бы Яне в школу не опоздать.
Отец только отмахнулся. Вот уже много лет каждое утро он вытаскивал дочь на улицу или на спортплощадку, или в спортзал — когда они дислоцировались в Выборге, у них был хороший зал. И каждое утро по два-три часа майор Луговой, лучший десантник-инструктор гарнизона, обучал дочь всему, что умел сам. А сам он, прослужив шесть лет в спецназе, да пройдя войну в Афгане, умел немало.