Когда дед вытащил из рюкзака занавески и смущенно повесил их на окошко избушки, то я тут реально завис и моя челюсть упала, наверное ниже плинтуса. Но я не стал его ругать за лишний груз, ведь для меня старался.
Когда все выгрузили из лодок и разложили по полкам, Трофимыч оттащил грузовую лодку и спрятал ее в затоне. Потом мы с ним разделились. Я взял спиннинг с блеснами и пошел на рыбалку, а дед ушел в тайгу за свежим мясом, как он сказал.
Настроив снасть, я стал кидать блесну и рыба жадно хватала приманку, середина сентября, хищник на зиму в это время нагуливает жир.
Рыба, не переставая клевала, но надо было заканчивать. Скоро вернется усталый охотник и нужно сварить быстренько простенькую уху. Почистил ее и закинув в кастрюлю вариться, занялся засолкой лишней рыбы, которой меня научил дед Ерофей.
Вечером, уже затемно, пришел голодный и усталый охотник. Ничего он не поймал, но сказал, что в этом году зверь нынче будет жирный, кедрового ореха много уродилось.
Иногда мне кажется, это были одни из самых счастливых моментов моей недолгой жизни. Когда вот так размеренно и неторопливо идет течение твоей жизни. А вечерами, мы сидя с Трофимычем у костра рядом с избушкой пили чай из закопченного чайника, настоянного на чаге, березовом грибе.
Всю зиму мы добывали соболя, харзу и белку и я ловко научился стрелять из купленного спортивного лука, даже добывал им зайца и глухаря.
— Баловство это — качал головой старый охотник — вот то ли дело ружье.
И мы с ним начинали извечный спор и мой самый главный аргумент был, а вот кончатся, дед, у тебя патроны, что тогда будешь делать?
— О, завела шарманку! — начинал ворчать дед. Но ворчал как-то незлобливо, лишь для порядка. А я все не мог ему сказать, что по окончании зимнего сезона мне опять надо в тайгу, т. е. не в тайгу, а в тундру, шаманку искать. Я же ведь так и не решился ему рассказать о себе, и о старой колдунье, боясь быть не понятым.
Но все равно, рано или поздно надо было это сделать. Я чувствовал себя не в своей тарелке, как будто обманываю очень близкого человека, а таковым для себя я и считал деда Ерофея. Поэтому как только мы в конце апреля приплыли с заимки, я как-то вечером улучил момент и как на духу все написал ему на своем блокноте.
Он сначала не поверил, но я встал перед ним на колени и трижды перекрестился.
Он молча стал собирать меня в дорогу. Натаскал в лодку разных припасов и запасные канистры с бензином.
— К зиме-то хоть поспеешь? Я буду ждать тебя, дочка! — и сгорбившись пошел с пристани в деревню, ни разу не обернувшись.
Я вздохнул и молча заведя вихрь, направил лодку на середину реки. Мой путь лежал вниз к устью Енисея, на берег безымянного озера, где каждое лето ставит свой чум шаманка.
Над тайгой поднималось белесое марево из тумана, проглатывая силуэты низкорослой березы и кустарников. Трое суток я добирался до устья Енисея и спрятав лодку пешком пошел по тундре, сверяясь с компасом и ища место, где мы встретились с шаманкой.
Теперь я был уже не тот мажор, что впервые увидел тайгу и тундру. И меня не пугала суровая природа севера. Я многому за это время научился и теперь не пропаду в тундре от голода или жажды.
Нашел я то прозрачное озеро, где на лето останавливалась шаманка, но сейчас там никого не было. От нечего делать я пошел по следам моей бывшей экспедиции и дошел почти до самого их бывшего лагеря. Не понимал как я мог блуждать и не найти тогда следов нашего каравана.
Я уже наверное в десятый раз прихожу к этому озеру, а шаманки все нет и нет.
Уже совсем отчаялся, в очередной, раз выглядывая старуху, прикладывая руку ко лбу и внезапно за моей спиной раздался скрипучий противный голос
— Ну, что пришел все-таки? — я страшно вздрогнул от внезапности и от испуга чуть не закричал, а обернувшись, только что-то промычал.
Столько у меня было заготовлено и слов и бумаги с карандашом, а увидел ее, про все забыл и только успел рухнуть перед ней на колени и молитвенно сложить руки, слезы сами собой полились у меня из глаз.
Сейчас я молил бога и ее, чтобы она меня простила и сделала меня обратно мужчиной, боясь только одного, чтобы не прогнала. Поэтому за пеленой своих внутренних причитаний не услышал ее недовольного ворчания
— Ну и чего тут расселся? Давай иди ставить чум будем….
Глава 8. Травница
Шаманка, покачала головой и показала рукой на кучу, где пришедший караван оленеводов, сгружал ее пожитки на берегу озера.
Вначале я даже не понял, что мне говорит старуха, а поняв ее я быстро, быстро подхватив свой рюкзак помчался к оленям и стал помогать выгружать вещи. А когда, приехавшие ненцы, стали ставить чум, я только бестолково метался не столько помогая, сколько больше мешая мужчинам, путаясь у них в ногах, боясь только одного, чтобы старая колдунья не передумала.
Но самое примечательное, они ни словом, ни полсловом не стали возмущаться на мои бестолковые действия, изредка только бросая на меня косые взгляды.
Но вот чум поставлен, все вещи разложены по своим местам, а шаманка неизменно села на привезенный чурбак и как обычно, достав кисет и трубку закурила, дымя и поглядывая на меня изредка.
Я подошел опять к шаманке и опустился перед ней на колени, молитвенно сложив перед собой руки, ожидая страшного приговора.
— Вижу! Ты уже побывал рабыней! — пристально смотря мне в глаза, проскрипела шаманка — ну как, тебе понравилось?
Я усиленно, отрицательно закачал головой.
— Ну раз тебе это не понравилось — тут же нелогично проворчала она — если хочешь остаться у меня, то придется тебе побывать здесь рабыней. Ну, как согласен?
Я глубоко вздохнув, утвердительно кивнул головой. У меня просто не было другого выхода. Что-то подобное я предполагал и я думаю, чтобы заслужить прощение шаманки, пойду на любые унижения. Что и не замедлило сказаться.
Вечером старуха приказала нагреть казан воды и омыть ей ноги, и когда я мыл ее ступни, она пристально заглядывала мне в глаза.
Но у меня не дрогнул ни один мускул на лице, она еще не знает, да я готов землю жрать, лишь бы она простила меня и превратила обратно в мужика.
Шаманка, как ей казалось, гоняла меня целых две недели, при этом унижая меня и загружая черновой работой. Но я упрямо стиснув зубы, беспрекословно и добросовестно выполнял все прихоти и приказы шаманки, каждый вечер грея воду и омывая ее ноги.
На охоту она ходила сама с мелкашкой за плечами, кажется с ТОЗ-8 и приносила, то зайца, то барсука или какого еще зверя. Сама же обдирала и готовила, мне ничего не доверяла. Пока однажды, в один из вечеров, когда я в очередной раз нагрел воду, чтобы помыть ей ноги, не поставил рядом с ней тазик с разведенной теплой водичкой, шаманка не проворчала
— Я и сама могу себе ноги помыть — я удивленно поднял на нее свой взгляд — иди распотроши лучше зайца и приготовь нам ужин.
Удивительно, похоже мой статус начал повышаться. С этого вечера, от шаманки не было ни одного окрика или злого взгляда. И разговаривала она со мной уже всегда ровно. Только позже я понял, что это была моя элементарная проверка на вшивость.
Если бы я только заикнулся или даже невольно изобразил свое недовольство, то мое пребывание подошло бы к концу и больше никакие уговоры и мольбы на нее не подействовали бы.
Оказывается зовут ее Итыльгина и родилась она на берегу океана в поселке рыбаков. И родилась она в удачный день. В этот день рыбаки, на своих примитивных лодках добыли целого синего кита и когда родившая ее мама вынесла дочку на берег океана, чтобы порадовать отца, то тот отрезал от животного кусок жира вместе со шкурой, называемый у них итыльгином.
Маленькая так цепко вцепилась своими ручонками в добычу и присосалась к ней смачно причмокивая, что совершенно счастливый отец назвал свою дочку Итыльгиной.
Вскоре свою часть обязанностей Итыльгина свалила на меня. Теперь мне вменялась в обязанности добывать для нас свежее мясо и готовить из них разные блюда.
А к ней все лето со всех стойбищ и поселков приходили люди, которых она лечила.
Таксы у нее, как таковой не было, брала все что люди приносили, как истинный целитель. Лечила в основном травами и иногда заговорами. И самое главное был результат.
Это не те шарлатаны, которые дерут с людей бешенные деньги и потом говорят, что расположение звезд очень неудачное, потому и лечение не помогло. А эта женщина реально помогала людям.
Иногда приезжали с дальних поселков и привозили безнадежно больных, я еще спрашивал у Итыльгины, чего это они. Она отвечала, что в больнице им отказали и сказали, что скоро он умрет, на меня последняя надежда.
Они устраивались рядом и ставили палатку по соседству и я реально видел, как шаманка вытягивала раковых больных из лап смерти.
Только после таких напряженных сеансов она отдыхала два-три дня, а мне поручала вести прием больных и указывала кому, какие лекарства давать.