- Этому Заку все хуже и хуже, - сообщил он. Когда Гэррети в последний раз видел Дэвидсона, у него был рюкзак, но он уже его выкинул.
- Что, у него все идет кровь?
- Как у зарезанной свиньи, - Дэвидсон покачал головой. - Странно.
Упал, простая царапина и вот... Ему нужна перевязка, - он показал на дорогу. - Вот, смотрите.
Гэррети пригляделся и увидел темные пятна на мокром асфальте.
- Кровь?
- Да уж не варенье, - мрачно сказал Дэвидсон.
- Он испугался? - спросил Олсон.
- Он говорит, что ему плевать, но я боюсь, - его глаза были застывшими и серыми. - Боюсь за нас всех.
Они продолжали идти. Бейкер заметил еще один плакат с именем Гэррети и сказал ему.
- Черт с ним, - буркнул Гэррети. Он следил за пятнами крови Зака, как Дэниел Бун за следами раненого индейца. Цепочка пятен виляла туда-сюда вдоль белой линии.
- Макфрис, - позвал Олсон. Его голос стал еще тише. Гэррети нравился Олсон, несмотря на его напускную грубость, и ему не хотелось видеть его испуганным. А он был испуган.
- Что?
- Оно не проходит. Эта дряблость, о которой я говорил. Не проходит. Макфрис ничего не сказал. Шрам на его лице казался совсем белым в лучах заходящего солнца.
- Я чувствую, что мои ноги вот-вот развалятся. Как плохой фундамент.
Но этого ведь не может быть, правда?
Макфрис снова ничего не сказал.
- Можно мне взять сигарету? - спросил Олсон еще тише.
- Бери. Хоть пачку.
Олсон зажег сигарету, затянулся и погрозил кулаком солдату, следящему за ним с вездехода.
- Они с меня глаз не сводят уже больше часа. У них на счет этого шестое чувство, - он повысил голос. - Вам это нравится? Нравится, сволочи?!
Кое-кто посмотрел на него и быстро отвернулся. Гэррети тоже хотел отвернуться. В голосе Олсона слышалась истерика. Солдаты смотрели на него бесстрастно.
К 16.30 они прошли тридцать миль. Солнце почти село и алело кровавым пятном на горизонте. Тучи ушли на восток, и небо над ними было темно-голубым. Гэррети опять подумал о воображаемом утопающем, впрочем не таком уж утопающем. Идущая ночь скоро накроет их, как вода.
Паника росла. Внезапно он испытал уверенность, что видит последний закат в своей жизни. Он хотел продлить его, хотел, чтобы закат длился часы.
- Предупреждение! Третье предупреждение 100-му!
Последнее предупреждение!
Зак непонимающе осмотрелся. Его правая штанина ссохлась от запекшейся крови, потом внезапно он побежал, виляя между идущих, как футбольный нападающий с мячом. На лице его застыло то же непонимающее выражение. Вездеход увеличил скорость. Зак услышал это и побежал быстрее. Кровь у него опять пошла, Гэррети видел, как ее капли падают на дорогу. Зак взбежал на подъем и на.
Миг четко вырисовывался на фоне багряного неба черным застывшим силуэтом. Потом он исчез. И вездеход уехал за ним. Двое соскочивших с него солдат шли рядом с участниками все с теми же каменными лицами.
Никто не сказал ни слова. Все слушали. Долго, очень долго до них не доносилось ничего. Только птичьи голоса, ранние майские сверчки да где-то вдалеке гудение самолета. Потом - резкий окрик, пауза и еще один.
- Готов, - сказал кто-то.
Когда они взошли на холм, они увидели стоящий у обочины вездеход.
Зака нигде не было.
- Где Майор? - заорал кто-то паническим голосом. Это был Гриббл, номер 48. - Я хочу видеть Майора! Где он?
Солдаты, идущие рядом, молчали. Все молчали.
- Может, он скажет нам еще речь? - продолжал кричать Гриббл. -Он убийца! Я... Скажу ему это! Скажу прямо в лицо! - в возбуждении он замедлил шаг, почти остановился и солдаты впервые заинтересовались им.
- Предупреждение! Предупреждение 48-му!
Гриббл на мгновение замер, потом быстро, опустив голову, пошел вперед.
Скоро они дошли до вездехода, и он, не торопясь, пополз за ними.
В 16.45 Гэррети поужинал - протертое мясо тунца из тюбика, несколько крекеров с сыром и вода. Он заставил себя остановиться. Воды можно попросить всегда, но концентраты раздадут только в девять утра. А ночью ему тоже может понадобиться еда. Обязательно понадобиться.
- Пускай это вопрос жизни и смерти, - заметил Бейкер, - но я не могу ограничивать аппетит.
- Знаешь, мне не очень хочется упасть утром в обморок от голода, - сказал Гэррети.
Хотя это была не такая уж неприятная идея: ничего не видишь, ничего не чувствуешь, очнулся - и ты уже в вечности.
- Думаешь о чем-то? - тихо спросил Бейкер. Его лицо в меркнувшем свете дня было очень молодым и красивым.
- Да. О многом.
- Например?
- Например, о нем, - Гэррети махнул головой в сторону Стеббинса, который шел точно так же, как в начале пути. Штаны его высохли. В руке он все еще держал сэндвич.
- А что с ним такое?
- Ну, почему он здесь и почему он ни с кем не говорит. И умрет ли он. Гэррети, мы все умрем. Кроме одного.
- Может, хоть не этой ночью, - сказал Гэррети. Он сказал это легко, но внезапно его охватила дрожь. Он не знал, заметил ли это Бейкер.
Он повернулся задом, расстегнул молнию и помочился.
- А что ты думаешь о призе? - спросил Бейкер.
- Не вижу смысла думать об этом, - Гэррети застегнулся и повернулся опять, слегка удивленный, что выполнил всю операцию, не получив предупреждения.
- А я думал. Не о самом призе, а о деньгах.
- Богачи не войдут в Царствие небесное, - сказал Гэррети. Он обгладывал свои ноги - то единственно, что могло ему помешать узнать, существует Царствие небесное или нет.
- Аллилуйя, - сказал Олсон. - После проповеди будут поданы прохладительные напитки.
- Ты верующий? - спросил Бейкер у Гэррети.
- Не особенно. Просто я не жадный до денег. - Ты был бы, если бы вырос на картофельном супе и капусте. Мясо только по праздникам.
- Может быть, - согласился Гэррети, думая, что бы еще сказать. -Но это, наверное, не самое важное.
- Да, с собой деньги все равно не заберешь, - сказал Макфрис. Он опять улыбался своей кривой улыбкой. - Так ведь? Мы ничего не приносим сюда и, конечно, ничего не уносим.
- Да, но промежуток лучше прожить в комфорте, - сказал Бейкер.
- Комфорт! - сказал Гэррети. - Если один из этих болванов тебя пристрелит, тебе уже будет все равно.
- Но сейчас-то мне не все равно, - не унимался Бейкер.
- А если ты выигрываешь? Представь себе, ты месяц думаешь, как ты распорядишься деньгами, а потом выходишь из дома и - бац! - попадаешь под такси!
С ними поравнялся Гаркнесс.
- Со мной это не пройдет, - сообщил он. - Как только я получу деньги, я куплю целый парк машин. Никогда не буду ходить пешком.
- Вы не поняли, - Гэррети эта тема почему-то взволновала.
- Картофельный суп или черепаховый, особняк или хижина, - все равно потом тебя положат в ящик, как Зака или Эвинга, и все. Нужно просто принимать все, как есть, вот что я хочу сказать.
- Какое красноречие! - иронически сказал Макфрис.
- А ты? - повернулся к нему Гэррети. - Что ты планируешь?
- Сейчас лично я планирую почесать яйца.
- Так вот, - продолжил Гэррети мрачно. - Вся разница в том, что мы можем умереть прямо сейчас.
Наступило молчание. Гаркнесс опять принялся протирать очки. Олсон еще больше побледнел. Гэррети начал жалеть, что сказал это.
Тут кто-то сзади позвал:
- Слушайте! Эй!
Гэррети оглянулся, уверенный, что это Стеббинс, хотя он никогда не слышал его голоса. Но Стеббинс шел, все так же смотря вниз.
- Что-то я отключился, - сказал Гэррети, зная, что отключился на самом деле не он, а Зак. - Хотите печенья?
Он раздал печенье, и наступили пять часов. Солнце повисло над горизонтом. Земля будто перестала вращаться. Те трое или четверо, кто еще шел впереди, замедлили шаг и смешались с остальными.
Гэррети чуть не споткнулся о брошенный пояс. С удивлением он поднял глаза. Олсон держался за талию.
- Я... Уронил. Хотел съесть что-нибудь и уронил, - он засмеялся, чтобы показать, как это глупо, но резко оборвал смех. - Я голоден.
Никто ему не ответил. Все уже ушли вперед, и подобрать пояс было некому. Он лежал на белой линии, как свернувшаяся змея.
- Я голоден, - повторил Олсон.
"Майор сказал, что любит остряков", - сказал Олсон когда-то. Теперь он уже не выглядел остряком. Гэррети осмотрел свой пояс. У него осталось три тюбика концентратов, крекеры и сыр - довольно плохой.
- Держи, - он протянул сыр Олсону. Олсон взял его, ничего не сказав. Мушкетер, - сказал Макфрис с той же кривой улыбкой.
К половине шестого стало темнеть. В воздухе закружились первые светляки. В низинах клубился молочно-белый туман. Кто-то впереди спросил, что будет, если туман заволокет дорогу.
Ответил голос Барковича:
- А ты как думаешь, балда?
"Четыре выбыли, - думал Гэррети. - Восемь с половиной часов в пути, и выбыли только четверо. Но всех я все равно не переживу. Хотя почему бы и нет? Ведь кто-то..."
Разговор замолк, и воцарилась тяжелая тишина. Их окружала темнота, в которой таинственно плавали островки тумана. Гэррети вдруг до смерти захотелось прижаться к матери, или к Джен, или к любой другой женщине, и он удивился, зачем он здесь и что он здесь делает. Впрочем, он был не один рядом блуждали в темноте еще девяносто пять таких же болванов. В горле у него опять застрял слизистый шар, мешая глотать.