Павел спросил про Леню Шестоперова. Корсаков был у Леонида в больнице неделю назад. Шестоперов уже почти поправился, только загипсованные кисти рук напоминали о нападении неизвестных.
– Хоть рисовать сможет? – спросил Павел.
– Я поговорил с врачом. Есть надежда, что к пальцам вернется чувствительность, но нужно время.
– Ты знаешь, кто его?
– Знаю, – нехотя ответил Корсаков, – тех людей не достанешь.
За окном стемнело, когда вернулись Анюта с Мариной. Глаза у них подозрительно блестели. Анюта объявила, что они ходили в кино, потом съездили в пару магазинов в Манеже, потом посидели в кафе и вот, пришли. Сейчас все будут пить чай, а потом спать.
Воскобойников поднялся, привлек к себе Марину.
– Так, – сказал он, принюхиваясь, – это что же делается? Мне, стало быть, пить нельзя, а тебе можно?
– Ну, мы совсем капельку, – смущенно сказала Марина, – в кафе.
– Красное вино можно даже в ее положении, – встала на защиту подруги Анюта.
– Это в каком таком положении? – будто удивившись, спросил Павел.
Марина укоризненно посмотрела на Анюту и покраснела.
– Радость моя, ты слышала такое выражение: язык твой – враг твой? – спросил Корсаков.
– Ой… я случайно.
– Ну, что ж, тогда скрывать уже не перед кем. Мне Павел еще днем рассказал. Поздравляю и тебя, Марина, и тебя, Паша. – Корсаков разлил по бокалам остатки сухого вина. – Но это только начало. О, сколько вам открытий чудных, готовит… этот период. А когда вас станет трое… у‑у‑у, это вообще невообразимо. Но сначала даже интересно.
– Да ну тебя! – махнула на него рукой Анюта. – Даже поздравить толком не можешь, обязательно съехидничать надо. Трудности нужно решать по мере возникновения, а не пугать себя предстоящими, вот что я вам скажу. За вас, Павел, за тебя, Марина! – Она залпом выпила вино. – А теперь танцы!
Корсаков принес подсвечник, зажег свечи и погасил люстру. Они кружились под медленную музыку, делая перерывы на чаепитие с купленными Анютой пирожными, пока у всех не стали слипаться глаза.
– Пожалуй, пора по норам, – сказал Воскобойников, потягиваясь. – Вы во сколько просыпаетесь?
– Я – ни свет, ни заря, а он, – Анюта указала пальцем на Корсакова, – дрыхнет, пока не растолкаешь. Особенно, если накануне охмурит очередного клиента.
– Ну‑ну, спокойно, – сказал Корсаков. – Что ж ты мои слабости выдаешь?… Спите, сколько сможете. Советую окно не закрывать, а то задохнетесь.
Анюта выдала Марине постельное белье, пожелала спокойной ночи и, закрыв за гостями дверь в спальню, обернулась к Игорю.
– Видишь?
– Что?
– У людей уже дети скоро будут!
– И что? – насторожился Корсаков.
– А ничего!
– Я думал, тебе это ни к чему. Пока, во всяком случае.
– Пока – да, – согласилась Анюта, – но на будущее имей в виду: у нас будет нормальная семья, и дети будут.
– А чего ты так разволновалась? – улыбнулся Корсаков. – Я же не против. Дай только на ноги встать. Не здесь же детей растить, – он повел вокруг себя руками. – Вот Леня из больницы выйдет, возьму его за жабры – пусть устраивает мне выставку за бугром. Заработаем денег, и все у нас будет.
– Правда?
– Правда, – Корсаков обнял ее. – Мы спать будем или как? У меня уже глаза слипаются.