— Наркотики и сволочи, которые ими торгуют, убили моего мальчика, — не раз говаривал Рей Сарч, а Эллен повторяла это намного чаще. Сильнее ее ненависти к торговцам наркотиками, повторяли Дизу все, с кем он беседовал (его удивило, что в Даффри почти единодушно считают, будто стариков Сарч убила «банда гангстеров»), были только горе и недоумение по поводу того, что этим мерзавцам удалось совратить ее сына.
После смерти сына супруги Сарч с удвоенным вниманием следили за каждым, кто хоть отдаленно походил на перевозчика наркотиков. Они четыре раза вызывали на поле полицию; тревога всякий раз оказывалась ложной, но фараоны не обижались, потому что старикам удалось трижды выявить мелких перевозчиков, а два раза им попались очень большие партии. Последний раз обнаружили пятнадцать килограммов чистейшего болливийского кокаина. За такими находками следуют повышения по службе, так что можно было простить ложные вызовы.
Итак, очень поздним вечером 30 июля садится «сесна скаймастер», номер и описание которого соответствуют тем, что были разосланы по всем аэропортам Америки, включая и Даффри; «сесна», пилот которой назвал себя Дуайтом Ренфилдом, вылетевший из аэропорта Бейшор, штат Делавэр, где слыхом не слыхивали ни о «Ренфильде», ни о «скаймастере» с бортовым номером N 101BL; самолет почти несомненного убийцы.
— Если бы он сел здесь, ему пришлось бы туго, — сказал Дизу контролер из Бейшора по телефону, однако Диз все равно удивился. Да. Тут было чему удивиться.
Ночной Летун сел в Даффри в 11.27 вечера, и «Дуайт Ренфилд» не только расписался в журнале Сарчей, но и принял приглашение Рея Сарча зайти в трейлер, выпить пивка и посмотреть повторный показ «Порохового дыма» по каналу «Таргет нетворк». Все это Эллен Сарч на следующий день рассказывала парикмахерше в Даффри. Эта женщина, Селайда Маккаммон, представилась Дизу как одна из ближайших подруг Эллен Сарч.
Когда Диз спросил, как выглядела Эллен, Селайда помолчала, а потом ответила:
— Какой-то задумчивой, как влюбленная школьница, хотя ей было уже под семьдесят. Она была такая румяная, что я решила, что она накрасилась, пока не стала делать ей перманент, тогда я увидела, что она просто… понимаете… — Селайда Маккаммон пожала плечами. Она знала, что хочет сказать, но не могла подобрать нужного слова.
— Возбуждена, — подсказал Диз и Селайда Маккаммон рассмеялась и захлопала в ладоши.
— Возбуждена! Точно! Вы действительно писатель!
— Да какой из меня писатель, — Диз выдавил из себя улыбку, как он предполагал, доброжелательную и теплую. Такое выражение он когда-то практиковал очень часто и по-прежнему регулярно репетировал перед зеркалом в ванной нью-йоркской квартиры, которую считал своим домом, и в ванных мотелей, которые на самом деле были его домом. Ребенком он полагал, что таких эмоций в действительности не существует — это просто маскарад, общественная условность. Позднее он понял, что ошибается; на самом деле то, что он принимал за эмоции в духе «Ридерз дайджест», присуще большинству людей. Может быть, даже любовь, Большой Наперченный Пирог, и та бывает. То, что он сам не способен испытывать такие эмоции, безусловно, недостаток, но отнюдь на конец света. Бывают же люди, которые болеют раком, СПИДом или утратой памяти. С этой точки зрения быстро понимаешь, что отсутствие способности к сопереживанию — лишь мелочи жизни. Важно то, что, если ты можешь в нужных случаях растягивать соответствующим образом мышцы лица — это срабатывает. Не больно и не затруднительно; если ты не забываешь застегнуть ширинку, выходя из туалета, то не забудешь и тепло улыбнуться, когда от тебя этого ждут. А лучшее в мире оружие для интервью, как он понял спустя много лет, — улыбка понимания. Изредка внутренний голос спрашивал Диза: как он сам смотрит на вещи, но Диз не желал иметь собственный взгляд. Он хотел только писать и фотографировать. Лучше у него получалось писать, и он это прекрасно знал, но все равно больше любил фотографировать. Он любил гладить руками снимки. Чтобы видеть, как люди либо надевают личину так, что это сразу бросается в глаза. Ему нравилось, как на лучших его снимках люди выглядят удивленными и испуганными, когда их застали врасплох.
Если бы его хорошенько расспросили, он сказал бы, что снимки и дают его собственное видение, а тема при этом не имеет значения. Важен был Ночной Летун, его приятель, похожий на летучую мышь, и то, как он неделю назад ворвался в жизнь Рея и Эллен Сарч.
Летун вылез из самолета и вошел в будку, на стене которой висело написанное огромными красными буквами уведомление о том, что на «сесне-337 скаймастер» с бортовым номером N 101BL летает опасный тип, который подозревается в двух убийствах. Этот человек, говорилось в уведомлении, может называть себя Дуайтом Ренфилдом. «Скаймастер» приземлился, Дуайт Ренфилд расписался в журнале и, несомненно, провел весь следующий день в грузовом отсеке своего самолета. А как же супруги Сарч, эти бдительные старики?
Они ничего не сказали; они ничего не сделали.
Хотя не совсем так, установил Диз. Рей Сарч кое-что сделал: он пригласил Ночного Летуна посмотреть телевизор и выпить пива со своей женой, они вели себя с ним, как со старым другом. А затем, на следующий день, Эллен Сарч пришла сделать себе прическу, что крайне удивило Селайду Маккаммон: Эллен появлялась в парикмахерской регулярно, как часы, и до очередного ее визита оставалось не менее двух недель. Она давала удивительно подробные указания; потребовала не обычную стрижку, а перманент… и слегка подкрасила волосы.
— Она хотела выглядеть моложе, — объяснила Селайда Маккаммон Дизу и утерла слезу тыльной стороной кисти. Но поведение Эллен Сарч было ничто по сравнению с тем, что делал ее муж; он позвонил в Управление гражданской авиации в Вашингтоне и попросил исключить Даффри из списка действующих аэропортов, хотя бы на некоторое время. Иными словами, он опустил ставни и закрыл лавочку.
На обратном пути он остановился на заправке и сказал ее хозяину, Норму Уилсону, что, наверное, заболел гриппом. По мнению Нормана, скорее всего так оно и было: он выглядел бледным и усталым, даже старше своих лет. В ту ночь сгорели двое бдительных стражей. Рея Сарча нашли в крохотной диспетчерской; его оторванная голова в дальнем углу стояла вертикально на рваном обломке шеи, уставившись широко раскрытыми глазами в распахнутую дверь, словно там что-то можно было увидеть.
Жена оказалась в спальне их жилого трейлера. Она лежала в постели в новом пеньюаре, который, возможно, ни разу до того не надевала. Она быта стара, сказал помощник шерифа (он потребовал больше, чем пьянчуга Эзра, — двадцать пять долларов, но информация того стоила), однако с первого взгляда становилось очевидным, что женщина легла с намерением заниматься любовью. Дизу так понравилась гнусавая речь полицейского, что он записал эти слова в блокнот, в шее у нее были два громадных, словно пробитых пикой отверстия — одно в яремной вене, другое в сонной артерии. Лицо спокойное, глаза закрыты, руки сложены на груди.
Хотя в ее теле почти не осталось крови, на подушке было замечено два-три маленьких пятнышка, и еще несколько — на книге, которая лежала открытой у нее на животе, — «Царство вампиров» Энн Райс.
А Ночной Летун?
Где-то незадолго до полуночи 31 июля или до рассвета 1 августа он просто улетел. Как птица.
Или как летучая мышь.
Глава 8
Диз коснулся колесами посадочной полосы в Уилмингтоне за семь минут до календарного захода солнца. Сбрасывая с глаз и продолжая сплевывать кровь, стекавшую из пореза под глазом, он увидел молнию, вспыхнувшую белым и синим светом с силой, едва не ослепившей его. Затем последовал самый оглушительный раскат грома из всех услышанных им в жизни. Его субъективное ощущение силы этого звука подтвердило второе стекло пассажирского отека, рассыпавшееся внутри мириадами мелких брызг вслед за тем, которое вылетело, когда он уходил от столкновения с «боингом-727».
В свете вспышки он заметил приземистое прямоугольное строение справа от дорожки 34, в которое ударила молния. Оно взорвалось; к нему вознесся блестящий столб, который, однако, по силе свечение не шел ни в какое сравнение с разрядом, вызвавшим пожар.
«Все равно что поджечь шашку динамита игрушечной атомной бомбой, — перепугано подумал Диз, и тут же: — связь». Это был узел связи. Огни — все огни, белые по краям полосы и яркие синие лампочки в ее конце, — разом погасли, как свечки, задутые сильным порывом ветра. Внезапно Диз обнаружил, что машина несется в полной тьме со скоростью более ста тридцати километров в час.
Ударная волна взрыва, разрушившая главный генератор аэропорта, обрушилась на «бич», словно кулак, — не просто ударила, а будто оглушила молотком. «Бич», который еще не совсем усвоил, что больше не находится в воздухе, катясь правым колесом по чему-то, что, как подсказало подсознание Диза, было посадочными фонарями.