Это подиум, детка! Сага о московских куколках - Маша Царева

Маша Царева Это подиум, детка! Сага о московских куколках

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Гадкий утенок – вот кем она была.

Ей было всего лет десять-одиннадцать, когда стало понятно, что прекрасная принцесса никогда не вылупится из этого долговязого существа с острыми коленками, рыжими ресницами и крупными передними зубами. Уже тогда она была выше сверстников на полторы головы. А через несколько лет, к десятому классу, ее рост и вовсе зашкалил за допустимый женственностью предел и замер на отметке 185.

Она была тихой, забитой. Сидела на последней парте. Послушно давала списывать первым красавицам в надежде на то, что ей швырнут хотя бы объедки девичьей дружбы, и не обижалась, ничего не получая взамен.

Уродина.

Волосы жесткой проволокой торчали во все стороны. Шея бледная, длинная. Крупные бурые веснушки – как будто по ее лицу кто-то рассыпал порченый горох.

Ее возможное счастье было соткано из сотни досадных «если бы». Ах, если бы она была баскетболисткой, чемпионкой – тогда никто бы не посмел выдразнивать ее отмеченные медалями и кубками габариты! Но она была неловкой, медлительной, неповоротливой – на радость окружающим, сшибала углы и путалась в собственных конечностях. Ах, если бы она жила в Москве – говорят, высокий рост там ценится как элемент породистости! Но нет – она родилась в небольшом сибирском городке N, где ей свистели вслед, а она делала вид, что не обижается.

Ее самосознание было огранено вечными насмешками, полным мужским игнором, неприятным заспинным шепотком и обидными прозвищами, которыми награждали ее одноклассники. Коломенская верста, клоун, теть-достань-воробушка, пожарная каланча, годзилла…

И кто бы мог предположить, что однажды эта коломенская верста, страшилище № 1, нелюдимая бука, клоунски рыжее недоразумение природы станет признанной красавицей, подчинившей полмира своему капризному эго? Кто бы мог вообразить, что этой дылде будут принадлежать лучшие брильянты Tiffany и лучшие пенисы Манхэттена?!

Вот уж правда – неисповедимы подлунные пути…

Шестнадцатилетняя Алена Соболева и предположить не могла, какую роль сыграет в ее жизни тот душный июльский день. Ничего особенного в нем не было – понедельник как понедельник. То было ее последнее длинное лето. Впереди – десятый школьный год, после которого предстояло впрячься в лихорадочную взрослость – выпускные экзамены и вступительные, сессии, лекции, хронический недосып и нервный гастрит, работа, в лучшем случае обрамленное первой любовью замужество, подгузники, корь, ветрянка, взятки, чтобы отпрыска в лучшую школу приняли…

Все это было, с одной стороны, неизбежным, с другой – призрачно-далеким: так в разгар душного лета не хочется верить в бесцеремонно щипающие за нос крещенские морозы. А пока она была всего лишь долговязой девицей в немодном ситцевом халате и инфантильных белых носках под заношенными сандалиями. Она шла бок о бок со своей лучшей подружкой Галиной, лениво ела эскимо и пыталась поддержать разговор о любви. Опыта в делах любовных у Алены почти не имелось (не считая нелепого скучного соития со случайным мужчиной, о котором она никогда никому не рассказывала), так что ее участие в диалоге сводилось к репликам вроде «Да ну?», «Ну да!» или экспрессивному «Ничего себе!»

Галине тоже было шестнадцать лет, и ей нравилось выглядеть прожженной и опытной по сравнению с никчемной подругой. Она только что вернулась с дачи и теперь вдохновенно рассказывала о Коляне и Петяне, которые приходили в ее детский шалаш, построенный из веток и полиэтиленовой пленки, и там доводили ее до состояния, которое сама Галя описывала так:

– Ты не представляешь, что это, у меня дрожали колени, и я себе все губы искусала! До крови!

Алена внимала с недоверчивым восхищением. Где-то в глубине ее существа медлительной медузой пошевеливалось что-то, похожее на зависть, но она решительно давила зародыш мерзкого чувства. Какой смысл завидовать? Совсем неудивительно, что Галина в ее шестнадцать лет уже испытала оргазм, ведь она – принцесса.

По закону жанра ее лучшая подружка Галина была слеплена из иных человеческих материалов. На ее производство небесная фабрика пустила строительные ресурсы limited edition – плавные изгибистые линии, тонкие черты, бархатные брови, шелковые волосы… Ее кровь – сложносочиненный коктейль, этакий генетический лонг-дринк, в котором отметились круглолицый славянский отец, плавная восточная красавица мама и бабушка с невнятными татарскими корнями. В результате этого микса Галине досталась нездешняя, душераздирающая красота.

Их дружба была родом из детства – в законах малышового товарищества красоте не отводится решающей роли.

Галочка была истинной звездой – занималась фигурным катанием и бальными танцами, умела кататься на лошади верхом и превосходно пела. Она мечтала рано или поздно вытеснить эту звездность за рамки микрорайонного масштаба.

Именно она и обратила внимание на криво приляпанное к фонарному столбу объявление. Алена сначала и не поняла, что привлекло ее внимание. На полуслове прервав рассказ о том, как Колян узнал о том, что в шалаше бывает не только он, но и Петяня, и пригрозил повеситься, Галя остановилась.

– Что случилось? – машинально сделавшая несколько шагов вперед, Алена тоже замерла. В их дружбе верховодила Галина, Алене отводилась роль восхищенного пажа.

– «Мэрия N-ска и международное модельное агентство Podium Addict приглашают девушек (возраст 15—25, размер до 46, рост не ниже 165) на конкурс красоты „Мисс N-ск“. Отбор проходит в ДК по понедельникам с 19.00, при себе иметь купальник», – вслух прочитала Галя.

Распечатанное на принтере объявление украшала фотография дурного качества – на ней поделенная на сотни черно-белых точек большегрудая блондинка в бальном платье и короне ослепительно улыбалась в объектив.

– И что? – удивилась Алена. – Нам-то что с этого? Ты хочешь достать билеты на конкурс?

– Дурочка, – сузила синющие глаза Галя, – ну при чем тут билеты? Может быть, этот конкурс – наш счастливый билет! А что, мы обе подходим. И по возрасту, и по росту, и по размеру. Может быть, стоит рискнуть? Сегодня понедельник как раз. Чем мы хуже этой? – Тонкий смуглый пальчик уперся в невнятную фотографическую блондинку.

Алена равнодушно пожала плечами. Она понимала, что «нам» было сказано из вежливости, на самом же деле Галя пытается примерить к королевскому титулу только свою собственную судьбу. Ей не было обидно. Если в тринадцать лет при очередном чьем-нибудь восклицании: «Ну и дылда!» ее захлестывала черная волна осознания мировой несправедливости, то сейчас, в шестнадцать, она внутренне была взрослее сверстниц и твердо верила – физической красотой счастье не ограничивается. Она поступит в институт, станет великолепным педагогом, и жизнь ее закрутится не хуже, чем у остальных.

А Галина уже нетерпеливо подпрыгивала на месте:

– У нас как раз есть время, чтобы забежать домой за купальниками! Решай – ты со мной или нет?

Алена пожала плечами. В тот пластилиновый жаркий вечер у нее все равно не нашлось бы дел интереснее. И она равнодушно ответила: «С тобой».

– Следующая! Следующая!… Девушка, а вы никогда не пробовали ноги брить?… Следующая!… Так, а это что за Шрек в юбке? Вы бы сначала липосакцию подбородка сделали, что ли. Или просто ели бы поменьше сливочного масла! Следующая! – орала в мегафон тощая девица, чье лошадиное лицо было изрыто безжалостными минами оспин и залеченных угрей.

Она стояла перед поскрипывающей от старости сценой местного ДК, а из-за кулис выходили все новые претендентки на гордое звание «Мисс N-ск». Выходили – и с трепещущим сердцем останавливались в желтом круге прожектора, ожидая, когда распорядительница назовет их жирными, коротконогими, неповоротливыми или с кривоватой ухмылкой циника вытащит на свет некую неприятную интимную деталь вроде плохо подбритых подмышек или золотой коронки, сверкнувшей в глубине заискивающе улыбающегося рта. Предстоящий конкурс две недели рекламировался по местному телевидению, так что бороться за статус первой красавицы пришла, казалось, вся женская часть города. Некоторые самонадеянные интриганки проигнорировали указанные параметры возраста и роста – может быть, искренне верили, что они выглядят моложе и выше, а может быть, им казалось, что перед «перчинкой» их образа не устоит ни одно жюри. И вот теперь их в пух и прах разносила лошадиная девушка с мегафоном.

– Женщина, вы куда пришли – рекламировать крем от глубоких мимических морщин? Следующая!.. А вы – боюсь, вы немного перепутали, кастинг цирка лилипутов проходит в другом месте!… Следующая!

Алена и Галочка уныло переглянулись – выходить на сцену почему-то расхотелось. На обеих были купальники. На Галине – новенький, красный, с переливающимися стразами и золотой брошью в виде стрекозы на лифе. Загорелая дочерна, складненькая, в лаковых туфлях на десятисантиметровых каблуках и золотой цепочкой вокруг осиной талии – она была похожа не то на любимую наложницу арабского шейха, не то на обманчиво скромную девушку с обложки Playboy (да, она в купальнике и наивно улыбается, но мы-то знаем, что в глубине журнала запрятан topless-разворот!). На Алене – старенький, дачный, выцветший. И сама она тоже какая-то выцветшая – как и большинство урожденных рыжих, она не переносила солнечных лучей. На солнцепеке ее бледная тонкая кожа мигом превращалась в кровоточащий волдырь. Длинные волосы она небрежно раскидала по плечам – скорее не для того, чтобы продемонстрировать их здоровую шелковую красоту, а для того, чтобы хоть как-то закамуфлировать костлявую спину. Каблуков у нее не было и в помине, и ступни сорок первого с половиной размера красовались все в тех же растоптанных коричневых сандалиях. Алена представляла, что скажет по ее поводу злобная лошадь с мегафоном, и слезы заранее наворачивались на глаза.