Разговаривая, я пытался сделать хотя бы чашку кофе, не получается даже с моей возросшей мощью и опытом, недостает сосредоточенности.
Эльфийка смотрела встревоженно, когда я внезапно оборвал себя на полуслове и уставился державно-тяжелым взглядом на стол, словно вижу гибель цивилизаций и уже принимаю меры.
Наконец появилась большая чашка с кофе, а на той стороне стола огромная вазочка с изящными воздушными шариками сливочного мороженого, украшенного свежими ягодами клубники, земляники и голубики, а еще дроблеными орешками.
Она тут же вылезла из кресла и подсела к столу. Я пил большими глотками и продолжал ломать голову, прикидывая, какая реакция будет в первую очередь и где придется латать сначала, а где потом.
Вообще-то та, первая Хартия Вольностей, о которой я слышал в детстве, была направлена также и на ущемление прав короля, однако я такие абсурдные пункты включать в текст не стал.
За соблюдением правопорядка и законности кто-то да должен следить, так что я лишь расширил статьи о недопустимости ареста, о заключении в тюрьму, лишении владений, объявлении вне закона, изгнания или любого другого утеснения иначе как по приговору равных, то есть суда присяжных.
Массу отпечатанных в типографии Сен-Мари экземпляров гонцы на следующий день начали развозить во все концы герцогства, а там приколачивали на городских площадях на столбах и воротах городских управ.
Дверь распахнулась, на пороге появился сэр Переальд, взглянул сперва, как тут я, в безопасности ли, доложил мрачно:
— Сэр Бальдфаст Бредли, ваше высочество.
— Пропусти, — сказал я, — он по моему вызову.
Переальд отступил, через пару секунд порог переступил сэр Бредли. Дверь за ним захлопнулась.
Он не сказал, что стража у меня серьезная, даже не повел бровью, лишь поклонился по-военному коротко.
— Ваше высочество…
— Лорд Бредли, — сказал я нетерпеливо, — время поджимает, потому сразу к делу. Мы принесли в эти земли законность и справедливость. Но простой люд еще не готов к переменам, слишком уж внезапны, а лорды придут в ярость и попробуют оказать сопротивление…
Он смотрел исподлобья.
— Ваше высочество?
Я сказал жестко:
— Вы в Варт Генце умелыми и весьма быстрыми мерами предотвратили гражданскую войну, при которой горела бы вся страна, люди гибли бы сотнями тысяч, исчезали бы целые города…
Он не дал мне договорить, поклонился и сказал, не поднимая глаз:
— Я все понял, ваше высочество. Вы должны дать возможность простому населению осознать свои свободы и подготовиться.
— Именно, — сказал я с облегчением. — А до этого времени законность и порядок поддерживаем мы. Для нас здесь не существует неприкосновенных!..
Он снова взглянул исподлобья.
— Ваше высочество?
Я пояснил все так же властно и жестко, демонстрируя, что у меня сомнений нет, потому не должно их быть и у него:
— Графа, барона или простолюдина вздергивайте за неповиновение на одинаковой веревке и одинаково быстро. Чтобы не успели возмутить вокруг себя народ!.. Ввиду военного времени вы будете судьей, прокурором и защитником. Это относится не только к Истанвилу, но и всему герцогству. Даю вам все необходимые полномочия. Бумаги получите у сэра Альбрехта.
Он чуть вздохнул.
— Хорошо, ваше высочество. Исполню.
— Это не навсегда, — сказал я быстро. — Может быть, совсем недолго! Но от жестокой диктатуры и попирания свобод лордов нужно отходить не раньше чем общество готово будет принять власть. Иначе все наши усилия будут напрасны.
Он выпрямился.
— Разрешите выполнять?
— С Богом, — сказал я. — Рассчитываю на вас, сэр Бредли. Рассчитываю.
Он поклонился быстро и коротко, тут же вышел. Слышны было в коридоре его четкие и уверенные шаги.
Я подумал, что против Великой Хартии Вольностей в принципе должны быть даже мои самые преданные сторонники из числа владетельных лордов.
До этого я рискнул только на одно-единственное нововведение, что тоже вызвало гнев и сопротивление: сбор налогов в государственную казну. И то решился только в так называемых покоренных королевствах: Сен-Мари и Турнедо, а затем, виртуозно используя угрозу гражданской войны, — в Варт Генце и Скарляндах.
Но в Армландии, где я сюзерен на общих основаниях, лорды по-прежнему собирают налоги со своих земель в свой карман, мне же ни копейки. Зато, если считают нужным, они поддерживают меня своими дружинами. Но могут и в любой момент собрать свои отряды и вернуться в Армландию, оголив важные участки фронта.
К счастью, я успел, хоть и в последний момент, с созданием королевской армии, которая подчиняется только мне. Но даже в Сен-Мари и Турнедо не могу ввести Великую Хартию Вольностей… Нет, могу, но все-таки придется преодолевать сопротивление тех лордов, что уже верно и преданно служат мне: Арчибальд Вьеннуанский, единственный сын могущественного лорда Чарльза Фуланда, сам герцог Фуланд, сэр Фридрих Рюккерт, Рудольф Герман Лотце, Людольфинг Фортескью, в Геннегау по ту сторону площади напротив королевского дворца роскошный особняк Фридриха Рюккерта, владетельного лорда, замок его в землях Алых Маков, в Геннегау собственный дом, при Кейдане был его приближенным, а сейчас верно служит мне, лорд Вильгельм Рошер, лорд Карл Людвиг Кнебель, Оскар Лаубе, лорд Бенедикт Карберидж, барон Френк Ховард, юный отпрыск знатного рода Холбергов, верховный лорд Джералд Бренан, очень богатый и могущественный землевладелец, лорд Джеймс Гарфильд, лорд Уильям Дэвенант и лорд Томас Фуллер, тоже из богатых и влиятельных родов, по своему могуществу и влиянию по-прежнему занимают высокое положение и оказывают заметное влияние на жизнь в Сен-Мари…
А как отреагирует герцог Вирланд Зальский, граф Устурийский, что владеет огромными землями на севере страны? С ним только-только начали складываться отношения, но при недовольстве мной он может уйти в свою неприступную крепость Аманье, к нему начнут стягиваться недовольные лорды со своими войсками.
Оживятся советники Кейдана — герцог Боэмунд Фонтенийский и герцог Алан де Сен-Валери, да и сам Кейдан может воспользоваться моментом.
Уж молчу про Ундерленды, что моментально объявят о независимости от Сен-Мари, а там лорды, что были моей опорой: сэр Трандерт, сэр Витерлих, Анри Готмар, Бовман, граф Биллун…
Нет, только здесь, в герцогстве. И все необходимые реформы проводить как можно быстрее и увереннее. Никто из местных лордов не должен и помыслить, что трушу и колеблюсь, что готов отступить, если вдруг решатся и сумеют выступить единым фронтом.
— Ты зачем такой злой?
Я вздрогнул, выныривая из воображаемых битв, вернулся в эти уютные покои сволочного герцога, — умел устраиваться, гад. Эльфийка уже дожрякала мороженое, перевела дух и тайком утащила у меня чашку с кофе.
Вообще-то я люблю смотреть, как она пьет. Смешно держит обеими лапками и осторожно отхлебывает, поглядывая на меня поверх нее настороженно, как зверек, готовый услышать «брысь» и метнуться в норку.
Я нарочито наливал ей по самый ободок, даже с горкой, так что лишь поверхностное натяжение не позволяет перелиться через край, и она осторожно вытягивает верхнюю губу, опуская ее, как бабочка в нектар, а на меня поглядывает сердито, догадываясь, что это такое жалкое людское издевательство над благородной эльфийской расой.
— Ты останешься здесь, — объяснил я. — Дворец не уступает королевскому, и в нем должен быть хозяин. Ты и будешь им.
Она подпрыгнула, едва не расплескав кофе.
— Я? Хозяином?
Я сказал великодушно:
— Так и быть, хозяйкой.
— А ты?
— У меня браслет Гонца, — объяснил я честно. — Из любого боя смогу прыгнуть сюда к тебе. Ты останешься как символ новой жизни для ламбертинцев! Прекрасная эльфийка в роли королевы! Или герцогини, неважно. Хотя вообще-то уже принцессы. Все менестрели сразу начнут изощряться, кто круче балладу задвинет!
Она вскрикнула в ужасе:
— Я ничего не умею!.. Ты шутишь?
— Ничего и не надо, — утешил я. — Хуже, если бы что-то умела. Я им такую Хартию Вольностей всобачил, что всех заставит работать впятеро больше, но по их собственной воле. Так что скоро Совет будет собран действительно из умнейших, вне зависимости от их знатности. Они и будут руководить герцогством на всех уровнях. Ты пей, не отвлекайся. А я посмотрю на этот цирк.
— Страшно, — сказала она умоляюще. — Я лучше с тобой на коне.
— Низ-зя, — отрезал я. — И так уже начинают хихикать, что вожу ребенка с собой.
— Я не ребенок!
— А с виду? — спросил я. — Мужчины знают, что внешность женщины обманчива, но не хотят верить. Но я буду появляться сюда часто. А ты постепенно войдешь в курс.
В двери заглянул Переальд:
— Ваше высочество, к вам отец Дитрих.