Майкл Суэнвик Между небом и землей
И вдруг, пока я брел вниз головой по телефонным проводам, глядя под ноги, на плоское, холодное, кое-где присыпанное колючими яркими звездами небо, меня осенило: стоит на миг поддаться слабости, сделать маленький шажок вбок - и все. И я вечно буду падать вверх, к недостижимым высотам ночи. Тут в меня словно бес вселился, и я перешел на бег.
Ах, как пели провода под моими ногами! Ах, как они качались и выгибались надо мной, пока я мчался сломя голову! Мимо кафе-закусочной «Рикки», и в гору, в гору, в гору. Мимо старой шоколадной фабрики и комбината «Ай-Ди-Ай», где делают рекламные дисплеи. Мимо контор «охотников за головами», мимо «А. Дж. Лакорс: Электромоторы-Регуляторы-Запчасти». Выше и выше, по склону, который становится все круче, вдоль извивающейся, как змея, вереницы коттеджей, что карабкается к самому Риджу. Дважды я обгонял пешеходов, скрючившихся и закутанных, пригнувших головы, но не побежденных - шут знает, какие таинственные дела выгнали их из дома в такую погоду. Они-то меня не замечали, само собой. Где уж им, пешеходам. Впереди уже показалась ферма, где выращивают антенны - честно, целое поле антенн. И Семь Сестер, разукрашенные красными огоньками, как новогодними гирляндами, приросшие к земле, словно сталактиты. «Куда бежим, малыш?» - проворковала одна из башен - кажется, Гегемона - скрипучим, хриплым от помех голосом.
– Отстань, - процедил я, не замедляя бег, и все семь башен захихикали.
По шоссе, бормоча, ползли машины. Эта местность, хотя люди постарались заселить ее и вообще привести в порядок, изобиловала оврагами, с которыми ничего нельзя было поделать. Вот и здесь, сразу за обочиной, начинался непригодный для строительства крутой скалистый склон - царство деревьев и мусора. Коробочки от макдональдсовских гамбургеров и белые целлофановые пакеты махали вслед проезжающим автомобилям. Я прибавил ходу и начал выкладываться по-настоящему.
Примерно в квартале от Риджа я поскользнулся и чуть не упал. Еле успел ухватиться за столб. Огорошенный собственной беспечностью, я повис над бездной. Голова кружилась. Нервы шалили. Земля, чугунным щитом нависшая над моей головой, была черней, чем сама чернота, и все же я чувствовал: она. точно охотничья собака, принявшая стойку, готова в любой момент наскочить на меня, раздавить в лепешку, размазать в ноль. Я с ужасом уставился на нее.
Кто-то выкрикнул мое имя.
Я обернулся. Прозрачная, голубая фигурка приникла к телеантенне на крыше маленького кирпичного коттеджа. Ага, Вдова Чарли. Рукой, мерцающей серебристым огнем, она указала в дальний конец Рипке-стрит. Я крутанулся вокруг столба - посмотреть, кто там.
Оказалось, Труподав.
Увидев, что я его заметил, он выдвинул еще несколько щупалец, задрал свою шипастую голову и издал вопль, отскочивший рикошетом от Камнесферы. У меня кровь застыла в жилах, хотя ни жил, ни крови у меня нет.
В паническом смятении я поднялся назад на провода и помчался к своему спасительному укрытию - Риджу. Я знал, что путь Труподаву преградят стены моего бесплатного, незаконного, дряхлого жилища под названием «Рокси». В чем их сила, я не знал. Но такие правила приходится запоминать, если хочешь выжить.
Итак, я бежал. Краем уха я слышал, как Семь Сестер кудахчут и сплетничают между собой, заодно успевая транслировать радио- и телепередачи на нескольких десятках частот сразу. Им плевать на мою беду.
Труподав, пыхтя, начал взбираться на гору по проводам, быстро перебирая десятками своих щупалец. На перекрестке Риджа и Леве-рингтона меня нагнала, пихнув в спину, поднятая им ионная волна. На заправку фирмы «Атлантик» въезжали автомобили. У минимаркета «А-Плюс» сшивались подростки: небрежно швыряли на тротуар недокуренные сигареты, по-жеребячьи топотали ногами, дожидались, пока хоть что-нибудь случится. Каюсь, у меня они вызвали глубокое презрение, смешанное с завистью. Каждый из них жутко переживал из-за отметок, наркоты или прыщей, но все - даже жалкие замухрышки - чувствовали себя весьма уютно в могучих крепостях своих тел.
До дома оставалось буквально несколько ярдов. «Рокси» - огромный старый кинотеатр, носивший гордое имя «кинодворца» - был заброшен, затем частично перестроен под каток для скейтбордистов, который, в свою очередь, почти немедленно прогорел. Но когда-то «Рокси» был волшебным местечком и до сих пор, несмотря на все превратности судьбы, гордо нес на своем фронтоне терракотовые барельефы. Там были пышные банты, и бородатые Нептуны, и исполинские головы, которые, надув щеки, дудели в флейты Пана. А также гитары, цветы и драконы. Я перешел Ридж по мертвому телефонному проводу - хрупкой, но все еще надежной паутинке.
Почти спасен.
И тут монстр набросился на меня с яростным электромагнитным воплем, таким жутким, что даже Сестры на миг смолкли. Он ударил меня сбоку - буря обнаженных бритв, феерия алмазных лезвий, сплошная стена когтей и крючьев.
Я схватился за ржавый карниз.
Поздно! Тело пронзила боль, глаза заволокло белой пеленой тошноты. В одно мгновение я утратил имя своей второй дочери, апрельское утро, когда для меня, пятилетнего, весь мир был как с иголочки, дымную череду посиделок до утра в ренселлерском политехе, ухмылку толстомордого немца, что жил на Лафонтен-стрит, острую боль в только что растянутой щиколотке на складе магазина «Банана-Репаблик» и те минуты, когда мы с моим стариком на озере Шампле вылавливали из воды желтый резиновый плотик. Все это - и еще тысяча других вещей - исчезло, высосанное из моей души, растоптанное в прах, невосполнимое.
Когда животное ранено, оно приходит в ярость. Взбесившись, я дал монстру сдачи, из-под моего кулака полетели брызги. Труподав встал на дыбы, норовя навалиться на меня и раздавить, я же попытался увернуться. Что-то лопнуло, я вывернулся.
И, проскочив через стену, оказался в своем безопасном убежище - обители мрака и летучих мышей.
– КОББ! - взвыл Труподав. Как шальной, он метался вокруг здания, скрежеща по кирпичным стенам зубами и конечностями, бешеный, как мартовский ветер, непредсказуемый, как шаровая молния.
Покамест мне ничто не угрожало. И все же он похитил частицу моей души и, замучив до смерти, присвоил. Теперь я уже не мог обманывать себя надеждой; что когда-нибудь он просто отвяжется от меня и уйдет.
– К-к-к-к-к-к-к-ко-о-о-оу-у-у-б-б-б-б! - он разъял мое имя, превратив его в замысловатый, составленный из перехлестывающих друг дружку нот аккорд. Голос у него был противный, чавкающий, как грязь. Казалось, сам его звук пачкает мои уши. - К-к-к-к… - пауза, - о-о-о-о-б-б-б-б-б-б-б!
Двигаясь, словно в бреду, онемев от ужаса, я долго лазал по вогнутому жестяному потолку «Рокси», пока не отыскал местечко, где не было летучих мышей. Вконец усталый и отчаявшийся, я приник к потолку.
– К! К! О! О! О-О-О-О! Б! Б! Б!
Но как этот монстр меня отыскал? Я думал, что улизнул от него еще в Манхэттене. Неужели на высоковольтных проводах, по которым я убегал, остались следы? Возможно. Но не исключено, что у него со мной какая-то особая связь. За время погони он наверняка встречал на своем пути добычу и полегче. Значит, у Труподава со мной счеты. Может, я знал его - или ее? - когда он (она?) был (была?) человеком. Вполне вероятно, что кто-то из нас играл огромную роль в жизни другого. Может, мы даже любили друг друга. А что, бывает. Мир устроен гораздо более странно, чем казалось мне раньше.
И тут я с ужасом осознал, до чего докатился, заново увидел все убожество моего жилища, всю неизбежность нависшей надо мной опасности, все зловещие тайны, кишащие в моей вселенной. И зарыдал, оплакивая все, что утратил.
И в конце концов Солнце выехало из-за горизонта, как личный «кадиллак» Господа Бога, и торжествующий рев его хромированных труб сообщил всем нам, всем исчадиям ночи, благую весть: пора спать.
Мир переворачивается вверх тормашками - вот первая примета того, что ты умер. Обалдеваешь оттого, что напрочь потерял ориентацию в пространстве. Плюс какое-то странное - боль-не-боль - ощущение: это рвутся последние ниточки, связующие тебя с твоими телесными компонентами. Тут-то ты и выскальзываешь из своей плоти. И сваливаешься с планеты.
Падая, ты разжижаешься. Субстанция, из которой ты состоишь, растягивается и утончается, превращаясь в этакий блинчик, и ее сияние меркнет по мере того, как ты набираешь скорость. Насколько известно, этот процесс длится поистине бесконечно. Ты угасаешь, утончаешься, остываешь… и, наконец, слипаешься со всеми, кому также довелось умереть, - субстанцией, которая ровным-ровным слоем пронизывает вселенский вакуум, вечно стремясь вперед, но так и не достигая абсолютного нуля системы координат. Разуй глаза: небо полно мертвецов.
Но в космос попадают далеко не все. У редких счастливцев хватает соображения или везения кое-как уцепиться за земное существование. Лично меня выручила случайность. Поздно вечером, когда я работал над докладом, у меня случился сердечный приступ. В офисе больше никого не было. На потолке под штукатуркой оказалась металлическая сетка - она-то меня и спасла.