Да, вмешалась. Но ведь не специально же! А под конец и вовсе помогла найти тайное хранилище крови.
Правда, для отца это аргументом не являлось, поэтому оставалось только жалобно повторять:
— Такого больше не повторится! Обещаю!
— Не повторится. Потому что дома у тебя не будет шансов придумать очередное приключение на свою голову. Собирай вещи! — Он был неумолим.
— Не поеду! — воспротивилась я из последних сил. — Я уже не маленькая девочка, а совершеннолетняя и самостоятельная. Все, что ты можешь решать до того, как мне исполнится двадцать два, это за кого мне выйти замуж. А в остальном я сама вправе принимать решения! И я решила остаться! Мое обучение оплачено!
— Обучение — да, но и только. На что планируешь жить, самостоятельная моя? — с сарказмом уточнил отец.
— Работу найду, — выдавила я в ответ, плохо представляя, как именно это буду делать.
— Работа? Ты знаешь это слово? — продолжал ехидничать родитель. — Кара, мы теряем время. Я сказал — домой!
— А я сказала — нет!
— Если ты думаешь, что я не потащу тебя силой, — ошибаешься, — с угрозой предупредил он. — При этом дома всыплю ремня всем Карам сразу: и совершеннолетней, и самостоятельной.
Мы стояли друг напротив друга, словно дуэлянты. И неизвестно, до чего бы дошло дело, но набирающий обороты скандал остановил спасительный стук в дверь.
Родитель нервно ее распахнул и с недоумением воззрился на улыбающуюся госпожу Трингрос.
— Ваша честь, — поприветствовала ректор отца корявеньким книксеном. — Счастлива, что застала вас здесь. Нам необходимо переговорить по важному делу, касающемуся обучения Кары…
— Я забираю свою дочь из академии! — рыкнул тот. — Так что говорить не о чем.
— Забираете Кару? — Госпожа Трингрос искренне удивилась. — Но она ведь так хорошо учится, старается! Благодаря ее личному примеру весь факультет Защиты впервые за долгие годы радует нас усердием и знаниями.
Моя душа тут же преисполнилась к этой высокой худощавой женщине благодарности. Особенно после того, как лицо отца от похвалы в мой адрес приняло сначала недоверчивое, а потом сосредоточенное выражение.
— Я так понимаю, ваше недовольство связано с недавними событиями, произошедшими в академии, и тем фактом, что пострадали две студентки, — обеспокоенно продолжила ректор. — Но я вас уверяю, никакой халатности со стороны руководства учебного заведения в вопросе обеспечения безопасности студентов не было. И я…
— Вас никто и ни в чем не обвиняет, госпожа Трингрос, — прервал отец. — С тем, чтобы найти неприятности, моя дочь и сама отлично справляется. К тому же еще недавно она и сама не хотела учиться на факультете Защиты.
— А сейчас хочу! Мне нравится учиться! Это правда, папа! — Я вновь жалобно посмотрела на него.
— Ваша дочь повзрослела и взялась за ум, — тут же добавила ректор. — Если раньше успеваемость Кары оставляла желать лучшего, то сейчас она, без преувеличения, одна из лучших. Думаю, девочке надо дать шанс.
В который раз вознеся мысленную благодарность за нежданное заступничество, я продолжила умолять родителя взглядом. Ссориться с папой совершенно не хотелось, но и покидать академию я не намеревалась.
— Обещаю, буду вести себя благоразумно, заниматься учебой и только учебой! — торжественно поклялась я.
— Где-то я это уже слышал, — проворчал отец.
Не сердито, а лишь с какой-то усталостью. И стало понятно — он почти сдался.
— Прости, — пролепетала я. — Это было в последний раз. Честно.
Секунда-другая молчания, и родитель с тяжелым вздохом нехотя сказал:
— Хорошо. Но не приведи Создатель, я услышу еще хоть одну жалобу, Кара. Хоть одну, по любому поводу. В тот же день ноги твоей в академии не будет.
— Спасибо, папочка! — счастливо взвизгнула я, чувствуя, как с души словно камень свалился от облегчения.
— Вот и замечательно! — пропела госпожа Трингрос. — А теперь не могли бы вы уделить мне немного внимания, ваша честь?
Отец утвердительно кивнул, а я преисполнилась любопытства, гадая, что же такого важного она хотела сообщить.
На миг даже мелькнула мысль о том, чтобы потихоньку проследовать за ними и подслушать разговор. Мало ли, дар помог бы? Но, памятуя об угрозе отца, я все же осталась в комнате. Тем более что организм настойчиво требовал отдыха.
В сон я провалилась, едва голова коснулась подушки.
Несмотря на выходной день, утро началось рано. Проснулась я сама от беспокойства о самочувствии подруг, которых из-за спора с отцом так вчера и не навестила. Сегодня это упущение необходимо было исправить.
Собиралась нервно и быстро — слишком уж не терпелось поскорее увидеть девчонок. Даже прической пожертвовала, просто стянув темные локоны в тугой хвост. И, как оказалось, торопилась не я одна. Сборы прервал резкий стук в дверь и влетевший через секунду Сайрус.
Короткие рыжевато-каштановые волосы оборотня были взъерошены, янтарные глаза взбудораженно горели, а рубашка небрежно выглядывала из-под кожанки, не заправленная в брюки. В общем, сразу видно — парень спешил.
— Кара, я в больницу. Ты со мной? — выпалил он.
— Естественно. — Я тут же надела тонкое шерстяное пальто, демонстрируя полную готовность.
Подцепив меня под руку, Сайрус тут же помчался на выход. До стоянки, где находился его флайвер, добрались в мгновение ока, и вскоре парень уверенно направил машину в коридор полетов.
«С ними все должно быть хорошо. Хорошо!» — словно заклинание повторяла я про себя, наблюдая за приближающимися строениями больничного корпуса Академии Врачевания.
Припарковав флайвер у длинного шестиэтажного строения из светло-серого камня, мы спешно зашли внутрь. Сразу при входе, в просторном сером холле располагалась высокая стойка информации, за которой сидела пожилая дама.
— Чем могу помочь, молодые люди? — завидев нас, поинтересовалась она.
— Мы бы хотели навестить друзей. Они вчера поступили. Николетта Мэркс и Лилиан Лоуд, — выпалил Сай и с нетерпением подался вперед, глядя, как работница больницы считывает с экрана визариума данные о девушках.
Да и я от напряжения губу закусила. Вот сейчас…
— Боюсь, у вас ничего не получится, — чуть нахмурившись, ответила женщина.
Сердце ухнуло вниз. Неужели с девочками случилось что-то страшное?!
— Почему? — хрипло спросил Сайрус, сжимая стойку так, что костяшки пальцев побелели.
— Посещение этих больных возможно только с личного разрешения господина Старшего следователя. Палаты, в которых лежат ваши друзья, охраняются, так что пройти к ним невозможно.
Мы с Саем обменялись полными разочарования взглядами.
— Но мы хотя бы можем узнать, как их самочувствие? — Я умоляюще посмотрела на женщину.
— Состояние стабильное, — коротко ответила та. — Больше ничего сказать не могу.
Дама выразительно перевела взгляд на визариум, показывая, что разговор завершен. А мы с Сайрусом развернулись и, выйдя из здания, уныло побрели к стоянке.
— И как это «стабильное состояние» понимать? — пробормотала я. — Стабильно хорошо или стабильно плохо?
— Сплюнь, — нервно буркнул Сай. — Надо верить в хорошее. Все равно без доступа не узнаем.
— А доступ у Андре Травесси… — Я выразительно поежилась и нырнула в флайвер.
— Соваться сейчас к Травесси — самоубийство, — мрачно констатировал Сайрус, усаживаясь на место водителя и поднимая машину в воздух. — После срыва операции он нас даже слушать не станет.
— Это точно, — уныло согласилась я, разглядывая однообразный пейзаж за окном.
— Но что-то надо придумать, — стукнув рукой по рулю, с раздражением произнес Сай. — Да, я виноват, но это не повод лишать нас возможности повидать больных друзей. Девчонки там совсем одни, а нас не пускают и пару минут пообщаться. Может, с отцом поговоришь?
— Не вариант, — я вздохнула. — Он помогать не станет. Несколько часов назад папа вообще жаждал забрать меня из академии.
— Что? — изумился Сайрус. — Как забрать? Надеюсь, он передумал?
— Передумал, но у меня последнее предупреждение. Еще одна ошибка, и я навеки заперта в поместье. — Я вздрогнула от безрадостной перспективы.
— Прости, что подставил, — глухо произнес парень. — Травесси и Брок правы, я паршивый следователь. Все испортил, еще и вас подверг опасности…
— Глупости! — перебила я. — Мы не безвольные манекены, чтобы нами можно было управлять. Каждая из нас осознавала, на что идет. Так что прекрати это самобичевание. Тем более, формально всех втянула в неприятности именно я, когда пересказала разговор, не предназначавшийся для чужих ушей. Решения мы принимали вместе, всем и расплачиваться.
— Но вы — женщины.