Я-то не вздрагиваю, а вот Костя вздрогнул, и взгляд, которым его одарил ворон, показался ему вполне осмысленным. У него даже кольнула мысль, что тот за ним следит.
Ладно, простим человеку его фантазии, сто лет назад люди были более впечатлительны, они еще слыхом не слыхивали об Освенциме, атомной бомбе и Чернобыле и даже не догадывались, что самый опасный враг человека — он сам.
В общем. Костя продолжал таращиться на ворона, а тот на него, плавно передвигаясь по ветке. И продолжалось сие до тех самых пор, пока Костя не понял, что ситуация невыносимо глупая, и не закрыл окно в крайней на себя досаде. Хотя вполне мог швырнуть в птицу чем-то тяжелым. Должно быть, такая мысль просто не пришла ему в голову.
Костя вернулся к столу, завернул кинжал в тряпку и запер в верхнем ящике. Вдруг подумал про себя: надо бы сказать экономке, чтобы повесила в кабинете шторы на окна, хотя ранее он прекрасно обходился без оных. И перед тем как отправиться спать, подробнейшим образом занес в дневник все события этого дня. Судя по всему, на это у него ушло много времени. Наконец Костя отложил дневник в сторону и лег в постель.
У молодого человека сон должен быть крепкий, а тут еще усталость и волнение дня… Я бы не удивилась, если бы мой прапрадед спал в ту ночь как убитый. Но.., заснуть-то он заснул, но ненадолго. Потому что среди ночи проснулся не просто так, а от кошмара. Что конкретно ему приснилось, он сообщить не пожелал, но сон был напрямую связан с последними событиями (может, снился ему все тот же ворон, а может, кое-что и похуже), и первой его мыслью, когда он в темноте открыл глаза, была мысль о кинжале, точнее о том, что он дурака свалял, оставив его в кабинете. Надо было взять его с собой или устроиться на ночлег на кабинетном диване.
Костя торопливо поднялся, настороженно прислушиваясь. В доме царила тишина, и он совсем было собрался вновь юркнуть под одеяло, но тут ушей его коснулся странный шорох (разумеется, странный, ибо в том состоянии, в котором Костя находился, по-другому и быть не могло). Набросив халат. Костя решил заглянуть в кабинет, но слегка задержался, в темноте пытаясь найти оружие. Обычно револьвер его лежал в бельевом шкафу, являясь бесполезной игрушкой — стрелять из него Костя не умел и даже слегка револьвера побаивался, но револьвер был подарком брата, и Костя, перебираясь в губернию, захватил его с собой. (Насколько я помню, в те времена была мода на оружие, экзальтированные дамочки таскали в сумочках «браунинги», а студенты стрелялись из-за несчастной любви.) Зажигать свет Костя почему-то не стал, а в темноте поиски заняли довольно много времени. Наконец он нашел то, что искал, и направился в кабинет. И когда толкнул дверь, услышал, как в кабинете звякнуло оконное стекло. Далее все было как в классическом триллере. Костя ворвался в кабинет, который тонул во мраке, быстро огляделся и прошел к окну. Окно было чуть приоткрыто и тихо поскрипывало от ночного ветерка. Рама оказалась взломанной. Костя распахнул обе створки, и тут.., что-то огромное, черное, раскинув крылья, шарахнулось с ветки. Костя услышал глухой удар, а в следующий момент грохнул выстрел, и Костя не сразу понял, что стрелял он сам. Как на грех, ночь выдалась безлунная и до того темная, что разглядеть, что происходит внизу, не было никакой возможности. Костя лишь слышал шаги да чье-то прерывистое дыхание.
Выстрел наделал много шума. Сначала прибежал дворник, потом блюститель порядка, окна в соседних домах пооткрывались. Люди спросонья не могли понять, в чем дело. Крики, шум, кто-то заорал «пожар», и началось форменное безумие.
Костя между тем уже пришел в себя, зажег в кабинете свет и кинулся к столу. Нечего и говорить, что кинжала на месте не оказалось. Верхний ящик был взломан, выдвинут, и в нем лежала лишь тряпица, в которую Костя завернул кинжал…
— Да… — сказала я громко, дочитав дневник до этого места и поскребла затылок. Выходит, кинжал в самом деле был кому-то очень нужен. Так нужен, что человек пошел на отчаянный шаг: забрался в квартиру заместителя прокурора, взломал ящик и свистнул вещдок…
И в наше время разговоров бы о подобном происшествии надолго хватило, а тогда о случившемся мгновенно узнал весь город. Утром, когда рассвело, приступили к осмотру места преступления. И тут уж фантазии о здоровенной вороне пришлось оставить, на мягкой земле обнаружили под кабинетным окном отпечаток ноги, вполне человеческой, а на кусте сирени, что росла по соседству, кровь. Костя хоть и был никудышным стрелком, но, видимо, пуля, выпущенная из его оружия, достала-таки злоумышленника. Косте пришлось отвечать на множество вопросов, и чувствовал он себя хуже некуда. Кинжал исчез, и молодой человек был уверен, что он вернулся к прежним хозяевам, то есть в монастырь.
Его рассуждения показались мне здравыми. Кстати, человека в черном, при известном воображении, вполне можно принять за гигантскую ворону, а широкие рукава сутаны — за крылья. Вот только сама мысль о грабителе-монахе… А собственно, почему бы и нет? Если люди решаются на убийство, ограбление для них — плевое дело.
О своих соображениях Костя помалкивал, потому что к тому моменту в заговоре уже подозревал практически всех, от губернатора до дворника, который, по его словам, не спал всю ночь и никого во дворе не заметил. След на земле и кровь явно его словам противоречили. Скорее всего, мужик тихо-мирно спал и проснулся от выстрела. А со двора можно было уйти через боковую калитку, которая выходила к реке.
Расспросы и поиски ничего не дали, и народ в городе понемногу успокоился. Но только не Костя. Пренебрегая своими обычными обязанностями, он в тот же день отправился в монастырь. Разумеется, в сам монастырь он заглянуть не решился и разговор с Андреем посчитал излишним. Не было у него ни одной улики, чтобы прижать святошу. Поэтому он наблюдал за обителью издалека, то есть, проще говоря, без всякого толку болтался вблизи монастыря.
Однако занятие было не таким уж и глупым, как могло показаться вначале. Буквально на следующий день терпение Кости было вознаграждено. Рано утром монастырские ворота открылись, и появилась коляска, в которой сидел отец Андрей. Он отправился в город, и Костя с небольшой задержкой следом, заранее позаботившись о том, чтобы лошадь была наготове. Возница, нанятый им, заверял, что домчит его за пять минут, и не обманул, потому что вскоре Костя заметил монастырскую коляску и приказал вознице не спешить.
Вот так они въехали в город: сначала отец Андрей, а за ним и Костя. Андрей остановился в гостинице, что возле вокзала, и вскоре отправился в епископскую канцелярию, о чем Костя узнал, подослав к сопровождающему Андрея монаху своего возницу, молодого парня. Монах сообщил, что в городе Андрей пробудет недолго и уже сегодня отправится в Троицкий монастырь. Костя очень разволновался. Почему-то он был уверен, что Андрей неспроста затеял свою поездку. Грядущее расследование в монастыре наверняка заставит его проявлять осторожность, а это значит, что Андрей постарается надежно спрятать то, что, по его мнению, нежелательно видеть другим. Почему бы, например, не в Троицком монастыре, куда он в последнее время часто ездил и где у него, скорее всего, есть сообщники?
Что ж, я бы тоже так, наверное, решила. Дальнейшее поведение прапрадеда мне, в общем-то, понятно. Он надумал обыскать комнату Андрея в гостинице, пока тот находился в канцелярии, и затею эту осуществил. О том, как он раздобыл ключи от комнаты и проник туда, в дневнике ни слова. Возможно, тогда комнаты вовсе не запирались, а такого человека, как Костя, вряд ли бы кто заподозрил в дурном умысле.
Как бы то ни было, но прапрадед оказался в комнате, которую отвели Андрею, и первым делом обратил внимание на саквояж, стоящий под столом. Не колеблясь, он открыл его и под книгой, которая, конечно, оказалась Библией, обнаружил сверток. Торопливо развернул его и едва не рухнул в обморок от волнения. На столе прямо перед ним лежало четыре кинжала. Один Костя уже видел раньше — тот самый, что нашли в одежде погибшего Сергия, на рукоятке которого значилось имя Марк и имелся символ евангелиста — лев. На рукоятке второго кинжала были имя Лука и телец, на рукоятке третьего значилось имя Иоанн и виднелся символ — орел, а вот четвертый… Четвертый кинжал отличался от первых трех. То есть, с одной стороны, он был точной их копией — таким же по размеру и форме, с тем же узким острым лезвием и распятием на рукоятке, с другой стороны стояло имя Сергий и была надпись: «Рука твоя — рука Божья», но вместо символа евангелиста еще надпись — «Аду адово».
Поначалу Костя даже не мог понять, что это такое, и решил, что не правильно прочитал старославянские буквы, которые заметно стерлись, пока на ум ему не пришло известное изречение «Кесарю кесарево». Кажется, так ответил Христос на коварный вопрос, надо ли платить налог мытарю, то есть римскому императору. И вот тогда надпись стала ему понятна. «Аду адово» — то, что принадлежит аду, то есть злу, должно туда возвратиться. Костя так увлеченно разглядывал кинжал, что, кажется, ничего не замечал вокруг. Не слышал, как скрипнула дверь (по моему мнению, она непременно должна была скрипнуть), не почувствовал, как подул легкий ветерок, и шорох за спиной тоже не услышал. И только вдруг ощутив чье-то присутствие за спиной, хотел повернуться, но было уже поздно. Что-то с шумом обрушилось ему на голову, и он лишился сознания.