Поначалу я решила, что кинжал имеет какое-то отношение к знакам Зодиака, ведь телец — одно из созвездий. Но наличие на другой стороне распятия этому противоречило. Хотя, может, и нет. Туг пришла очередная догадка, и я, решив ее проверить, стала искать православный словарь, на что ушло довольно много времени. Книга стояла во втором ряду в огромном книжном шкафу, и обнаружила я ее не без труда. Зато была вознаграждена. Итак, Лука один из апостолов, оставивших жизнеописание Христа, то есть Евангелие. На иконах изображается его символ — телец. Лука начинает свое Евангелие повествованием о рождении Предтечи Христова Иоанна от священника Захария, в числе обязанностей которого было приносить в жертву между прочими животными тельцов. Немного путано, но не лишено логики. Трудно понять, зачем вообще понадобились символы, но, должно быть, два тысячелетия назад кто-то видел в них необходимость. Буквы на рукоятке сложились в фразу: «Рука твоя — рука Божья». Итак, никаких знаков Зодиака, вещь самая что ни на есть христианская — распятие, имя апостола и его символ. Вот только сама вещь мало подходит, с моей точки зрения, человеку верующему. Верующий человек просто обязан быть пацифистом, и оружие должно вызывать у него неприязнь. А в том, что передо мной оружие, я не сомневалась. Хотя постой… Матюша ведь сказал «ключ». Любопытно, к чему он? Или от чего?
Надо сказать, верующим человеком я себя не считала, хотя нравственный аспект христианства вызывал у меня уважение. Я повертела кинжал в руках и задумалась. Очень хотелось побыстрее разыскать Матюшу и устроить ему допрос, с какой такой стати он вручил мне необычную вещицу, а главное, что имел в виду под словом «ключ».
Я так увлеклась созерцанием кинжала и своими мыслями, что не услышала, как в комнату вошла бабушка. Надо сказать, старушка была любопытной и любила появляться неожиданно, то есть практически бесшумно, чему способствовала привычка ходить по дому в носках.
— Что это? — услышала я над ухом и вздрогнула от неожиданности. Хотела прикрыть кинжал тканью, но поняла, что безнадежно опоздала. — Откуда он у тебя?
Лицо бабушки выражало неподдельную тревогу, и я с ходу принялась врать:
— Дал один знакомый. Правда, забавная вещица?
— Ничего забавного я не вижу, — еще больше нахмурилась бабуля и, точно мгновенно обессилев, опустилась в кресло по соседству. — Слава, откуда у тебя этот кинжал? — повторила она, в голосе ее прозвучало нечто такое, что не позволило мне предположить — она просто желает быть в курсе всех моих дел, включая и те, которые ее не касаются, и беспокоится за меня, потому что другого занятия для себя придумать не может.
— Я же говорю: дал знакомый, — вздохнула я, все еще не желая сказать правду. — Он купил его на блошином рынке и хочет знать, представляет ли он какую-нибудь ценность.
— И поэтому обратился к тебе? — саркастически усмехнулась бабуля.
— У меня есть знакомые, которые в таких вещах разбираются, — ответила я, недовольно поморщившись.
— Не сомневаюсь. Дай сюда! — сказала бабушка так требовательно, что я поспешно протянула ей кинжал. — Принеси очки, — буркнула она. — На журнальном столике.
Я сходила в гостиную и вернулась с очками. Все это время бабуля держала кинжал в руках с таким видом, точно он жег ей пальцы. Водрузила очки на нос и принялась его разглядывать.
— Лука… Это другой кинжал, — сказала то ли с сожалением, то ли с печалью и положила его на стол. Надо сказать, бабуля у меня дама прогрессивная, церковь считает пережитком, а церковнослужителей — бюрократами, и ее познания в данной области произвели впечатление. — Надо же…
В этом ее «надо же» было столько удивления, что я почувствовала себя заинтригованной и полезла с вопросами:
— Что значит «другой»? Ты видела подобный кинжал?
— Нет. Точнее, видела рисунок. Твой отец был помешан на этой чепухе.
Такой ответ не просто не удовлетворил — он вызвал еще больше вопросов.
— Бабуля… — начала я, но она меня перебила.
— Не могу поверить, — с печалью покачала она головой, — через столько лет… Вот уж действительно судьба! Кто-то из твоих знакомых, говоришь… Славка, — нахмурилась она, — а ты не врешь? Надеюсь, ты помнишь, что врать нехорошо, особенно родной бабке?
Разумеется, я помнила. И теперь изнывала от соблазна покаяться. С другой стороны, хотелось побыстрее узнать что-нибудь о кинжале.
— Бабуля, ты говоришь загадками, — укоризненно заметила я.
Она махнула рукой:
— Должно быть, и впрямь судьба, а от нее не уйдешь. В отличие от твоего отца, у тебя есть здравый смысл, так что, надеюсь, эта штука не испортит тебе жизнь.
— А отцу испортила? — вытаращила я глаза.
— Он потратил много лет на поиски, вместо того, чтобы… Впрочем, твой отец был неординарным человеком и подходить к нему с общими мерками…
— Бабуля, ты меня уморишь! — не выдержала я. — У отца был такой кинжал, точнее рисунок?
— Был. Точно такой же, за одним исключением: на рукоятке изображение льва и имя Марк.
— Телец — символ евангелиста Луки, — со знанием дела кивнула я. Знания были приобретены двадцать пять минут назад, но от этого гордилась я ими не меньше.
Тут бабуля вновь потрясла меня. Она кивнула и продолжила, и никакая энциклопедия ей не понадобилась:
— Точно. Марк начинает свое Евангелие проповедью Иоанна Крестителя в пустыне, которая была подобна голосу льва, оттого и символ.
— Восхищаюсь твоими познаниями, — подхалимски произнесла я.
Она вновь усмехнулась:
— Твой отец мне все уши протрещал с этими кинжалами.
— Так, значит, существует несколько подобных кинжалов?
— Значит, раз один лежит перед тобой, а еще один я видела на рисунке. Всего их должно быть семь. По крайней мере, так считал твой отец.
— Почему семь? Ведь евангелистов всего четверо?
— Откуда мне знать? Так он считал. Отдавая ему дневник, я хотела, чтобы мой сын заинтересовался своими корнями… Я и подумать не могла, к чему это приведет…
— Бабуля, ты опять говоришь загадками, — попеняла я.
— Он действительно попал к тебе случайно? — нахмурилась она.
Я уже хотела рассказать правду, но вдруг подумала, что тогда интересующие меня сведения могу и не получить. Если бабуля решит молчать, никакие силы небесные не заставят ее говорить. Врать все-таки не хотелось, и я лишь кивнула.
— Сиди здесь, — сказала бабушка, поднимаясь. — Я сейчас все принесу.
Весьма заинтригованная, я сидела за столом, слыша, как бабуля в своей комнате хлопает дверцей секретера и выдвигает ящики. Когда я уже собралась идти туда, горя нетерпением, она появилась, держа в руках четыре тетради, которые я из-за кожаных переплетов поначалу приняла за книги.
— Вот, — сказала она, положив их на стол. — Это дневники моего деда, Белосельского Константина Ивановича.
— Почему ты раньше о них ничего не говорила? — удивилась я, взяв в руки потрепанную тетрадь с пожелтевшими листами.
Бабуля пожала плечами:
— В основном потому, что твой отец чересчур всем этим увлекся. И погиб, — добавила она.
— Бабуля, — укоризненно покачала я головой, — но ведь не из-за этих же дневников он погиб?
— Как посмотреть, — опять пожала она плечами. — Если бы не дневник, он бы, возможно, никогда… Впрочем, повторяю, с судьбой не поспоришь, и кинжал тому доказательство. — Она покачала головой и вдруг продолжила совсем другим тоном:
— Ты мало похожа на своего отца, он был романтик, идеалист, а ты.., ты слишком практична. Иногда мне становится не по себе, когда я слышу твои высказывания.
— Спасибо за критику, постараюсь учесть, — раздвинув рот до ушей, сказала я. «И не особо при тебе высказываться», — хотела добавить я, но решила промолчать.
— Может быть, дневники помогут тебе взглянуть на мир немного по-другому, — заключила она, вроде бы совсем меня не слушая.
* * *Бабуля торжественно удалилась, а я вздохнула. Затем перевела взгляд на дневники. Открыла тетрадь, ту, что лежала сверху. Первые же строчки повергли в трепет. Мама дорогая, 1910 год! Невероятно! В голове закружились обрывки исторических сведений: первая русская революция, Кровавое воскресенье, русско-японская война… А тут: «Сегодня на Фонтанке я увидел Ее… Она шла с букетом фиалок…» Почерк у моего прапрадеда был на редкость красивый, кажется, в его время это называлось «каллиграфический». А может, не в его время, неважно. Главное, читать было одно удовольствие. История первой любви — что может быть интереснее и трогательнее!
Я не заметила, как перебралась на диван, не отрывая взгляда от пожелтевших страниц, и вскоре ничего на свете меня уже больше не интересовало, только двадцатипятилетний Костя Белосельский и его первая любовь. Встречу с клиентом пришлось отменить.
Бабуля тихонько вошла в комнату, закрыла балконную дверь, пироги на блюде стремительно исчезали, а я, уминая очередной и почти не чувствуя вкуса, продолжала переворачивать страницы.