Леди Дастин собралась выйти в числе последних. Теон только теперь понял, как много он выпил. Вставая из-за стола, он выбил штоф из рук подавальщицы и залил красным вином свои бриджи и сапоги.
В плечо впилась чья-то пятерня, твердая, как железо.
— Постой, Вонючка, — сказал Алин-Кисляй, дыша на него гнилыми зубами. С ним были Желтый Дик и Дамон-Плясун. — Рамси велит тебе проводить его невесту в опочивальню.
Теона пробрала дрожь. Он уже сыграл свою роль — чего еще Рамси от него хочет? Возражать он, понятно, не стал.
Лорд Рамси уже покинул чертог. Молодая сидела, съежившись, под знаменем дома Старков и держала обеими руками серебряный кубок — не раз осушенный, судя по ее взгляду. Думает, видно, что вино облегчит ее муки; надо было прежде Теона спросить.
— Пойдемте, леди Арья, пора исполнить свой долг.
Шестеро бастардовых ребят сопровождали их через двор в большой замок. В спальню лорда Рамси, одну из комнат, которые пожар почти не затронул, вели три лестничных марша. Дамон по дороге насвистывал, Свежевальщик хвастал, что лорд Рамси обещал подарить ему кровавую простыню.
Опочивальню обставили новой мебелью, доставленной в обозе из Барроутона, кровать с пуховой периной завесили пологом красного бархата, каменный пол застлали волчьими шкурами. В очаге горел огонь, на столе у кровати — свеча. На буфет поставили винный штоф и две чаши, положили полкруга белого с прожилками сыра.
Лорд Рамси ждал их в резном кресле из черного дуба с красной кожей на сиденье.
— А вот и моя сладкая женушка. Спасибо, ребята. Ступайте, только Вонючка пускай останется.
Отсутствующие пальцы — один на правой руке, два на левой — свело судорогой. Кинжал тяжелил пояс. На правой недостает только мизинца, нож Теон еще способен держать.
— Жду ваших приказаний, милорд.
— Ее подарил мне ты, так разверни свой подарок. Посмотрим, какова из себя дочь Неда Старка.
«Какая там дочь! Рамси знает, не может не знать — что за игру он затеял?» Девушка дрожала всем телом, словно лань.
— Прошу вас, повернитесь спиной, леди Арья, — я распущу шнуровку у вас на платье.
— Слишком долго, — бросил Рамси, подливая себе вина. — Разрежь.
Теон вынул кинжал. Теперь он понял замысел Рамси — довольно было вспомнить Киру с ключами. Лорд искушает Теона поднять на него нож, чтобы потом содрать кожу с преступной руки.
— Стойте смирно, миледи. — Теон вспорол юбку и повел лезвие вверх, стараясь не задеть кожу. Шерсть и шелк распадались, уступая ножу. Девушка так тряслась, что пришлось ухватить ее выше локтя, насколько левая рука позволяла. — Смирно.
Платье упало к ее ногам.
— Белье тоже, — приказал Рамси.
Обнажились маленькие острые груди, узкие девичьи бедра, тонкие ножки. Совсем ребенок… Теон и забыл, как она юна. Ровесница Сансы, Арья еще моложе. В комнате, несмотря на огонь, было холодно, бледная кожа Джейни покрылась мурашками. Девушка подняла ладони к груди, но Теон сказал одними губами «нет», и она опустила руки.
— Ну, Вонючка, что скажешь?
Какого он ждет ответа? «Все говорили, что я хорошенькая…» Сейчас никто бы так не сказал. На спине видны тонкие линии — ее били плетью.
— Хороша, милорд, чудо как хороша.
Мокрые губы Рамси расплылись в улыбке.
— Что, Вонючка, стоит у тебя? Хочешь взять ее первым? Принц Винтерфелла имеет на это право, как все лорды когда-то. Только ты-то не лорд, верно? Даже и не мужчина. — Рамси швырнул чашу в стену, и по камню растеклись красные реки. — Ложись в постель, Арья, вот так. И ноги раздвинь, поглядим на твою красоту.
Теон отступил к двери. Рамси, сев к жене на кровать, запустил внутрь два пальца. У нее вырвался страдальческий вздох.
— Суха, как старая кость. — Рамси отвесил жене пощечину. — Мне сказали, ты знаешь, как сделать мужчине приятное. Соврали, выходит?
— Н-нет, милорд. Меня н-научили.
— Поди сюда, Вонючка, приготовь ее для меня.
— Милорд, так ведь я же…
— Языком, дубина. И шевелись: если она не увлажнится, пока я раздеваюсь, я твой язык отрежу и к стенке прибью.
Из богорощи донесся крик ворона. Теон убрал кинжал в ножны.
«Вонючка-Вонючка, навозная кучка».
Страж
— Покажите нам эту голову, — сказал принц.
Арео Хотах провел рукой по гладкому ясеневому древку своей секиры. Все это время он пристально следил за белым рыцарем Бейлоном Сванном и его спутниками, за песчаными змейками, рассаженными по разным столам, за лордами и леди, за слугами, за старым слепым сенешалем, за молодым мейстером Милесом с шелковой бородкой и подобострастной улыбкой. Со своего места наполовину на свету, наполовину в тени он хорошо видел всех и каждого. Служить, защищать, повиноваться — таков его долг.
Взоры всех остальных были устремлены на ларец черного дерева с серебряными петлями и застежками. Красивая вещь, но его содержимое может привести многих из собравшихся в Старом Дворце к скорой смерти.
К сиру Бейлону, шурша мягкими туфлями, приблизился мейстер Калеотт. На его новой великолепной мантии чередовались желтые, коричневые и красные полосы. Он с поклоном принял ларец у белого рыцаря и отнес к помосту, где сидел в своем кресле на колесах Доран Мартелл между дочерью Арианной и наложницей покойного брата Элларией. Сто свечей наполняли воздух сладкими ароматами, отражаясь в перстнях лордов, украшениях дам и начищенных до блеска медных доспехах Арео Хотаха.
В чертоге стало так тихо, будто весь Дорн затаил дыхание. Мейстер Калеотт поставил ларец у ног принца Дорана. Столь ловкие обычно, а теперь будто онемевшие пальцы открыли замки, откинули крышку. Внутри лежал череп. Кто-то откашлялся, одна из двойняшек Фаулер шепнула что-то другой. Эллария Сэнд молилась, закрыв глаза.
А сир-то Бейлон напрягся, будто натянутый лук. Он не так высок и хорош собой, как прежний белый рыцарь при дорнийском дворе, зато крепче, шире в груди, и руки его бугрятся мускулами. Белоснежный плащ застегнут у горла серебряной пряжкой с двумя лебедями, один из слоновой кости, другой из оникса. Похоже, они дерутся? Их владелец, по всему видно, тоже боец — с ним управиться было бы потруднее, чем с тем другим. Он не устремился бы прямо на секиру Арео, а прикрылся бы щитом и заставил Арео первым напасть. Ну что ж… секира не зря наточена так, что ею можно бриться.
Череп скалился, лежа в своем гнезде из черного фетра. Все черепа скалятся, но этот как-то веселее других. И больше. Капитан отродясь не видел таких громадных голов. Тяжелый нависший лоб, массивная челюсть, все белое, как плащ сира Бейлона.
— Положите на пьедестал, — приказал со слезами на глазах принц.
Пьедесталом служила черная мраморная колонна на три фута выше мейстера Калеотта. Маленький пухлый мейстер встал на цыпочки, но дотянуться не смог. Арео Хотах хотел помочь, но его опередила Обара Сэнд. Грозная даже без всегдашнего своего кнута, в мужских бриджах и длинной полотняной рубахе с поясом из медных солнц. Бурые волосы стянуты позади в узел. Выхватив череп из мягких рук мейстера, она водрузила его на колонну.
— Гора больше не скачет, — мрачно проронил принц.
— Он умер в муках, сир Бейлон? — прощебетала Тиена Сэнд. Таким голоском девица обычно спрашивает, идет ли ей новое платье.
— Несколько дней кричал в голос, миледи, — с заметной неохотой ответил ей белый рыцарь. — Слышно было по всему Красному Замку.
— Это вас огорчает, сир? — осведомилась леди Ним в одеянии из прозрачного желтого шелка. Столь откровенный наряд смущал сира Бейлона, но Хотах его полностью одобрял: платье показывало, что десятка ножей на Нимерии, против обыкновения, нет. — Сир Григор, как всем известно, был лютым зверем и заслужил страдания больше кого бы то ни было.
— Возможно, и так, миледи, — сказал Бейлон Сванн, — но сир Григор как рыцарь должен был умереть со сталью в руке. Смерть от яда — гнусная смерть.
Леди Тиена только улыбнулась на это. Ее обманчиво скромное платье с кружевными рукавами в кремовых и зеленых тонах Хотаха не обманывало. Зная, что эти белые ручки опасны не меньше мозолистых рук Обары (а то и больше), он не спускал глаз с ее пальцев.
— Леди Ним права, сир Бейлон, — нахмурился принц. — Если кто и заслуживал мучительной смерти, так это Клиган. Он зверски убил мою дорогую сестру и размозжил голову ее сына о стену. Я молюсь, чтобы теперь, когда он горит в аду, Элия и ее дети обрели наконец покой. Дорн давно уже требовал правосудия, и я счастлив, что дожил до этого дня. Наконец-то Ланнистеры рассчитались со старым долгом, оправдав свою похвальбу.
Здравицу вместо принца провозгласил Рикассо, слепой сенешаль.
— Лорды и леди! Поднимем чаши за короля Томмена, первого этого имени, короля андалов, ройнаров и Первых Людей, властителя Семи Королевств!
Слуги начали наполнять чаши крепким дорнийским вином — темным как кровь, сладким как месть. Капитан никогда не пил на пирах, а страдающему подагрой принцу мейстер Милес готовил особый напиток, приправленный маковым молоком.