Начинала Настя свою (как писали раньше в биографиях) трудовую деятельность еще при социализме. И потому хорошо усвоила главное отличие нынешних времен от советских. Кстати, эту разницу – основной закон капитализма! – все никак не хотел (или не мог) понять (или принять) ее супруг. Раньше, в советские времена, главным было: делать. Не важно что. Теперь – время продавать. Продавать все на свете. В том числе и себя. Свою рабочую силу. Если ты занят день-деньской, крутишься как белка в колесе, а получаешь гроши – кто в том виноват? Только ты сам. Не умеешь подать себя. И – продать. Или делаешь то, что людям не нужно.
Так и Сенька со своим трактатом. Ему-то писать интересно. Он от своей книги кайф получает. Но не задумывается: а кто его труд потом купит? Кто за него заплатит? Кому теперь интересны воспоминания школьника советских времен, перемежающиеся назидательными размышлениями? Ну, может, издаст их какой-нибудь чудак тиражом одна тысяча экземпляров. Ну заплатят Сене гонорар тыщ пять рублей (в лучшем случае). И это за плод десятилетнего труда? Ночных бдений корректур?
Сама Настя творение Арсения не читала. Она не просила – а он, гордый, не навязывался. Оба, художник и жена его, словно соревновались в высокомерии.
Сподобился прочесть почти готовую рукопись Николенька. Сенька сыну очень доверял. И к его мнению прислушивался. Потому однажды, пребывая в добродушном состоянии, Арсений торжественно вручил ему флешку.
Тот прочел и вскорости поделился втайне от отца своим резюме с матерью: написано интересно, необычно, свежо – однако коммерческим успехом пользоваться никогда не будет. В нашей стране, во всяком случае. А кроме как в России – больше оно, творение папаши, вряд ли кому понадобится. Сын подтвердил самые худшие опасения Капитоновой: труду Сени уготована участь некоммерческого издания: скромный тираж, крохотный гонорар. Возможен, в лучшем случае, успех у критики. И как венец – литературная премия.
«Лучше б он, – в который раз досадливо подумала Анастасия про мужа, – о своем тюремном опыте написал, зубодробительный детектив какой, было бы больше толку. Вон, пижон Валерка с журфака лупит и лупит по клавиатуре, печатает сентиментальные романчики (под женским псевдонимом!) один за другим. Далеко не бог весть что, даже Барбара Картленд лучше, а все равно пипл, что называется, хавает. Но ведь наш Арсений го-о-ордый! Он на потребу толпы работать не станет. Вот и сидит без штанов…»
– Эй, ты, пацан! Ну-ка дал мне быстро закурить!
– Я не курю.
– Ах не куришь! А че тогда в нашем районе делаешь?
– С тренировки иду.
– С тренировки, да? Ты че – каратист, боксер или кто?
– Нет, я в футбол играю.
– За кого?
– Ни за кого. Просто за команду города.
– Ты это, по ушам тут нам не езди. Повторяю вопрос: за кого болеешь?
Чувствуя, что дело плохо, Андрей выбрал команду с самым большим, по его расчету, количеством болельщиков.
– За «Спартак».
– Ах ты мясник! Любишь мясо, да?
Первый удар последовал неожиданно – в живот. Дыхание перехватило, Андрей согнулся – и тогда его ударили по голове сверху. Он упал.
В любом случае шансов у него было немного: что он мог сделать, в одиночку против троих?
* * *Незаметно для себя, за раздумьями, Настя добралась до подмосковного стародачного поселка. Она любила приезжать на объект раньше хозяина хотя бы на полчаса. Глаз у Капитоновой был наметан, и беглого осмотра порой хватало, чтобы увидеть, что сделано хорошо (такое все-таки изредка, но случалось). И где рабочие напортачили (а вот последнее происходило всенепременно!). И у нее оставалось еще время, чтобы к приезду заказчика затушевать недостатки. Или хотя бы самой предупредить о них. Не допустить, чтобы клиент их первым заметил. А достижения, напротив, можно ненавязчиво выпятить. И создать впечатление, что у нее все под контролем.
Возле участка в дачном поселке, что осваивала и застраивала Настина фирма, стояла раздолбанная «девятка» бригадира. Авто хозяина, слава богу, не было, (заказчик ездил на джипе, новеньком «Вольво»). Нынешний клиент, будущий хозяин особняка, был далеко не самым плохим вариантом: интеллигентный человек с тихим голосом и высшим образованием в бэкграунде. Скромный чиновник из министерства связи. Это вам не бандит, у которого на любую твою оплошность готов один ответ: «Я тебя, мля, в асфальт закатаю!» И не мент, и не прокурор – которые, как правило, не отличаются от бандитов ни взглядами на жизнь, ни лексиконом.
Конечно, это вопрос: откуда у чиновника взялись деньги на строительство загородного дома сметной стоимостью тринадцать миллионов рублей? Однако такие вопросы Настя не задавала ни Вернеру, совладельцу фирмы, ни (естественно) заказчикам, ни себе. И чинодрал – еще не самый плохой вариант. Он хоть на одном с ней языке разговаривает.
Настя припарковалась возле забора, рядом с машиной бригадира. Стала переобуваться. Ни одна стройка в России, пусть стоит великая сушь или (как сейчас) все усыпано снегом, не обходится без грязищи, даже в пяти километрах от Кольцевой. Поэтому для наездов на объекты у нее в машине всегда есть сменка – резиновые сапожки, да не простые, а от Пуччи, рисунок – эдакий взрыв из фиолетовых огурцов.
Настя скинула сапоги, уложила в шелковый мешок. Нацепила шерстяные носки, натянула ботики. А когда подняла глаза – увидела, что рядом с ее бампером, впритык, остановился черный внедорожник. Дачная улица была совершенно пустынной – ни других машин, ни людей. Зачем человеку понадобилось парковаться именно здесь? Да еще вплотную? Неприятный холодок пробежал по позвоночнику. В наглухо затонированных окнах не разглядишь, кто в чужом авто восседает. Настя не стала выходить – наоборот, заблокировала двери. Позвонить, что ли, бригадиру, чтобы вышел из калитки, встретил ее, разобрался с незнакомцем?
Но тут открылась водительская дверца страшного джипа, и оттуда ступил на землю не кто иной, как Эжен. Ее бывший муж. Человек, с которым она рассталась двадцать лет назад и была уверена, что больше никогда его не увидит.
И вот Сологуб, собственной персоной! Верен своей привычке появляться неожиданно. Возникать внезапно. Другой если б решил повидаться после долгой разлуки, начал бы с электронного письма. С телефонного звонка. На худой конец, встретил бы ее возле дома или у офиса. Но этот, нате-здрасте, явился на объект, в деревню – и сейчас будет вести себя как ни в чем не бывало, словно он случайно с ней столкнулся. Шпион несчастный! Эти мысли вихрем пролетели в голове Насти.
И вдруг ее охватило сильнейшее раздражение против бывшего мужа. Словно не минуло двадцати лет и они по-прежнему собачатся в кухне их роскошной квартиры на Бронной или в венецианском ресторане – словом, всюду, где она только с ним вдвоем ни оказывалась. Вот что значит выйти замуж за нелюбимого: вскоре тебя все в нем будет раздражать, каждая клеточка, каждая деталь!
Впрочем, если выйти за любимого – результат получится аналогичный. Лишь одно оправдывает брак по любви: наступает взаимное неприятие гораздо позже.
Эжен подошел к машине бывшей жены и по-хозяйски постучал костяшкой указательного пальца в тонированное стекло. У Насти было время, чтобы его рассмотреть.
Надо признать, выглядел первый муж неплохо. Особенно для своих пятидесяти лет: он-то женился на ней уже взрослым, сложившимся мужиком – она была малолеткой. Теперь пятилетняя разница в возрасте сгладилась. Он, конечно, состарился – но не фатально.
Были в облике Сологуба и другие позитивные перемены. Еще в молодости у него возникли проблемы с лишним весом – было бы логично, если б за эти годы он разбух, как квашня. Однако Эжен выглядел стройным. Даже, можно сказать, поджарым и мускулистым. И еще он был очень загорелым – в нашей стране нет солнца для такого коричневого оттенка. Даже если в Сочи живешь или, допустим, в Южнороссийске. И солярий подобного эффекта не дает. Вон, у бывшего супруга даже носогубные морщины и сеточка возле глаз отпечатались, словно фотографический негатив. И глаза на шоколадном фоне светились – ясные, острые, голубые.
Да, видок у него явно нездешний. Нынче иностранцы, экспаты и репатрианты узнаются не по фирменным шмоткам и запаху (как было во времена Настиной юности). Одежками и дезодорантами россияне в массе своей уже, слава богу, овладели. Пахнут не хуже форинов, а одеваются зачастую даже лучше. Нет, теперь залетных птиц опознают по общей подтянутости, отсутствию рыхлости и живота.
Итак, Эжен, исчезнувший из жизни Насти много лет назад, провел их, очевидно, за пределами России. И вот – явился, не запылился! Настя гораздо больше чем удивилась или обрадовалась – разозлилась на Эжена. Надо же, словно и не расставались. Она опустила стекло.
– Нашел место для встречи! – бросила саркастически, не сказав бывшему мужу ни «здравствуй», ни «добрый день», ни «сколько лет, сколько зим».