Александра Огеньская Человек, которым затыкали все дыры
Однажды она участвовала в переговорах. Псих забаррикадировался в офисе с шестью заложниками, размахивал «лимонкой» и АКМ-мом, требовал миллион долларов и чтобы все его оставили в покое. А офис на пятом этаже одиннадцатиэтажного делового центра. Она час сорок пять минут и еще целых тридцать секунд сидела под дверью, рассказывала ему про то, какой он замечательный человек, и про то, что дальше всё будет хорошо, только всего ничего нужно — успокоиться, взять себя в руки… ты же у нас мужчина, мой хороший?… глубоко вздохнуть и…. Прямо у нее перед носом стена была вымазана кровью — кого–то били об стену лицом, кажется, а её всегда от вида крови мутило, поэтому на втором часу она начала вообще чепуху молоть про остров в океане, про красные коралловые рифы и стайки любопытных рыбешёк, обязательно синеньких с желтыми хвостами, про маленький пароходик, томно вздыхающий на каждой волне… Тогда псих всхлипнул за дверью раз, другой, прогрохотал ботинками, уткнулся лбом в дверь с другой стороны и заплакал. Она это очень ясно представила, как он сидит — длинные засаленные лохмы закрыли лицо, рука с гранатой дрожит, скорчился зародышем…
…Ну что ты, маленький, выходи ко мне, я тебя пожалею… Там на острове, знаешь, вообще людей нет, никто тебя больше доставать не будет. Там знаешь, как тихо? Только волны, волны, волны… Меня уже тоже всё достало. А давай плюнем на всё и рванем?… Хрен с ними, с этими ребятами в кабинете, ну их к чертовой бабушке! Пошли уже ко мне…
Она очень устала тогда, еще порвала дорогущие колготки сорок пять ден, золотистый беж. Когда его выводили, удивилась. Почему–то представляла психа таким медведем, обязательно метров двух ростом, в защитного цвета куртке, оказался хлюпик в белой рубашке офисного работника, но действительно лохмы до плеч. Следом выводили заложников, одна девчонка на пороге прямо глаза закатила, ее подхватили и уволокли.
После заложников выдалась неделя отдыха, потом вызвали на следующую дыру. На этот раз сопровождала какого–то пузатого мужика на светский раут, должна была изображать супругу. Ради такого случая на нее нацепили бриллианты, два часа мурыжили у косметолога, сделали из нее такую куколку… Почти пять часов блистательно улыбалась, расшвыривала белозубые улыбки налево и направо, на комплименты отвечала умно и тонко, хотя и знала, что не красавица даже и приблизительно, просто умела себя показать. Потом, когда почувствовала, что начнётся стрельба, просто уронила мужика на пол и прикрыла собой. Лежать на нем было неприятно, у него изо рта пахло, а еще он с испугу хрюкал.
На следующий день в газете на первой полосе увидела картинку, где она с тем мужиком… как его звали? Коля или Никита?… трогательно вжались друг в дружку, прочла умилительную статейку, как верная супруга спасла главу оппозиции от верной гибели… тра–та–та… ля–ля… с утра ей неспокойно было, знаете, сердце не на месте…
Чокнулась с фотографией, проглотила еще рюмку коньяка. А заняться нечем было, совершенно пусто. Трехкомнатная квартира, комнаты большие, ощущаешь себя муравьем в спичечном коробке. Засох и вот–вот лапки отвалятся.
В Либерии никак не могли поделить власть — лидер республиканской партии набрал на выборах семьдесят пять процентов голосов, его оппонент из радикального крыла зато набрал головорезов из охотничков за головами, которые уже третьи сутки бряцали оружием на подступах к столице. Она вообще по–вайски не понимала ни слова, зато когда ООН-овцы сновали туда–сюда как тараканы, а сами бледные до синевы, боятся, она очень мило улыбалась радикалу с его охраной, опять говорила про то, что он хороший, и ей было до смерти жарко, пот в три ручья, хотелось стянуть мокрую майку. А радикал смотрел во все глаза на маленькую белую женщину и ей верил, хотя тоже ни слова не понимал, а потом они как–то договорились, и головорезов из пригорода убрали, бронетранспортеры тоже убрали, зато завезли продукты и одежду. На детишек страшно смотреть — голодные, рахитичные, перепуганные на жизнь вперед. Потом ей сказали, что она молодец, опять всех спасла. Идиоты. Просто дурацкая способность.
На этот раз отпуск выдался длинный, почти три недели, и она вообще на стенки лезла от скуки — на самом деле кроме как закрывать дыры она больше ничего не умела. Даже яичницу приготовить толком. Слава Богу, начальство изволило со своих небес приметить, что его лучший агент грустен и предается черной меланхолии — и снизошло. Направило к лучшему агенту агента похуже, такого, которого несильно жалко, зато симпатичного и настоящего профессионала в постели. С ним тоже пили коньяк, но уже меньше, зато больше времени уделили смятым простыням и клубнике со сливками. Впрочем, выдержал агент всего две недели, потом ушёл, сказал:
— Ты классно трахаешься, и вообще прикольная, но какая же ты сучка холодная.
Она пожала плечами и допила коньяк.
В следующий раз отпуск выдался нескоро, почти месяц работала в тайге на биостанции. Там комары были размером со слона и начисто отсутствовала сотовая связь.
В отпуске пила и курила.
Начальник вызывал к себе, велел брать себя в ежовые рукавицы и готовиться к серьезному. Она не готовилась никогда и ни к чему, просто знала, что в нужный момент поступит правильно, тут даже думать не придется. В этот раз ей дали в руки снайперскую винтовку и уложили на крышу какой–то «панельки». Винтовка оказалась неудобная, неприятная, но она как всегда справилась.
Задания становились трудней, отпуски длинней и тоскливей, хотя начальство исправно поставляло новых агентов. Они так же исправно сбегали, называя уже не холодной сучкой, а чудовищем, она курила и пила коньяк. Появились первый морщины, легкость в теле пропала, зато мешки под глазами не исчезали, начали выпадать волосы. Она рассчитывала протянуть еще лет пять, а потом как получится. Уметь закрывать любую дыру всё–таки очень непросто.
В магазине стояла на кассе, считала деньги. Кондиционер работал отвратительно, только гудел надсадно, от жары не спасал. Через пятнадцать минут передадут нечто в серебристом кейсе, оно будет пахнуть корицей, от него нужно будет быстро избавиться. За семь минут до появления кейса зашел молодой человек в белом летнем костюме. Он купил пачку сигарет, бутылку минералки и походя заткнул её вечную дыру в груди. Она сунула ему свою визитку вместе с пачкой, с испугу забыв правильно улыбнуться и заставить себе верить, вышвырнула из мыслей кейс и задание на четыре минуты и сорок пять секунд, пока высматривала, в какую сторону он ушел.
Она прождала весь вечер, выбросила курево, вымыла волосы и даже сделала приличную укладку. Потом смутилась, подумала — никому не нужна косорукая девица бесформенного вида, и отчаянно решила, что не позвонит. А он позвонил. В тот же вечер. Но задание еще длилось и она не пошла с ним в кафе. Зато проболтали по телефону час. У него голос был волшебный, емкий, глубокий, хоть и с хрипотцой типичного курильщика. Он оказался художником, не слишком успешным, зато, говорил, живет под самой крышей самого высокого здания в городе и по ночам слышит, как воркуют голуби. Зимой, говорил, чуть–чуть подтекает, а летом жарковато, зато хорошо работается рано утром весной, когда всё голубое и зеленое, и осенью, когда летят первые паутинки. Рассказал, что нарисовал когда–то давно ведьмочку, такую рыжую, маленькую, выдумал, а вчера смотрит — та ведьмочка стоит за прилавком и считает деньги. И что он обязательно покажет, но не подарит картину, потому что как же он без своей рыжей жить будет, разве что готов приобрести настоящую рыжую — в коллекцию, в музей почти, чтобы сдувать с нее пылинки и никому–никому не показывать свое сокровище. Еще какую–то чушь. Она рассказала опять про тот пароходик на зеленой волне и не рассказала — кем работает.
И на следующий вечер позвонил. И через вечер. Вздыхал, ждал, когда уже можно будет встретиться, а она время использовала с толком — после оружия мыла руки, поправляла маникюр, накручивала волосы, залепляла лицо масками и муссами, пила свежевыжатый сок и бегала по утрам вокруг дома.
В последний день задания чуть с ума не сошла, отмеряя часы, минуты, секунды до свободы и отпуска. Кафе «Ладико» в центре, уютный полумрак, хорошие кондиционеры и обалденный кофе.
Всё сделала, побежала менять джинсы на юбку, кроссовки на босоножки, красить ресницы. Он позвонил еще раз и сказал, что ведьмочка опаздывает на шабаш. Ну что, если клиент попался такой медлительный?… Сломала каблук, едва на заплакала — пришлось возвращаться и терять еще пятнадцать драгоценных минут и пятнадцать секунд. На дворе в детской песочнице возились клопыши с совочками и ведерками, бабульки с собачками рассуждали о жизни, солнце жарило как ненормальное. Небо улыбалось.