Чародей поднял веки, ослепив Дадона зеленью глаз:
— Ты давал слово!!
…И опустить сейчас жезл на твою голову, старик. И все равно не вернуть прежний мир, рухнувший со смертью Тоши и Гриши, и не удержать этот, совершенный, как мыльный шар, и столь же недолговечный…
— Бери.
Он услыхал свой голос со стороны; а может быть, это кто-то другой равнодушно сказал его устами:
— Бери. Она твоя.
— Дадон!!
Нет, она человек. Только человечий голос может вместить столько горя и страха.
— Бери, — повторил он устало. Посох выскользнул из пальцев и стукнул набалдашником о дно кареты.
Чародеевы веки задрожали, неприятно напомнив того птенца, которо— го маленький Гриша пытался научить летать — а он сдох, и перед смертью вот так же дергал полупрозрачными белыми веками…
Площадь ахнула. Сотни людей одновременно вздохнули — и оттого хо— лодный ветер прошелся по Дадонову лицу. Чародей торжествующе вскинул руку:
— Моя! Она моя!
Тонкие дрожащие пальцы выпустили Дадонов локоть. Холодный ветер — и пустое шелковое покрывало, беспомощно скользящее к ногам…
Он с ненавистью вскинул помутившийся взгляд. Спица была пуста.
Сейчас площадь взорвется криком удивления и ужаса. Сейчас зазве— нят в ушах здравицы, проклятия, растерянные вопли — сейчас, но пока тишина, и в тишине — тихий звон…
Эти короткие крылья оказались способны поднять грузное тулово. Крошки позолоты, кружащиеся в солнечных лучах, как снежинки… И пету— шок кружит над площадью. Стальная птица летает, осыпая желтые золотые хлопья, и хлопья валятся прямо в разинутые рты…
Железное чудовище кружило над площадью, будто выбирая — и не ре— шаясь выбрать. Дадону казалось, что птица движется рывками, подолгу замирая посреди серого с просинью неба.
«Нет-нет, — тихо и укоризненно проговорил Тоша. — Нет, отец… Все не так. Посмотри на меня — я расскажу тебе…»
«Посмотри на меня! — радостно вмешался Гриша. — Посмотри, солнце садится…»
Дадон закрыл глаза. Там, под веками, уже ночь. И шелковое покры— вало лежит у ног, и, наверное, ткнувшись в него лицом, еще можно уло— вить запах… Нежный, уходящий, прощальный запах зеленого яблока…
«Посмотри на нас, отец».
Не просите, мальчики, молча взмолился Дадон. Я не могу смотреть в глаза вам, их выклевали вороны, да и не осмелился бы я… Мой дом сго— рел, мой небесный дворец замаран кровью, имя вашей матери стерлось из моего сердца… Тот, в колпаке, ловец душ, знает, что всякий человек — сам себе ловушка… А она, ловушка во плоти, искушенное зло, она носи— ла в себе человека… как плод… Девочка моя…
«Отец, посмотри на нас! Только посмотри!!»
…Старый несчастный дурень.
Крики, толчея, стони глоток, одновременно схватившие воздух. Проплешина в людной площади.
И на эту проплешину с грохотом рухнул петушок.
Да так грянулся оземь, что опали прочь остатки позолоты, обнажая серую сталь — и сложный, навек застопорившийся механизм.
КОНЕЦ
