Справедливости ради надо сказать, что с драконом они действительно однажды столкнулись… драпали тогда, помнится, так, что ветер в ушах свистел. А кто бы не удрал от чудища ростом с гору?
Так в чем же он умудрился поклясться спьяну? Убить какую-то тварь? Судя по тому, что живность речная, это явно не дракон. Уже легче. Воин поднялся и поплелся внутрь.
Есть не хотелось. Но пока ковыряешь ложкой в блюде, можно молчать. Олаф рассказывал.
Тварь начала с того, что разнесла запруду и своротила колесо водяной мельницы. Потом поочередно сожрала половину деревенского стада. Козами не ограничилось — чудовище уволокло бабу, стиравшую белье. Мужики собрались было идти с дубьем, но тут подвернулся странствующий воин.
— Сколько заплатят? — спросил Сигват, когда молчать дальше стало невозможно.
— Немного. Но ты поклялся.
Отступать от клятвы не годилось. А, будь что будет, пропади все оно пропадом!
Как выманить чудовище, решили быстро — привязать на берегу козленка и дело с концом. Староста попытался было возразить, но встретив тяжелый взгляд исподлобья (голова болела не переставая), мигом заткнулся.
Время шло, чудище не появлялось. Солнце, поднявшись в зенит, ощутимо припекало. Устав ждать, Сигват растянулся на травке, уперев подбородок на кулаки. С реки, правда, глаз не спускал, да и меч был под рукой.
— Мне тут письмо передали, — сказал Олаф. — Конунг, видимо, решил, что место бойкое, рано или поздно объявимся. Спрашивает, не надоело ли тебе гонор казать.
— А то ему не все равно? Ответь, что гонором я в родителя пошел.
— Было бы все равно — кого другого бы отправил за тобой приглядывать.
Хорошо ж приглядываешь, — усмехнулся Сигват. — Слушай, про девственницу в жены… пошутил?
— Про «в жены» — пошутил, — признался Олаф. — А вот про девственницу… Вечером обряд будет.
— Какой еще обряд?
— У них тут считается, что вместе с кровью девушки на мужчину изливается гнев предков.
— Опять шутишь? — Воин озадаченно воззрился на спутника.
— Нет. Спустя год после того, как девушка в первый раз пачкает одежды, просят чужака лишить ее невинности.
— А если никого чужого под руку не подвернется?
— Тогда шаман. Но после он должен неделю поститься и не показываться людям на глаза.
— Ты ведь тоже для них чужак. Вот и займись.
— Не я ж вчера клятвами разбрасывался.
Сигват выругался.
— Что-то со мной не то творится. Устал бродяжничать, что ли?
— Давай вернемся. Никто тебя из дома не гнал.
— Да уж, не гнал, — проворчал Сигват — Трое сыновей законных. Внуки подрастают. И я. Признал ублюдка — на том спасибо. А больше мне от него ничего не надо.
Оба замолчали.
— А если она понесет? — тишина стала невыносимой, и Сигват решил сменить тему.
Олаф усмехнулся — похоже, ему тоже казались странными здешние обычаи.
— Это считается добрым знаком. А женщина становится желанной невестой. По крайней мере, все знают, что она не…
Плеснула вода, и чудище вылетело на берег. Длинное тело на кривых нелепых лапах, огромная вытянутая пасть, волочащийся позади треугольный хвост… оно казалось бы смешным, если бы не двигалось с невероятной скоростью. Впрочем, козленок оказался быстрее — выдрал кол с привязью и был таков — только клацнули за спиной страшные зубы. Зверь пробежал за ним пару саженей и остановился — похоже, он был способен лишь на короткие рывки. Увидел новую добычу. Бросился.
Друзья отшатнулись в разные стороны, пропуская тварь. И тут же, в полуобороте Сигват достал ее мечом по хребту. Ударил еще раз. Чудище забилось в конвульсиях, потом затихло. Воин сплюнул:
— Делов-то. Пока ждали, устал больше.
— Здесь седьмицу назад торговцы проезжали. — Заметил Олаф. — Везли диковинных зверей государю. Похоже, от них и удрал.
Он пошевелил дохлого гада сапогом:
— Все в деревню не потащим.