В истории октябрьского переворота я не касался вопроса, которому посвящен настоящий очерк, хотя определение источников денежных средств, находившихся в распоряжении последователей Ленина, имеет первостепенное значение для выяснения их успеха. Мне казалось более целесообразным выделить такую главу особо, так как ее хронологически надо было поставить в связь с другими фактами русской революции, которые предшествовали октябрьскому перевороту. Предлагаемый читателю очерк, таким образом написан вне всякой связи с событиями текущего дня, но эти события, как согласится читатель, придали характер некоторой особливой современности моему историческому повествованию.
1 января 1940 г.
I. «ЛЕГЕНДА» О НЕМЕЦКОМ ЗОЛОТЕ.
(Введение)
В «Истории октябрьской революции», написанной Троцким, утверждается, что вопрос о немецком золоте, яко бы полученном большевиками, принадлежит к числу тех мифов, которыми богаты истории все революций – всегда «низвергнутый класс склонен искать причину всех своих бедствий… в иностранных агентах и эмиссарах». Сделав соответственный исторический экскурс, автор заключает об «истории революции» Милюкова: «золотым немецким ключом либеральный историк открывает все загадки, о который он расшибся, как политик»…. «Я не думал, – восклицает тот же Троцкий в своей автобиографии («Моя жизнь»)– что мне придется возвращаться к этой теме. Но нашелся писатель, который поднял и поддержал старую клевету в 1928 году. Имя писателя Керенский. И вновь недавний лидер большевицкой фаланги пытается издаваться над «безупречными доказательствами», на основании которых через 11 лет Керенский говорил в «Современных Записках», что «измена Ленина, совершенная в момент высшего напряжения войны, является безупречно установленным, неоспоримым историческим фактом». Прошло новых 10 лет, и я готов еще раз поднять с вызовом бросаемую Троцким перчатку и повторить «глупую клевету», может быть, только придав ей несколько иную формулировку и меньшую категоричность в смысле ея «безупречных» доказательств. И повторяя «клевету», я ни в какой степени не чувствую упреков своей исторической совести. Некоторые круги современной эмигрантской публицистики не удовлетворяет неразборчивость квалификаций, которые применяют часто по отношению к большевикам их политические противники. Так, например, Кускова в «Последних Новостях» («Парадоксы Немезиды» – № 6312) писала по поводу выпущенного в 1938 г. сборника избранных обличительных статей Бурцева – «Преступление и наказание большевиков»: «трудно в обвинениях Бурцева провести различии между политической тактикой пораженчества и простой агентурой в пользу иностранного государства и во вред своей родине»… «Когда люди толпы кричали большевикам: «немецкие агенты» это было понятно: человек толпы редко разбирается в политике и еще меньше в вопросах судебной справедливости. Но историк … [1] Конечно, термины «шпионы», «немецкие агенты» и пр., поскольку под этими словами подразумевается просто наймитство, сами по себе не подходят к социалистическому интернационализму ленинского большевизма. Однако, оценка совершенного этими фантастами социальной революции настолько зависит от субъективного восприятия, что грани между политическим пораженчеством и изменой в прямом смысле слова в сознании и очень многих должны подчас совершенно стираться. Мотивы становятся безразличны и тогда всякая терминология будет неточна. Для меня поэтому неважно, какими юридическими терминами можно определить подрывную работу ленинских выучеников во время войны и революции и под какие статьи уголовного кодекса в правовом государстве подводится получение в таких условиях от враждебной державы социальными экстремистами [2] .