По-видимому, она решила, что задала мне вопрос, поэтому я пробормотал что-то вроде «да, слышал».
— На самом деле несколько недель назад он сказал мне, что по случаю анонимное письмо про подкуп отправила судье жена старшего из присяжных. Вряд ли я была при этом в ночной рубашке — для конторы я предпочитаю другой наряд, а дело происходило в конторе… Теперь-то он больше не работает у нас, но время от времени наведывается. Так что все слухи о том, что Дайкса убил О′Мэлли, это досужий вымысел.
— А почему ты не скажешь своего мнения? — спросила Хелен Трой. — Ведь ты думаешь, что Дайкса убил дядя Фред. Вот и скажи.
— Я никогда не говорила этого вслух, Хелен.
— Но ведь ты так думаешь, не правда ли?
— И я тоже! — запальчиво выкрикнула Бланш Дьюк.
— А кто такой дядя Фред? — поинтересовался я.
Ответила мне Хелен:
— Это той дядя, Фредерик Бриггс. Они не любят его. Думают, что он донес на О′Мэлли из-за того, что тот не брал его в компаньоны, а Дайкс прознал об этом и угрожал сказать О′Мэлли, поэтому дяде Фреду и пришлось убить Дайкса, чтобы обезопасить себя. Так ведь ты думаешь, Элинор? Признайся.
— Я так думаю, — не унималась Бланш.
— Послушайте, девушки, — серьезным тоном начала Долли Хэрритон, — вы служите в юридической конторе и должны сознавать, что одно дело чесать языком в дамской комнате, но совсем другое — разговаривать с мистером Гудвином. И разве вам не приходилось слышать что такое клевета?
— А я ни на кого не клевещу, — сказала Элинор, и это было сущей правдой. Она посмотрела на меня. — Я все это говорила лишь потому, что, по-моему, вы зря потратили такую уйму орхидей, вкусной еды и напитков. Ваш клиент — мистер Уэлман, вы расследуете смерть его дочери, и вы пошли на эту авантюру и на эти расходы, потому что уверены в существовании связи между ее гибелью и Леонардом Дайксом. Что же касается списка имен, который нашли у него дома, — какой-нибудь знакомый Дайкса мог пожаловаться, что никак не выберет себе псевдоним, и они с Дайксом могли придумать десяток имен, и Дайкс записал их на бумаге… Да мало ли объяснений можно тут напридумывать? А из ваших слов следует, что, кроме имени Бэйрда Арчера, ничто больше не связывает Дайкса с Джоан Уэлман и Рейчел Эйбрамс.
— Нет, — возразил я. — Есть еще кое-что. Всех их убили.
— В Нью-Йорке каждый год убивают триста человек, — покачала головой Элинор. — Поймите, я только хочу открыть вам глаза. Вы нас спровоцировали или, может быть, не вы, а миссис Эйбрамс с мистером Уэлманом, и из той перепалки, которую мы затеяли, вы могли сделать неверные выводы. Я хочу, чтобы вы это поняли. Мы все надеемся, что вы отыщете убийцу, но только действовать вам следует иначе.
— Послушайте, — заговорила Нина Пэрлман — У меня есть предложение. Давайте все скинемся и наймем его, чтобы он нашел, кто донес на О′Мэлли и кто убил Дайкса. И все будет ясно.
— Какая чушь! — возмутилась Адамс.
Порция Лисс возразила:
— А я бы лучше наняла его, чтобы он поймал негодяя, который убил девушек.
— Это ни к чему, — сказала ей Бланш. — Уэлман нанял его как раз для этого.
— А сколько вы берете? — полюбопытствовала Нина.
Ответа не последовало. Не потому что я решил обидеться, а потому что был занят. Встав со стула, я подошел к столику у стены, на котором красовалась внушительных размеров ваза из китайского фарфора, вынул из кармана записную книжку, выдрал из нее пару листков, порвал их на равные части и принялся писать. Бланш спросила, что я там затеял, но также не удостоилась ответа, пока я наконец не закончил, сложил листочки в вазу и, прихватив ее с собой, вернулся к столу, и встал за спиной миссис Адамс.
— Речь, — возвестил я. На сей раз Хелен Трой воздержалась от своего фирменного «оле».
— Признаюсь, — начал я, — что вечер оказался испорчен по моей вине и приношу свои сожаления. Если вам кажется, что я столь невежливо выпроваживаю вас, я тоже весьма сожалею, но, увы! У меня больше нет иллюзий, что нам удастся достичь прежнего веселья. С позволения мистера Вульфа, могу попытаться хоть немного утешить вас. В течение одного года, начиная с сегодняшнего дня, всем вам будут доставлять каждый месяц по три орхидеи. По три сразу или по одной как пожелаете. По возможности, будем стараться учитывать ваши пожелания и подбирать соответствующую окраску.
Со всех сторон посыпались выражения восторга и благодарности.
Клэр Бэрхардт поинтересовалась:
— А можем мы сами приходить и выбирать цветы?
Я сказал, что это можно устроить, если договориться заранее.
— Немного раньше, — продолжал я, — когда еще ничто не омрачило нашего веселья, возникла идея, что одна из вас, по вашему выбору, выразит мне от вашего имени благодарность за этот вечер. Быть может, вам уже расхотелось благодарить меня, но если нет, то у меня есть предложение. В этой вазе десять клочков бумаги, на каждом из которых я написал имя одной из вас. Я попрошу миссис Адамс достать одну бумажку из вазы, и та из вас, чье имя там окажется, окажет мне честь, если согласится, не теряя времени, поехать со мной в «Боболинк», где мы будем танцевать и прожигать жизнь, пока один из нас не запросит пощады. Должен предупредить, я довольно вынослив.
— Если вы записали и меня, то прошу меня исключить, — потребовала миссис Адамс.
— Если вытянете бумажку со своим именем, мы вам позволим тянуть еще, — великодушно разрешил я. — Есть еще самоотводы?
— Я обещала к полуночи вернуться домой, — сказала Порция Лисс.
— Это ерунда. Запросите пощады в половине двенадцатого.
Я поднес вазу к миссис Адамс, примерно на уровне ее глаз.
— Достаньте одну бумажку, пожалуйста.
Затея была ей явно не по вкусу, но другого быстрого и легкого пути покончить с неудавшейся вечеринкой не было, и после секундного колебания она запустила руку в вазу, выудила клочок бумаги и положила его на стол.
Мэйбел Мур, сидевшая слева от миссис Адамс, завопила:
— Сью!
Я сгреб остальные бумажки и сунул их в карман.
Сью Дондеро запротестовала:
— Господи, не могу же я идти в «Боболинк» в таком наряде!
— В конце концов мы можем выбрать и другое место, — успокоил я. — Сопротивление бесполезно, если, конечно, вы не желаете заново бросить жребий.
— А что толку? — фыркнула Бланш. — Вы готовы поклясться, что не на всех бумажках стоит имя Сью?
Я не стал ронять свою честь голословным отрицанием. Я просто с гордым видом выпростал из правого кармана руку и бросил все девять бумажек на стол. Думаю, что позже вечером мне представится возможность показать Сью девять бумажек из моего левого кармана, те самые, что я выгреб из вазы.
10
Обычно Фриц относит поднос с завтраком наверх в спальню Вульфа в восемь утра, но в этот четверг Вульф позвонил мне и сказал, что хочет поговорить со мной, прежде чем поднимется в девять в оранжерею, и я решил заодно избавить Фрица от необходимости лезть наверх. Итак, в пять минут девятого, подав Вульфу завтрак, я придвинул себе стул и уселся. Иногда Вульф завтракает в постели, а иногда за столом у окна. Утро выдалось на редкость солнечное, и он предпочел сесть у окна. Взглянув на необъятных размеров желтую пижаму, зазолотившуюся в веселых солнечных бликах, я невольно заморгал. Вульф старается никогда не начинать разговор, пока не опустошит неизменный стакан апельсинового сока, который выпивает отнюдь не залпом, поэтому я напустил на себя кроткий вид и смиренно ждал. Наконец он отставил пустой стакан, трубно прокашлялся и принялся намазывать полурастаявшее масло на горячий блинчик.
Теперь он позволил себе заговорить:
— В котором часу ты вернулся домой?
— В два двадцать четыре.
— Где ты был?
— Водил девушку в ночной клуб. Она та самая единственная, что я искал всю жизнь. Свадьба назначена на воскресенье. Все ее родственники живут в Бразилии, и выдавать ее замуж некому, так что не взыщите, но быть вам посаженым отцом.
— Фу! — Он откусил намазанный маслом кусок блинчика с ветчиной. — Что случилось?
— В общих чертах или дословно?
— В общих. Подробности потом.
— Собралось всего десять человек, в том числе молодая и смазливая, но деловая адвокатша и старая боевая лошадь. Они выпили наверху, но сокрушили всего пару онцидиумов. К тому…
— Форбези?
— Нет, варикозум. К тому времени, когда мы спустились, они уже развеселились вовсю. Я сидел на вашем месте. Я предупреждал Фрица, что их хватит только на суп и пирожки, а на утку места не останется и, конечно, оказался прав. Я выступал, мне внимали, но про убийство я молчал вплоть до кофе, когда меня попросили рассказать о работе сыщика, как было условлено, и я согласился. В нужный момент я послал за нашим клиентом и миссис Эйбрамс, и началось такое, что даже ваше сердце смягчилось бы, хотя, конечно, вы никогда бы в этом не признались. А они признались, утирая слезы. Причем Уэлман имел наглость заподозрить, что я слишком много себе позволяю. Во всяком случае, он ушел провожать миссис Эйбрамс, хотя до вчерашнего вечера не был знаком с ней. Да, кстати, я сказал им, что нашел имя Бэйрда Арчера в записной книжке Рейчел Эйбрамс, поскольку мне надо было подготовить почву для того, чтобы позвать миссис Эйбрамс. Если это просочится в прессу, Кремер станет рвать и метать, но книжку-то нашел я, и Кремер сам говорит, что я не умею держать язык за зубами.