Черные орхидеи - Рекс Стаут

Глава 1

Понедельник – на выставке цветов. Вторник – на выставке цветов. Среда – на выставке цветов. И это я, Арчи Гудвин. Как же так?

Я не отрицаю – цветы приятны, но миллион цветов вовсе не в миллион раз приятнее одного единственного. Вот устрицы – вкусная штука, но кому же

придет в голову съесть содержимое целого бочонка?

Я не особенно возмущался, когда Ниро Вульф послал меня туда. Я отчасти ожидал этого. После шумихи, поднятой вокруг выставки воскресными

газетами, было ясно, что кому то из наших домашних придется пойти взглянуть на эти орхидеи. А раз Фрица Бреннера нельзя отделить от кухни так

надолго, а самому Вульфу, как известно, больше всего подходит кличка Покоящееся Тело, вроде тех тел, о которых толкуют в учебниках физики, было

похоже, что выбор падет на меня. Меня и выбрали.

Когда Вульф в шесть часов спустился из оранжереи и вошел в контору, я отрапортовал:

– Я видел их. Украсть образчик было невозможно.

Он ухмыльнулся, опуская себя в кресло:

– Я и не просил тебя об этом.

– Никто и не говорит, что просили, просто вы ждали, что я сделаю это. Их три – они под стеклянным колпаком, и рядом прохаживается охранник.

– Какого они цвета?

– Они не черные.

– Черные цветы никогда не бывают черными. Какого они цвета?

– Ну, – я раздумывал, – представьте себе кусок угля. Не антрацит, а просто каменный уголь.

– Но он черный.

– Минутку. Полейте его темной патокой. Да, так будет похоже.

– Тьфу. Ты не можешь точно определить этот цвет. И я не могу.

– Что ж, пойду куплю кусок угля, и мы попробуем.

– Нет. А лабеллии там есть?

Я кивнул.

– Да, патока поверх угля. Лабеллий много, не такая масса, как аурей, но почти столько же, сколько труффаутиан. Возле пестика орхидеи они слегка

оранжевые.

– Никаких следов увядания?

– Нет.

– Завтра отправляйся туда опять и посмотри, не вянут ли лепестки у самого основания. Ты знаешь обычные признаки. Я хочу знать, брали ли с них

пыльцу.

Вот так я оказался там снова во вторник после ленча. Тем же вечером, в шесть часов, прибавил несколько деталей к моему описанию и доложил, что

признаков увядания нет.

Я уселся за свой стол напротив Вульфа и постарался придать холодность взгляду.

– Не будете ли вы так добры объяснить мне, – обратился я с любезной просьбой, – почему женщины, которые ходят на цветочные выставки, все на один

манер – их ни с кем не спутаешь? По крайней мере на девяносто процентов. Особенно если смотреть на ноги. Это что – правило? А может, им всем

никогда не дарили цветов, они потому и ходят – поглядеть? Или, может…

– Заткнись. Не знаю. Иди завтра туда опять и отыскивай признаки увядания.

Видя, как он мрачнеет с каждым часом, и все из за трех дурацких орхидей, нельзя было не понять, что он уже дошел до ручки. И я снова отправился

туда в среду, а попал домой не раньше семи.

Входя в контору, я увидел, что он сидит за своим столом с двумя пустыми пивными бутылками на подносе и наливает в стакан из третьей.

– Ты заблудился? – осведомился он.

Я не стал обижаться, понимая, что внешний мир Вульф представляет себе довольно смутно. Пожалуй, он досиделся в своей берлоге до того, что и не

поверил бы, что человек в состоянии преодолеть несколько кварталов без посторонней помощи. Я объяснил, что никаких признаков увядания не

обнаружил.

Сев за свой стол, я просмотрел почту, а потом поднял на него глаза и сказал:

– Я подумываю о женитьбе.