Кофейник можно увидеть как в руках опытной хозяйки, так и в нежных, еще детских ручках ее дочери.
Сейчас я расскажу вам, как варила кофе мадам Канада.
Пока Эшалот подсчитывал су и франки в кожаном кошеле и выписывал цифры на листок промасленной бумаги, Амандина открыла свой чемодан и достала оттуда капустный лист, в который была завернута горсть драгоценного порошка. Однако следует знать, что это были не те молотые зерна, к каким привыкли мы, а сухая, спекшаяся масса, именуемая кофейной гущей: мальчишки из кафе продают ее любителям удовольствий, не обласканным фортуной.
Мимоходом заметим, что эта гуща уже использовалась дважды. Поэтому мадам Канада щедрой рукой вытащила из капустного свертка изрядную порцию порошка.
Эту бурую массу она положила в котелок, добавив туда жареного лука, щепотку перца и зубчик чеснока. Затем водрузила котелок на шаткую горелку. Залив все двумя стаканами воды, она принялась размешивать содержимое котелка деревянной ложкой, которой обычно снимала пену с супа.
Уверен – даже спартанцы отказались бы от этого варева, однако как только из котелка поползли первые запахи, ноздри Эшалота затрепетали.
Он прекратил складывать монеты в столбики по сто су и с чувством произнес:
– Такого аромата нет ни в одном кафе. Дома все гораздо вкуснее и значительно дешевле. Господь создал меня для невинных удовольствий домашнего очага, для наслаждения достатком и благополучием. Ах, Амандина, сколько прекрасных лет потеряно! Почему мы не встретились раньше, почему мы так долго не подозревали о чувствах, кои питаем мы друг к другу? Наша юность прошла бы в трудах, мы обеспечили бы себе зрелые годы, а в старости пожинали бы обильный урожай, посеянный честным многолетним трудом.
Мадам Канада бросила в котелок огрызок сардельки и крохотный кусочек настоящего цикория, случайно попавшийся ей под руку. Из груди у нее вырвался глубокий вздох.
– Сколько добра промотали мы вместе с покойным месье Канадой! – томно произнесла она. – Какими страстными и пылкими были мы оба! И он, и я, мы были необычайно хороши собой, и поэтому никто из нас не собирался хранить верность другому; мы гуляли направо и налево, он веселился с самыми шикарными женами торговцев, а иногда и аристократов, а я кутила в обществе офицеров и нотариусов. Но никто из нас никогда не поступался честью! Такова уж жизнь артиста – сегодня здесь, завтра там, постоянная забота о насущном куске хлеба, и тут же – балы, праздники, кафе-концерты! И чем при такой жизни прикажете кормить ребенка? А разборки, когда мы оба вечером, немножечко на взводе, возвращались в балаган! Ведь покойный Канада не стыдился даже бить меня, меня, бедную слабую женщину!
Эшалот смотрел на нее с восхищением.
– Я тоже бывал в аристократических салонах, – произнес он, – вместе с Симилором, в давние времена Черных Мантий: у нас с ними были кое-какие делишки, так, совершеннейшие пустяки. И знаешь, что я тебе скажу? Я не видел ни одной настоящей графини, которая бы изъяснялась с такой легкостью, как ты, Амандина, никогда не видел! Если бы этот твой Канада оскорбил тебя в моем присутствии…
– О! – воскликнула владелица балагана, миролюбиво улыбнувшись, – вы льстите мне, сударь, благодарю. В те времена я работала с гирями. Канада был видный мужчина, но куда ему было до меня… Что у тебя в итоге?
– Шестьдесят три франка двадцать четыре сантима за двадцать один день, – ответил Эшалот. – Не густо.
Похлебка из кофейной гущи была готова. Мадам Канада вылила ее в клетчатый платок, которым она повязывала голову, когда не надевала парик.
– Времена, когда после выступления в столице ты купался в золоте, прошли, – произнесла она.