— Чего ржешь, придурок? — беззлобно прикрикнула она.
Балабакин смотрел на нее во все глаза. Роскошные, белые как снег волосы, лицо красотки с обложки глянцевого журнала, изумительное тело. Из одежды — только серебристые стринги. Потрясающе красивый бюст — шедевр пластической хирургии — был совершенно обнажен…
— Это нервное, — нашелся Сеня.
— Нервное?
Похоже, только сейчас до девушки дошло, что на ней нет одежды. Но до паники она не скатилась, просто прикрыла руками обнаженную грудь.
А прохожие уже останавливаются, подходят к машине, глазеют. Надо же, авария с человеческими жертвами плюс бесплатный стриптиз. Трудно пройти мимо такого зрелища… Сене показалось, что в толпе мелькнуло чье-то знакомое лицо…
— Ты как, в порядке? — спросила девушка.
Сеня поднялся, прислушался к ощущениям — вроде ничего.
— Нормально.
Но стоило ему сделать шаг, как в ногу — от пятки до самой селезенки — вонзилась раскаленная спица.
— Ой-е! Что-то с ногой…
— Давай в машину.
Балабакин представил, как эта красотка входит в роль фронтовой санитарки, закидывает себе на плечо его руку, своей — обнимает его, помогает идти «раненому бойцу». А его рука как бы невзначай опускается ей на грудь…
Но девушка разрушила его иллюзии. Она просто села за руль своей машины, сдала назад, а в салон ему пришлось влезать самому.
Она опустила спинку своего сиденья, извернувшись, встала на четвереньки, левым к нему боком, подлезла к багажному отделению, зашуршала пакетами. Сене было неловко, он даже пытался отвести взгляд от ее полупопий, правда, из этого ничего не выходило. Задняя ниточка стрингов такая тонкая…
Девушка достала из багажника шелковый халатик, изловчившись, оделась, вернулась на место, подняла спинку сиденья.
— Часы у тебя не встали? — спросила она, спуская с тормоза поставленную на скорость машину.
— Часы?! — Сеня обескураженно глянул на свою швейцарскую «Омегу». — Нет, идут…
— Да я не про эти часы, придурок, — усмехнулась девушка.
— Почему придурок?
— Потому что самоубийца. Какого черта под машину бросаешься?
— Да нет, я не бросался. Просто шел… Ну, голову отключил.
— Признаешься, что голову отключил?
— Ну да… А зачем тебе?
— Мало ли что, вдруг в суд на меня подашь…
— Это не важно, отключил я голову или нет. Автомобиль — источник повышенной опасности. Виноват всегда водитель.
— Какой ты умный.
— В тюрьме научили, — озорно улыбнулся Сеня.
— В тюрьме? — оторопело посмотрела на него красавица.
— Ну не совсем тюрьма. Изолятор временного содержания. Пять суток держали, сегодня вышел.
— За что держали?
— Да за то же самое. Женщину сбил. Вот точно так же, как ты меня. Она дорогу на светофор переходила, я ее сбил. Сейчас она в больнице, с переломами… И мне в травмпункт надо, может, перелом у меня…
— Да ладно тебе, шутник, — в сомнении, неуверенно отмахнулась от него девушка.
— Ну, я не знаю, может, и нет перелома. Может, всего лишь ушиб. Но все равно больно…
— Я не про это, я про женщину… Что, правда кого-то сбил?
— Сбил.
Он врал, но лишь для того, чтобы избавить девушку от ненужных подробностей. Не интересно ей будет слушать про какого-то Волынка, про сговор с ним. Сеня говорил неправду, а для этого требовалось особое вдохновение, и оно снизошло на него, выдернуло кость из языка.
— И что?
— Верховный суд вселенской инспекции безопасности дорожного движения постановил — три года расстрела, и никаких гвоздей… — Голос его звучал бойко, слова бодро выстраивались в текстовый ряд. — Это было жестоко и несправедливо, мне страшно об этом вспоминать… Да, меня уже и расстреляли. Тело в земле, душа на воле. Но ты не волнуйся, через три года тело воскреснет, соединится с душой…
— Ты точно придурок, — осадила его девушка.
Видимо, уши у нее были скользкими, лапша не висла на них…
— Может быть, но голым по ночам на джипе не езжу.
— Это мое дело, в каком виде по ночам ездить.
— Знаешь, если бы я был женщиной и у меня была бы такая грудь, я бы тоже голышом ходил. Но только по ночам, как ты… А куда мы едем?
— В больницу. Будем делать из тебя женщину. Не бойся, тебе не больно отрежут…
— И силикончика в грудь закачают? Адресок своего пластика не подскажешь?
— Имбецил… На моего пластика у тебя денег не хватит.
— А ты что, богатая?
— Не жалуюсь.
— А как насчет моральной компенсации?
Девушка остановила машину так резко, что Балабакин едва не выбил головой лобовое стекло.
— Сколько?
— Ну… Двести тысяч… В рублевых…
— А ты фрукт! — презрительно усмехнулась она.
— Да нет, тут такое дело… Деньги край нужны… — промямлил Сеня.
Деньги ему действительно были нужны — он не врал. Может, потому язык потяжелел, вдохновение сложило крылья… К тому же не хотелось выглядеть сквалыжным животным в глазах этой красотки.
— Ладно, в больницу отвезешь, там посмотрим. Если перелом, то тысяч десять отстегнешь, в рублевых. Если нет, прощаю…
— Жлоб!
Девушка снова повела машину.
— Зачем тебе деньги? — все так же отчужденно, но уже чуть мягче спросила она.
— Говорю же, женщину сбил, а она компенсацию требует, — солгал Сеня.
— Врешь.
— Нет.
— Я вранье за три версты чую. Муж у меня такой, с ним нюх востро держать надо…
— Муж?!
Он демонстративно посмотрел на пальцы ее правой руки.
— Что, кольца нет?.. — усмехнулась она. — Кто ж стриптиз с обручальным кольцом танцует…
— Ты стриптизерша?
— Поневоле… — мысленно погружаясь в омут своих проблем, сказала она. — Муж загулял, я ему отомстить решила, на шест полезла. Он за мной, я от него… Злится, значит, ревнует…
— Если ревнует, значит, любит.
— Любит. Но все на сторону норовит. В этот раз с певичкой закрутил… Видел бы ты ее. Смех. А поет, слышал бы ты. Сэр гей Зверев и то лучше поет. Ни голоса, ни слуха, и песня отстой… Кто-то поднимает ноги, чтобы за сцену забраться, а кто-то раздвигает. Эта раздвигает… Думает, Сафрон дальше толкать ее будет…
— Сафрон? Кто такой Сафрон?.. Слушай, а куда мы едем? Больницу же проехали…
— В Москву едем, там больницу найдем. Сафрон ищет меня, может узнать, что я человека сбила, с собой взяла. Куда он первым делом поедет?
— В больницу, в нашу, битовскую…
— Извини, что имбецилом назвала. Ты нормальный, умный, но жлоб.
— Уже лучше.
— Извини, что говорю, то и думаю…
— Значит, Сафрон — твой муж.
— Если дальше так пойдет, то скоро я назову тебя гением.
— Прикалываешься? Ну-ну… А он вообще кто, твой Сафрон?
— Тоже решил приколоться? — не отрывая взгляда от дороги, усмехнулась она.
— Нет.
— В Битове живешь и не знаешь, кто такой Сафрон…
— Да как-то не вдавался… Я в Москве больше, чем здесь, после школы в Чайковке учился.
— В консерватории?
— Ага. Учился, да недоучился.
— Чего так?
— Таланта не хватило… Зато я музыку могу сочинять.
— Поздравляю.
— Нет, я серьезно. Зарабатываю на этом. Мои песни, чтоб ты знала, на радио звучат, в лучших номинациях… То есть звучали… А твой муж что, певицу раскручивать собирается? — в раздумье спросил он.
— А ты что, помочь ему хочешь? — язвительно усмехнулась она.
— Не знаю, — пожал он плечами. — Вообще-то мне говорили про Сафрона…
— Кто?
— Да не важно. Сказали, что Сафрону может быть нужно…
— Что нужно?
— Я же говорю, музыку сочиняю. Композиция у меня есть, настоящий шедевр.
— Это ты так думаешь, что шедевр? — заинтересованно спросила она.
— Не думаю, знаю. Совершенно в том уверен…
— А продюсер у тебя есть?
— Нет, мне продюсер не нужен. То есть нужен, но не я, а они от меня зависят. Я им песни свои продаю, ну, если им понравится…
— А может, и не понравится.
— Эта понравится.
— И кому ты ее продашь?
— Думаю, думаю…
— Значит, есть кто-то на примете?
— О! Там такие акулы, что самому страшно!
— Мне акула не нужна, мне бы просто щуку. Так, в реке немного поплавать…
— Да, но в реке тоже парус нужен. Без хита далеко не уплывешь… А ты что, певицей решила стать?
— Ну вот, ты уже почти гений… Муж мой певичек любит. Вот и я запою… Только в руки ему не дамся, пусть не рассчитывает…
— А мне на что рассчитывать?
— И с тобой не лягу, — невозмутимо, как о чем-то приземленном и обыденном, сказала она. — Даже не надейся.
— Да я не о том… Песня тебе нужна?
— Твоя? Нужна. Если это хит.
— Она денег стоит.
— Сколько? Двести тысяч?
— Если в рублях, то нет…
— Ну не двести же тысяч долларов.