- Передам, Бак.
- Зови меня мистер Тэррэнт, ты, ирландский ублюдок.
- Хорошо... мистер Тэррэнт, - сказал я и, спустившись со склона, направился к дороге, идущей вдоль Ручья. Проехав с сотню ярдов, я обернулся: Бак снова тренировался - согнулся, как по волшебству, револьвер очутился в его руке, выстрелял...
Я ехал в город, чтобы сказать Бену Рэндольфу, что он должен либо уехать, либо умереть.
Бен был долговязым, тощим техасцем. Он приехал в город с севера лет десять назад, прижился в аризонском климате да так и остался. Он был хорошим шерифом - достаточно твердым, чтобы держать в руках большинство, и достаточно мягким, чтобы управляться с остальными. За годы службы он стал еще более живым и проворным, чем раньше.
Когда я рассказал ему о Баке, он сгорбился в своем кресле и начал раскуривать трубку: зажег спичку, и она горела, пока не обожгла пальцы, табака огонь и не коснулся.
- Это точно, Джо? - спросил он.
- Бен, я видел это четыре раза. Поначалу я глазам своим не верил. Да, скажу я вам, он делает это быстро. Быстрее, чем вы, или Хиккок, или я, или кто еще. Дьявол его знает, откуда это у него.
- Но, - сказал Бен Рэндольф, зажигая другую спичку, - не может это у него так получаться. - Его голос звучал почти умоляюще: - Такая сноровка вырабатывается медленно, очень медленно. Вы же знаете. Как он мог этому выучиться за несколько дней? - Он сделал паузу, попыхивая трубкой. - Вы уверены, Джо? - спросил он снова из-за клубов дыма.
- Да.
- И он хочет иметь дело со мной?
- Так он сказал.
Бен Рэндольф вздохнул.
- Он несчастный малый, Джо, просто несчастный. Если бы не умер отец, я думаю, он не был бы таким. Мать не в состоянии направить его по верному пути.
- Вы ведь отбирали у него револьвер раза два, а, Бен?
- Угу. И из города его выгонял, когда он становился слишком уж опасен. Говорил ему, чтоб немедленно убирался домой и помогал матери.
- Думаю, потому он и вызывает вас.
- Да. И еще потому, что я шериф. Я лучше всех управляюсь с револьвером в округе, и он не хочет начинать с конца, это не но нему. Сразу хочет стать первым.
- Он это может, Бен.
Шериф снова вздохнул.
- Понимаю. Если то, что вы сказали, правда, мне и в самом деле плохо придется. И все же я должен идти к нему. Вы же знаете, я не могу оставить город.
Я поглядел на его руку, что лежала на коленях, - пальцы дрожали. Он сжал пальцы в кулак - и кулак дрожал.
- Вам надо бы уехать, Вен, - сказал я.
- Да, конечно, - мрачно ответил он. - Но я не могу. Что будет с этим городом, если я сбегу? Разве кто-нибудь еще может держать его в руках? Нет, черт побери. И вы это знаете.
- Таких сумасшедших опасных негодяев, как он, надо бы убивать. - Я помялся. - И... может, выстрелить ему в спину, если уж нельзя подстрелить спереди?
- Верно, - сказал Бен Рэндольф. - Рано или поздно это произойдет. Но что случится за это время? Сколько людей будет убито? Это и есть моя работа, Джо, люди, которые могут погибнуть... Я должен встать между Баком и ими, понимаете?
Я встал.
- Да, Бен, понимаю, но хочу, чтобы вы не делали этого.
Он выпустил клуб дыма.
- У вас есть какие-нибудь соображения насчет того, что он "думает" о револьвере в руке?
- Прямо ума не приложу. Может, он совсем рехнулся?
Еще один клуб дыма.
- Вы считаете, что я покойник, Джо, а?
- Похоже, что так.
В четыре пополудни Бак въехал в город с таким видом, словно был его полным хозяином. Он сидел в своем потрепанном старом седле, как раджа на слоне: правая рука низко на бедре и чуть отставлена. В своей обвисшей шляпе, лихо надетой набекрень, с вытаращенными глазами, он при своей костлявой фигуре выглядел как огородное пугало, пытающееся походить на человека, на сильного человека. Но ведь он и в самом деле был сильным человеком. Все в городе знали об этом от меня.
Никто не произнес ни слова, пока он ехал по улице до коновязи перед салуном. Да и разговаривать-то особенно было некому. Почти все попрятались по домам, можно было заметить лишь легкое движение за окнами да колыхание занавесок.
Только несколько человек сидели в креслах на верандах. Кое-кто стоял, прислонившись к стене. Они быстро глянули на Бака и тут же отвернулись.
Я находился неподалеку, когда Бак привязывал лошадь. Он с важным видом направился к салуну: правая рука на поясе, глаза горят адским пламенем.
- Ты передал ему? - спросил он.
Я кивнул.
- Он придет к тебе, как ты сказал.
Бак коротко рассмеялся.
- Не нравится мне этот долговязый ублюдок. Я подожду. Сдается мне, я в два счета покончу с ним.
Он глядел на меня, а лицо его приняло выражение, какое он считал подобающим его грубому, ворчливому тону. Чудно, но почему-то можно было с уверенностью сказать, что внутри он не такой. Не было в нем настоящей твердости и силы. Вся его грубость, вся жестокость умещалась в кобуре, ну а остальное в нем подлаживалось к этому.
- Вот что, - сказал он. - Что-то не нравишься ты мне, ирлашка. Может, мне и тебя придется прикончить. Что мне стоит, а?
Так вот, единственно, почему я стою сейчас живой у дверей своего дома, - это то, что я сообразил: раз уж Бак имел шанс пристрелить меня, да не сделал этого, я должен спастись, должен - и все тут. И еще я подумал: вдруг, когда придет время выложить козыри, я смогу что-нибудь сделать для Бена Рэндольфа, если только сам господь бог мне поможет!
Ничего я так не желал тогда, как находиться в комнате у окошка и смотреть, как Бак Тэррэнт собирается прикончить кого-то другого.
- Нет, не сделаю я этого, - говорит Бак, мерзко ухмыляясь. - Ты сходил и сказал шерифу, как я велел тебе, проклятому ирлашке, овечьему пастуху с заячьей душонкой. Сказал ведь?
Я кивнул, а у меня прямо челюсти свело от злости, да так, что кожа на лице чуть не лопнула.
Он ждал, что я пойду впереди него. И когда увидел, что я не двигаюсь, расхохотался и пнул ногой дверь салуна.
- Входи, ирлашка, - бросил он через плечо. - Я поставлю тебе самую лучшую выпивку.
Я вошел вслед за ним, и он, тяжело ступая, направился прямо к стойке, взглянул старому Меннеру в глаза и сказал:
- Дай-ка мне бутылку самой лучшей отравы, что есть в твоем заведении.
Меннер глядел на сопляка, которого вышвыривал отсюда раз двадцать, и лицо его стало прямо белым. Он повернулся, взял с полки бутылку и поставил на стойку.
- Два стакана, - сказал Бак Тэррэнт.
Меннер осторожно поставил два стакана.
- Чистых.
Меннер отполировал два других стакана полотенцем, поставил их на стойку.
- Ты ведь не возьмешь денег за выпивку, а, Меннер? - спросил Бак.
- Нет, сэр.
- И впрямь, что бы ты с ними делал? Отнес бы домой и потратил на эту толстую телку, свою жену, да на свое отродье, этих двух недоумков. А?
Меннер кивнул.
- Черт побери! Они не стоят такого беспокойства, верно?
- Нет, сэр.
Бак заржал, взял стаканы, протянув один мне. Он оглядел салун и увидел, что там почти пусто: Меннер за стойкой, в конце зала пьяница, уснувший за столом, уронив голову на руки, да маленький человечек в шикарном городском костюме, сидевший со стаканом в руке у окна и глазевший на улицу.
- Где все? - спросил Бак у Меннера.
- Да ведь, сэр, похоже, они дома. Почти все по домам сидят, - сказал Меннер. - Жаркий сегодня денек. Вот и все и...
- Бьюсь об заклад, он будет еще жарчей, - резко бросил Бак.
- Да, сэр.
- Сдается мне, им это будет не по нутру, если день будет жарчей. А?
- Да, сэр.
- Ну а я все же собираюсь его подогреть, слышишь ты, старый ублюдок, да так, что все это почувствуют.
- Раз вы сказали, сэр, значит, так и будет.
- Может, и для тебя будет слишком жарко. Ну да, так и будет. Что ты думаешь об этом?
- Я... я...
- Ты ведь выгонял меня отсюда. Помнишь?
- Д-да... но я...
- Гляди сюда! - Бак только сказал - и револьвер появился у него в руке, тут как тут, а сам и рукой не шевельнул, ни на дюйм.
Я смотрел на Бака: рука его лежала на стойке у стакана, и вдруг револьвер очутился в ней, нацеленный прямо в живот Меннера.
- Понимаешь, - сказал Бак, ухмыляясь и глядя на искаженное страхом лицо Меннера, - я могу влепить пулю, куда захочу. Показать?
Его револьвер рявкнул, пламя сверкнуло над стойкой, и на зеркале за стойкой появилась черная дырка с паутиной трещин.
Меннер стоял, а кровь стекала ему на шею с разорванной мочки уха.
Револьвер Бака снова рявкнул - и другая мочка Меннера окрасилась кровью. А револьвер Бака был уже в кобуре - он попал туда с той же скоростью, как и выскочил.
- Ну, пока хватит, - сказал Бак. - Выпивка хороша, и, сдается мне, должен же кто-то мне подавать ее, а ты, старый осел, больше всего годишься для такой работы.
Он больше и не глянул на Меннера. Старик, весь дрожа, прислонился к полке за стойкой, две красные струйки стекали ему на шею, заливая воротник рубашки. Я видел, как ему хочется дотронуться до пораненных мест, узнать, что там и как, но он боялся поднять руку.
Бак уставился на маленького человечка в городском костюме, сидевшего у окна. Тот повернулся на звук выстрелов и сидел, глядя прямо на Бака. Стол перед ним был мокрым: видно, резко повернувшись, незнакомец разлил свою выпивку.