Но призраки к нему не липли. Может, ещё в тюрьме перешли к кому-то более сильному. Большинство привидений — легкомысленные, неверные существа.
* * *Библиотекарь был одним из самых упорных: мертвая оболочка человека, ушедшего из мира живых в середине девятнадцатого века. Как многие духи, он не распространялся о том, кто избавился от него. На самом деле он не был библиотекарем, но имел какое-то отношение к книгоиздательству: то ли продавец, то ли переплетчик, а может, редактор. И обитал почти постоянно в читальном зале Британской библиотеки, куда я приходил, чтобы проконсультироваться с ним, притворяясь, будто изучаю историю британских профсоюзов, и часами беседовал на самые различные темы.
Шел дождь, и тяжелые капли барабанили по крыше.
— Что будете делать, когда это место закроют?
— О, в подобных заведениях недостатка нет. Быть может, я наконец решусь уйти на покой. Двадцатый век становится несколько утомительным, и я без всякого восторга жду нового тысячелетия. А теперь давайте то, что принесли, и я исчезну столь же молниеносно, как Пак или Ариель.
Я вынул все, что дала мне миссис Стоукс, и положил на стол. Квадратик голубой материи, вырезанный из старой простыни Эммы. Полузасохшая губная помада. Простые белые трусики от «Маркса и Спенсера». Снимок — очевидно, сделанный в ателье фотографа.
Библиотекарь алчно, как наркоман, уткнулся во все это.
— Да… очень стильно… так хорошо… — вздохнул он и немедленно растворился в пространстве. Последними исчезли звезды глаз.
Пока я собирал вещи и книги, прозвенел звонок. Время закрытия.
* * *Подобно библиотекарю, я нахожу последние годы двадцатого века крайне утомительными. Из-за моей манеры одеваться и обставлять квартиру люди предполагают, будто я специально подражаю викторианскому стилю, чтобы выразить презрение к современности, но это не так. Этот стиль просто стал моей второй натурой. Я не смог перерасти его, если можно так выразиться. Кроме того, именно в это время моя семья приобрела власть над мертвецами. Мы гордимся своей долгой и славной историей, и среди нас было немало экзорцистов, изгонявших нечистую силу. Но именно мой дед занялся непознанными, а точнее, паранормальными явлениями. Это он обнаружил и систематизировал способы общения с мертвецами.
Я последний в роду. Родители мои погибли, когда наш дом был разрушен вследствие неудачного эксперимента. Оправившись от последствий катастрофы, я переехал из Эдинбурга в Лондон и купил дом в Спитлфилдзе, большой, в георгианском стиле и плохом состоянии, но я не модернизировал его и даже не восстановил первоначального облика. (Пришлось твердо воспротивиться визитам доброхотов, членов самодеятельного исторического общества, которые, переодевшись в костюмы той эпохи, водили группы туристов по своим обновленным домам. Но мой черный сюртук, пестрый жилет, трость, фетровая шляпа и часы с цепочкой — не маскарад.) В доме не проведены ни электричество, ни телефон, но в этом нет необходимости. Как свет притягивает мошкару, так электричество привлекает слишком много призраков, а я не люблю отвлекаться на пустяки. Мне хватает газовых рожков и угольного отопления. Всякий, кто стремится найти меня, обязательно достигает цели или в процессе поисков рано или поздно обнаруживает, что я ему вовсе ни к чему.
Но для меня самое главное, что это спокойный дом, тихое место, надежное убежище. Как трудно отыскать нечто подобное в большом городе! Все, жившие когда-то здесь, умерли естественной смертью, последовавшей за счастливой, безоблачной жизнью. Здесь нет ни одного призрака, порожденного страхом или ненавистью, экстазом или тщеславием. Иногда по комнатам блуждают духи первых хозяев — шелковых дел мастера, ярого гугенота, и его жены — и до сих пор гуляет привидение сапожника, жившего и работавшего в подвале более пятидесяти лет. Но все это слабые и безвредные фрагменты, причиняющие беспокойства не более, чем мыши, которые шуршат за ореховыми панелями. Следы наркотического бреда, оставленные колонией хиппи, обитавшей здесь в начале семидесятых, я без труда рассеял, а остальных непрошеных гостей отпугиваю уловителями душ на дверях и окнах, а также регулярным окуриванием розмарином, рутой и диким чесноком.
По мере того, как орды призраков растут, найти подобные места становится труднее и труднее. Все меньше людей склонны умереть в своей постели, и толпы на улицах наполняют атмосферу злобными призраками, рожденными в минуты неукротимого гнева или страха. Перекрестки кишат отзвуками ярости водителей. Я не в силах посещать больницы, ездить в метро или проходить мимо казино. Игроки, сами того не подозревая, бывают правы, когда требуют новую колоду карт перед каждой партией, ибо призраки, цепляющиеся за старые, сильно воздействуют на законы случайностей.
Духов давно умерших, как и меня, крайне раздражает вездесущесть и мельтешение призраков. Кроме того, некоторые из них опасны. На свободе бродят львы, тигры и медведи. И по мере приближения миллениума, на пороге которого мы стоим, их становится все больше, так что неизвестно, ждет ли нас за этим порогом бездонная пропасть. Лондон населен привидениями, духами, призраками и выходцами с того света, но истинные долгожители постепенно исчезают, пожираемые своими же собратьями, которые нуждаются в энергии для поддержания собственного существования.
Но те, кто материализовался по соседству со мной, особой угрозы не представляли. Я мирно пробирался по людному рынку, успев купить орехового хлеба, органически выращенного картофеля и капусты, а также потрепанное издание «Смерти и вечной жизни» некоего Хика, обещавшее оказаться забавным чтивом. Но когда двое мужчин взяли меня под локти и потащили за угол, согласитесь, вырваться было затруднительно.
— Мы искали вас, — объявил тот, что поменьше, тощий светловолосый тип с узкими усиками и в плаще без единой складки. Несмотря на холод, он был мокрым от пота. К редеющим волосам цеплялась целая гирлянда духов, сварливых черных созданий, стрекотавших, как свора летучих мышей.
— Вас нелегко найти, — процедил он.
— Рад это слышать. Мой дом защищен.
— В отличие от вас, — заметил человечек и, обратившись к компаньону, добавил: — Покажи, что я имею в виду.
Верзила распахнул кожаную куртку и предъявил металлическую дубинку.
— Это первое предупреждение, — сообщил человечек.
Духи самозабвенно что-то нашептывали ему в уши, поэтому реплика прозвучала вызывающе. И все же глаза коротышки опасливо блеснули. Он чуял, что попал в капкан, хотя и не понимал этого.
— Значит, мой друг, вы в большой опасности.
— Заткнись! У Родди полно таких игрушек, и он любит пускать их в ход. Еще есть время вернуться в твой дом! Там он спокойно с тобой разберется!
— Вряд ли я позволю вам найти свой дом. Думаю, вы разыскивали его все утро, но у вас ничего не вышло. И не выйдет. Говорите, что вам нужно и убирайтесь.
Светловолосый вручил мне конверт.
— Там все сказано. Вы наступили на ногу влиятельному человеку, мистер Карлайл.
— И кто же это?
Духи снова затрещали.
— Никаких имен, ясно?
— Вот как! Один из этих!
— Вам лучше помолчать, согласны? Вспомните Эдинбург.
— Что вы знаете…
Но человечек уже отошел, опустив голову. За ним неотступно следовал второй. Оба направились к черному «БМВ», припаркованному как раз за воротами рынка. Они сели на заднее сиденье: очевидно, кто-то дожидался в машине, но я заметил лишь тень, прежде чем дверца захлопнулась и мотор заработал.
К конверту прилип черный дух, и я раздавил его, скорее рефлекторно, чем сознательно. Он был предназначен для одной цели: донести о том, что конверт вскрыт, и я позволил ему выполнить свое предназначение.
Само послание было коротким и грубым, чтобы не сказать — шокирующим. К нему прилагался снимок. Бросив на фото лишь один взгляд, я позвонил старому другу.
* * *Мы встретились следующим утром в пабе у Спитлфилдзского рынка, одном из тех, что открываются в половине седьмого. Суперинтендант Роулс взглянул на снимок, лежавший в конверте, и сказал, что это часть документов по уголовному делу, а именно, сцена преступления.
— Попытаюсь узнать, как произошла утечка, — пообещал этот высокий, стройный, подтянутый мужчина, с коротко стриженными белыми волосами и военной выправкой; один из самых порядочных людей, которых я когда-либо знал. Он приканчивал вторую пинту горького, пока я наслаждался превосходным английским завтраком, шедевром кухни той злосчастной страны, которая приютила меня.
— Неважно, откуда взялась эта фотография. Важно совсем другое.
Я рассказал о просьбе миссис Стоукс, о тех двоих, которые передали письмо, и о моем подозрении, что это дело рук некроманта, решившего использовать убийцу Роберта Саммерса.