Тогда Итика решил поохотиться по ту сторону скалистых горных вершин — там, где кончается мир живых. Его пытались отговаривать, указывая на верную смерть, ожидавшую его, ибо стая чудовищных белых волков, крупнее оленей и быстрее орлов, скиталась по тем горам в поисках добычи. В ясные и холодные ночи можно было видеть отражение лунных лучей на их сияющих, впалых боках, и хотя многие охотники переходили в былые времена через тот перевал, но ни один из них не возвращался, ибо волки настигали и убивали его.
Но Итику нельзя было удержать. Он пошел извилистой тропой по кряжу и с наступлением ночи зарылся спать в снегу, завернувшись в шкуру карибу. Вглядываясь в темноту, он увидел вспыхивающие лучи, еще в тысячу раз ярче прежнего. Небеса горели живым сиянием, которое металось взад и вперед в диком разгуле. Он слышал скрип и хруст сухого снега, попираемого волками; он слышал далекий шум приближающегося урагана, хотя воздух над его головой был скован неподвижностью.
Когда рассвело, он пошел дальше по кряжу и наконец достиг дивной долины. Спустившись по склону, он вошел в лес из высоких елей; кругом на снегу виднелись следы, широкие, как следы рыб. Он услышал вой, который становился все громче, пока не заполнил собою весь лес. То был жуткий вой: казалось, выли тысячи волков, одержимых жаждой убийства. Он осторожно подвигался вперед и, наконец, наткнулся на белое животное чудовищных размеров, которое билось под упавшей елью, крепко придавившей его к земле.
Все храбрые люди жалостливы, и Итика принялся работать топором; он пытался вызволить животное из беды, не думая о грозившей ему самому опасности. Когда животное было освобождено, оно встало и вместо того, чтобы убежать, обратилось к нему на чрезвычайно вежливом и изысканном индейском диалекте, без малейшего чужестранного акцента.
— Ты спас мне жизнь. Чем я могу отплатить тебе?
— Я хочу охотиться в этой долине. Мой народ голодает, — сказал Итика, чем очень обрадовал волка, который немедленно собрал всех своих собратий на охоту.
С тех пор стоило И тике явиться на охоту в долину Юкона, исполинская стая охотилась вместе с ним. Волки и по сей день носятся по горам в ясные, холодные ночи; лунный свет мерцает на их белых боках, поднимаясь к небу странными и фантастическими изгибами. Говорят, что это — северное сияние, но беззубый старик Исаак искренно убеждал меня в правдивости древнего предания, когда я лежал, ослепленный яркими солнечными лучами, в его хижине. Он говорил, что во всем этом нет ничего замечательного, что это просто резвятся духи Итики и волков-исполинов».
— Какая странная легенда, — сказала девушка. — И таких легенд, должно быть, много в северной стране. Я уже начинаю любить ее; потом она, наверное, понравится мне еще больше.
— Возможно, — ответил Гленистэр, — хотя, по правде говоря, страна эта не для женщин.
— Расскажите мне, что вас сюда привело. Вы ведь житель восточных Штатов. У вас было положение, образование, а вы предпочли эту жизнь. Должно быть, вы любите север?
— Конечно, люблю. Он привлекает человека какими-то странными чарами — чарами, которыми не обладает ни одна более умеренная страна.