Глухое постоянное отчаяние мешало жить, давило, отравляло все вокруг…
И чем взрослее становилась Саша – тем сильнее мучила боль.
Если бы только родители были официально разведены, как у многих одноклассников!
Но ведь ни у кого в целой школе не имелось такой странной семьи!
Легче становилось, только когда она оскорбляла маму…
– Ты что, не могла мне отца нормального найти? Я не хочу быть в этой золотой клетке! Это не жизнь! Зачем ты вообще меня рожала?
Злые обидные фразы выскальзывают прямо из глубины души. Выпускаешь шипящих змей – и приходит облегчение.
Мама тоже срывается на крик:
– Что ты знаешь о жизни?! Соплячка! Одета, накормлена, каждое лето на море ездишь – так скажи спасибо. Как бы отец себя ни вел со мной, тебе его упрекнуть не в чем!
После таких разговоров мама всегда, рыдая, пьет коньяк.
Так ей и надо!
А может, это вообще она во всем виновата?! Ведь если бы она была иной – возможно, тогда отец не стал бы интересоваться другими женщинами?!
– Ты ошибаешься… Ты ведешь себя неправильно… Услышав после одной из ссор с матерью голос бабушки, Саша похолодела.
Бабуля умерла полгода назад.
Умерла как-то неожиданно, во сне, ничем не хворая. Отец, узнав печальную новость, сразу же прислал своего секретаря. Симпатичная девушка легко и незаметно решила все организационные вопросы. Холмик земли, появившийся на кладбище, казался чем-то странным, нелепым, не имеющим к всегда такой улыбчивой бабушке никакого отношения.
Саша помотала головой и прошептала:
– Бабуля, а почему я тебя слышу? Ты же умерла…
– Смерти нет, девочка моя. Просто потом, когда земной путь заканчивается, душа человека уходит к Богу.
– Но ты не ушла? Почему?
– Не ушла, потому что я буду охранять вас с мамой. Ты маму не обижай. Ей очень тяжело, и она в опасности. Чем ругаться, сходи лучше в церковь, помолись, попроси у Бога прощения и защиты…
Саша слушала мягкий бабушкин голос, и по ее щекам лились слезы.
Бабуля сто раз права: она вела себя с мамой просто отвратительно! Нельзя было ее упрекать, нельзя было говорить таких обидных слов. Маме и так одиноко, она страдает. А тут еще дочь, родная кровиночка, вместо поддержки только мучения доставляет!
После того дня все изменилось.
Куда-то исчезла разрывавшая Сашино сердце боль. И вдруг теплым летним ливнем хлынуло пьянящее солнечное счастье.
Как же все-таки прекрасна жизнь! В ней столько красоты, столько интересного, столько возможностей!
Обиды закрывают душу черными плотными непроницаемыми шторами. И темные силы начинают оплетать человека коконом, нашептывая: «Все плохо, ничего не изменишь, зачем прилагать усилия?..»
Но Бог не бросает в беде ни одного человечка, ни единой заблудшей овечки. Он протягивает руку помощи. Надо просто взяться за нее и выйти к свету. Рядом со светом и любовью все меняется. Не может не измениться…
На мамином лице теперь – постоянно улыбка.
– Сашка, а я уже боялась, твой переходный возраст никогда не закончится. Доченька моя, я так тебя люблю. И папа нас тоже по-своему любит, – объясняет мама, обнимая Сашу. – Просто он – особенный человек, у него много энергии, много сил. Он придумал бизнес, который дал работу тысячам людей. И он говорит, что не может оставаться долго с одной женщиной… Но он заботится о своих детях, он общается и с тобой, и с твоими братьями и сестрами. Какой бы напряженный у него ни был график, ваше здоровье и ваши проблемы для него – на первом месте. Ты не переживай, что у нас такая особенная семья. Это, наоборот, даже хорошо. Совсем не обязательно быть похожей на кого-то. Но очень важно найти свой путь, свое предназначение. Ты напрасно обижаешься на отца.
Саша опускает голову мамочке на плечо и тоже улыбается:
– Я понимаю, мам. Все-таки он – мой папа, и если бы вы не встретились, я бы вообще не родилась. Какая же я была дурочка, когда думала, что хочу умереть.
– И я так думала иногда, – мама кивает головой. – Тоже дурочка.
– Мама… а ко мне… ты только не удивляйся. – Саша на минуту затаивает дыхание, а потом решительно выдыхает: – Ко мне бабушка приходит. Часто. Я с ней разговариваю, как с живой.
На мамином лице застывает недоумение:
– Знаешь, твой отец мне рассказывал что-то подобное. Однажды он признался, что рядом с ним постоянно находится его покойный отец – помогает ему принимать решения, предупреждает об опасности… Но я подумала, что Витя просто фантазирует. Наверное, тебе передались его способности.
Саша пожала плечами:
– Не знаю, мам. Я просто слышу бабушкин голос.
– И видишь ее?
– Не вижу. Но чувствую, что она рядом.
– С ума сойти можно! У меня аж мурашки по спине побежали. Ну, скажи тогда, что я ее люблю, скучаю по ней.
– Она знает. И еще она говорит, ты в опасности. И мы обе понимаем, о чем идет речь.
Мама, резко встав с дивана, рассерженно нахмурилась:
– Не надо тут ничего придумывать! У меня нет никаких проблем с алкоголем. Все иногда выпивают рюмочку-другую!
Саша сглотнула подступивший к горлу комок.
Неужели мама не видит, что она выпивает в день уже больше половины бутылки коньяка, иногда и целую бутылку! Отец, приходя в гости, брезгливо отворачивается, не позволяет маме даже поцеловать себя в щеку.
Впрочем, мама все-таки периодически пыталась взять себя в руки. Во время одного из таких светлых периодов дома и появился Ральф, с хулиганским взглядом, толстыми лапами и мягкой шерсткой на круглом щенячьем животике.
– Это собака-троглодит! Ты зачем пульт от телевизора слопал? Знала бы, что ты такой противный, – никогда тебя не купила бы! – возмущалась мама.
С Ральфом действительно пришлось нелегко. Он сожрал в квартире все – обои, двери, паркет, погрыз углы шкафов, столы и стулья.
Когда он перестал уничтожать мебель – начались болезни, потом собаку уже надо было водить по выставкам. Ральф очень быстро собрал много престижных наград и заинтересовал потенциальных невест как производитель потомства.
Содержать крупную породистую собаку – большой труд. И эти многочисленные хлопоты постепенно свели на нет мамино пристрастие к спиртному.
Она вообще не употребляла алкоголь уже несколько лет, бросила курить, стала регулярно ходить в спортзал.
Что произошло в тот день между ней и отцом? Каких обидных слов они наговорили друг другу?
Опустевшая бутылка коньяка, возможно, была свидетелем ссоры. Но только это – безмолвный свидетель…
Вернувшись в тот день из школы, Саша удивилась. Мамы нет дома, Ральф нервно поскуливает, намекая на то, что хочет в туалет, да еще и эта пустая бутылка и два бокала на столике.
«Только бы мама опять не взялась за старое, – с тревогой думала Саша, пристегивая к ошейнику поводок. – Надо с ней серьезно поговорить, и…»
– Крепись, солнышко, – вдруг раздался бабушкин голос.
Ральф протяжно завыл, а Саша…
Она уже почему-то отчетливо знала: вон те люди у подъезда столпились возле тела мамочки. А мамочка не живая больше. Она бежала, рядом проносились машины; вдруг – истошный скрип тормозов, удар, вспышка боли. И чернота.
«Бред какой-то!» – Саша покрутила головой, пытаясь избавиться от навязчивых видений. И решила, что ни за что к тем людям подходить не будет. Мало ли чего они там собрались. А у нее – овчарка (на поводке, но без намордника), и кто-нибудь обязательно начнет по этому поводу возмущаться, и…
– А вон и дочь ее! Бедная девочка! – истошно закричала женщина. – Горе-то какое, соседку прямо на моих глазах машина сбила!
Все стало как в тумане.
Воспоминания разорвались на мелкие смутные клочки: милиционер, похороны, мрачный отец, какие-то его лживые объяснения.
Происходящие события практически не осознаются.
Есть только боль, весь мир становится вечной болью. Горят выплаканные глаза, не хватает воздуха, и сотрясающий тело ледяной озноб, кажется, никогда не закончится. А если вдруг возникают желания – то только уйти, в смерть или безумие; да куда угодно, лишь бы забыться.