— Я пойду в техпарк, а ты заготовь листы бэ-четыре и це-шесть. Склей их, чтобы, когда я вернусь, мы нанесли обозначения.
— Слушаюсь, сэр! — ответил сержант и щелкнул каблуками. Он ценил это тихое местечко и не собирался, как его предшественник, попасть на передовую из-за какого-нибудь пустяка.
Майор взял с тумбочки кепи, еще раз оглядел штабную комнату и вышел на крыльцо, заставив вытянуться стоявшего там часового.
— Что, приятель, спишь? — спросил майор, спускаясь по ступеням.
— Никак нет, сэр! Не сплю!
— Нет, спишь, — не согласился майор и, проходя мимо отсыревшего угла штабной постройки, остановился и повернулся к часовому:
— А кто у нас ссыт на углы штаба? Кто подмывает боеспособность, а, рядовой?
— Это не я, сэр!
— Точно не ты?
— Точно, сэр!
Часовой был шокирован таким чудовищным подозрением и не знал, как доказать свою невиновность.
— Ну, если не ты, значит, диверсанты. Они теперь повсюду, — произнес майор и направился в техпарк, куда уже втаскивали последний из найденных «гассов».
В воротах парка к нему подошел главный механик. Вытирая ветошью руки, он кивнул в сторону обездвиженных стальных тел:
— Полная переборка, сэр. Проще сказать, что у них уцелело.
— А пилоты где?
— Док утащил их к себе в санчасть. В кабинах полно крови и бинтов, а танкист вообще едва живой. Непонятно, как машину вел.
— Ты мне вот что скажи, что там с этими навесными генераторами? Что за пробоины?
— Ах это… — Механик понимающе кивнул. — На всех трех «гассах» генераторы пробиты бронебойными снарядами.
— Вот задница, — произнес майор и хлопнул ладонью по пыльному столбу ограждения.
— Это еще не вся задница, сэр. Приемный экран танка тоже прострелен тем же калибром — двадцать три миллиметра.
— Та-а-ак! — протянул майор и сдвинул кепи на затылок. Если бы уцелел командир форта, он бы подставил его для разбирательства со штабом полка, а теперь получалось, что за все придется отвечать самому.
А теперь начнется: «Почему не была обеспечена надлежащая охрана?», «Почему противник подошел на расстояние выстрела?» и еще куча всяких «почему» от начальника штаба и полковой комиссии, а финалом всего может стать отставка без денежного содержания.
Майор посмотрел на часы. До срока, установленного начальником штаба, оставалось чуть более получаса, у него могло что-то получиться, если успеет поднять шум еще до доклада. Но как? Следовало подумать.
Бросив взгляд на копошившихся вокруг изуродованных машин механиков, майор вспомнил, как в детстве подкладывал в муравейник жуков и смотрел, как деловито те разделывали добычу. То же делали и механики, пользуясь навесными подъемниками и кран-балками. Муравьи, одно слово.
7
После ночной кутерьмы в бюро было время обеда. Рановато, конечно, для обеда, но для тех, кто работал круглосуточно, это было неважно.
Дай спецу пожрать, тогда и жди от него успехов. Майор Танжер усвоил это очень хорошо. Его люди работали сутками напролет и не роптали, поскольку получали самое лучшее питание, а поспать могли на составленных стульях, тем более что стулья в бюро были мягкие — словно специально придуманные для казарменного режима работы.
Имелась туалетная комната с запакованными наборами для умывания, душевая на две кабины и даже запас солдатских спортивных костюмов вместо пижамы. Все условия — только работай.
Четверть часа назад из города к воротам штаба доставили восемь порций лазаньи с бараниной, два свиных рулета, полдюжины говяжьих котлет и суп «армо» — восемь порций.
До города было двадцать километров, по местным меркам достаточно далеко, но поскольку заказ был большой, а Танжер давал курьерам по пять ливров чаевых, они с готовностью возили заказы и даже вручали бесплатные десерты, вроде крахмала из генномодифицированого картофеля с сахарозаменителем и фруктовой эссенцией.
Несмотря на аппетитный вид подобных бонусов, Танжер приказывал сливать их в унитаз, но курьерам об этом знать не следовало. В бюро вообще все держали в тайне, это была специфика их работы.
Через приоткрытое окно в кабинет прорывался бодрый ветерок и щекотал пятки Танжера, который, сняв ботинки, дремал в кресле, закинув ноги на подоконник.
В дверь постучали.
— Ну, кто там стучится? Входите, я же разрешаю без стука! — крикнул Танжер, сбрасывая с лица салфетку, которой прикрывался от яркого света.
— Это я, сэр, — сказал Говард, протискиваясь в кабинет. — Просто я подумал — вы же отдыхаете…
— Ладно, говори…
— Какой-то командир батальона прорывается в бюро через два связных сервера. Требует бюро дивизии.
— Но мы-то бригада.
— Да, — кивнул Говард. — Но дальше его все равно не пропустят, он всего лишь майоришка. Извините, сэр.
— Ладно, переключай, я отвечу ему как майоришка майоришке.
Говард вышел, а Танжер снял трубку с аппарата и услышал далекий голос:
— Але, добрый день, сэр! Доброе утро, то есть…
— Доброе утро. Начальник бюро службы безопасности, слушаю вас.
— Сэр, я всего лишь командир батальона и я…
— Да, майор Штоккер, я вижу на экране сопроводительную информацию, давайте ближе к делу.
— Сэр, мое полковое начальство решило меня высечь за потерю форта — вместе с ним мы потеряли контроль над целым районом. И это несмотря на беспримерное усиление его новой техникой. Теперь к самой сути. Вся техника была выведена из строя с помощью бронебойного ружья с дистанции примерно метров семьсот с лишним. Ни я, ни кто-то другой не могли обеспечить защиту от столь нетривиального, не предусмотренного никакими уставами нападения и…
— Постойте! Как можно повредить технику из бронебойного ружья с такого расстояния? Что у вас была за техника?
— Четыре «гасса» двадцать четвертой серии и четыре легких танка «бэ-эс».
— И что, этому оружию удалось продырявить их броню? — удивился Танжер. Ему показалось, что он зря теряет время с этим провинциальным командиром батальона, которому не хочется попасть под руку полковой комиссии.
— Сэр, прошу прощения, если я говорю сумбурно, но некий умелец из Тардиона прострелил четыре навесных генератора на «гассах» и четыре приемных экрана на танках «бэ-эс», сделав нашу технику не готовой к внезапной атаке, понимаете? Я уверен, что это дело службы безопасности, ведь обычными армейскими возможностями здесь не справиться — у меня в батальоне просто нет никакой защиты от диверсантов!
— Так, минуточку… — Танжер стал потирать указательным пальцем переносицу, он всегда так делал, чтобы поймать порхавшую совсем рядом мысль, хотя если точнее — всего лишь догадку.
— Сэр? — спустя минуту произнес майор. В его голосе было столько надежды на помощь и страха перед комиссией, что Танжер решил помочь. Впрочем, по-другому и не выходило, ведь это точно был их случай.
— Вот что, майор Штоккер, давайте мне сюда подробнейший отчет о том, что произошло. Желательно с поминутной раскладкой. Все, кто уцелел, должны написать собственные отчеты, и ничего страшного, если они будут повторяться.
— Я понял, сэр!
— Полагаю, там много раненых?
— Они все в медчасти, сэр, но из четверых уцелевших трое вполне могут говорить.
— Вот и хорошо. Выдайте мне полный отчет, а я свяжусь с вашим начальством и скажу, что это целиком наша история — мы заберем ее для расследования.
— Большое спасибо, сэр! Вы меня спасли! Я сейчас же побегу составлять донесения — самые полные!
— Ну, и удачи вам… — произнес Танжер, опуская трубку на аппарат. — Говард!
— Я уже здесь, сэр, — отозвался сержант, появляясь в дверном проеме.
— Все слышал?
— А нельзя было?
— Не паясничай. Позвони в штаб этого полка и скажи, что мы эту историю с диверсантом забираем для расследования и что комбат ихний не совсем виноват. Понял?
— Не виноват? — уточнил Говард.
— Нет, так говорить нельзя, мы же не военно-полевой суд и не войсковая комиссия. Как бы не виноват, понимаешь?
— Чтобы они его не сожрали…
— Да, чтобы они его не сожрали. Иди работай, а ко мне позови нашего глубокоуважаемого капитана Кербита.
— Я ему скажу через дверь, потому что он сейчас в сортире.
— Ни к чему эти подробности, Говард, просто скажи ему и скорее звони в полк, а то сожрут нашего осведомителя.
— Бегу…
Дверь закрылась, майор откинулся на спинку кресла и снова набросил салфетку на лицо.
Пока сержант передаст вызов капитану, который в сортире, пока тот оттуда выберется и придет в кабинет начальника, пройдет минуты полторы, а это в руках настоящего разведчика целое состояние, потому что полторы минуты — это шестьдесят плюс… тридцать секунд. А всего — девяносто. За девяносто секунд можно почувствовать расслабление, тепло во всем теле… уснуть… увидеть сны…