«Если», 1997 № 04
Ларри Нивен ОТ СИНГУЛЯРНОСТЕЙ Я НЕРВНИЧАЮ
Возвращение домой. Бескрайняя межзвездная пустота вернула меня в исходную точку — вот она, прямо подо мной, на крыше «Иглы Рэнда». Триста этажей стеклянных окон отражают мне в лицо пламя заката, аэротакси плавно скользит к посадочной площадке.
Возвращение домой. Сейчас мне полагается ощущать тепло и безопасность. Но я их не испытываю.
По широкой лестнице из черного мрамора я спускаюсь в вестибюль.
— Привет, Эмилио, — здороваюсь я с охранником.
— Добрый вечер, мистер Кокс, — улыбается он и ждет, пока я отопру дверь лифта — своего ключа у него нет, — потом придерживает ее для меня. Ничего необычного он не замечает.
Ключ от квартиры я держу наготове. А что если у него гости? Глупости. У меня в тот вечер не было гостей.
Двенадцать этажей вниз. Я становлюсь напротив глазка и нажимаю кнопку звонка.
— Кто это? — спрашивает знакомый голос.
— Ты меня видишь?
— Да.
Я улыбаюсь. Мускулы лица напрягаются, дыхание учащается.
— Тогда кто же я?
Пауза.
— Жаль, не могу сравнить отпечатки наших сетчаток.
— Они совпадут, Джордж. Я — это ты.
— Да, конечно.
Он сомневается, но я на него не в обиде.
— Я — это ты. И у меня есть ключ от своей квартиры. Доказать?
— Валяй.
Я открываю дверь и захожу. Шок воспоминания бьет меня в солнечное сплетение. Столы, стулья, любимое кресло, диван с еле заметным пятнышком от пролитого коктейля. Оригинал Эдди Джонса. Галлонная бутылка бренди в баре. Двадцать шесть лет в космосе, и почти все время в анабиозе, но это уже позади. Я дома.
Здесь все на месте — вплоть до жильца, Джорджа Кокса, только он держится от меня подальше, не желая рисковать. В руке у него огромный складной нож, гравированное лезвие которого похоже на широкий серебряный лист.
— Могу сказать, откуда у тебя этот нож.
— Многие мои друзья тоже это знают, — отвечает он все еще напряженно.
— Я и не ожидал, что ты мне сразу поверишь. Помнишь, Джордж, когда тебе было… лет восемнадцать? Ты еще только собирался поступать в Калифорнийский технологический, и однажды вечером тебе стало очень одиноко и так захотелось переспать с кем-нибудь, что ты позвонил девушке, с которой до этого виделся лишь раз, на дне рождения у Гленды. Пухленькая такая и очень сексуальная на вид. Ты позвонил ей, но нарвался на ее родителей. И ты так разнервничался и завелся, что…
— Заткнись. Ладно, вспомнил. Как ее звали?
Я не смог вспомнить ее имя, в чем и признался ему.
— Снова правильно, — подтвердил он.
— Вот и хорошо. Помнишь тот закат в Канзасе, когда все небо было словно разрезано пополам фиолетовым лучом? Он тянулся почти до горизонта на востоке.
— Да. Просто невероятное зрелище. Никогда в жизни больше такого не видел. — Он задумался, потом сложил нож и бросил его в выдвижной ящик стола. — Ты — это я. Выпить хочешь?
— А ты как думаешь? Смешать?
— Я сам.
Смешивать коктейль я предоставил ему — не хочу задевать его территориальный инстинкт. Джордж взялся за «морской грог», и я счел это за комплимент — значит, по его мнению, сегодня особый повод. Что-то не припоминаю этой подробности о том вечере, когда я был им. Пока он работал, я обрезал соломинки. Он бросил на меня быстрый взгляд: никто другой не мог знать, что это наш «фирменный» способ поглощения грога.
— Ты — это я, — повторил он, когда мы уселись в кресла и приняли немного животворной жидкости. — Но каким образом?
— Черная дыра. Бауэрхаус-четыре.
— А-а. — Он этого ожидал. — Значит, я вернулся. А ведь меня еще даже не выбрали пилотом.
— Выберут.
Он глотнул из стакана и помолчал.
— Черные дыры, — сказал я. — Сингулярности. Звезды, сжавшиеся в точку. Общая теория относительности предсказала их более ста лет назад. Первую черную дыру обнаружили в 1972 году в созвездии Лебедя, она обращается вокруг звезды класса «желтый гигант». Но Бауэрхаус-четыре намного ближе.
Он кивнул. Он уже слышал это пару недель назад — по собственному времени, когда сам доктор Курт Бауэрхаус прибыл со своими лекциями в Космический учебный центр.
— Но даже доктор Бауэрхаус, — сказал я, — не захотел говорить о том, что происходит внутри шварцшильдовского радиуса черной дыры. Людей вроде Бауэрхауса сингулярности раздражают.
— Не сами черные дыры, а перемещения во времени.
— Вряд ли. Позабудь о путешествиях во времени и взгляни на черную дыру. Ее масса настолько велика, что после коллапса звезда сжимается в точку. Даже свет претерпевает красное смещение до нуля, если вырывается наружу. Ты можешь представить такое?
— Все это есть в уравнениях, — пожимает он плечами. — Так сказал Бауэрхаус. Относительность выглядит странно с точки зрения здравого смысла, но любые эксперименты ее подтверждают.
— Возможно, черная дыра есть проход в другую вселенную или в иную часть нашей. Это тоже есть в уравнениях. И можно рассчитать траекторию движения вокруг вращающейся черной дыры, которая выведет тебя в точку старта, минуя сингулярность. Звучит довольно безобидно, пока не начинаешь соображать, что речь идет о «точках событий» — точках в пространстве-времени.
Он поднял стакан:
— Твое здоровье!
— Правильно. — Я поднял свой. — Я вернулся раньше, чем улетел с Земли. И астрофизики охотнее поверят не в это, а в то, что дыра в самой теории. Сингулярности заставляют их нервничать.
— А путешествия во времени заставляют нервничать меня.
— Можешь убедиться сам. — Я постучал себя в грудь. — Это безопасно.
Сейчас он явно не нервничал. Мы сидели, расслабившись, потягивали грог. Давно, очень давно я не пробовал этого холодного, коричневого, сладкого и крепкого напитка.
— Ты ведь знаешь, по программе я должен только облететь дыру. И сбросить зонды.
— Знаю. Но в автопилот «Улисса» заложена команда послать один из зондов в круговое путешествие — внутрь шварцшильдовского радиуса и обратно в исходную точку события. Тебе остается направить по этой траектории сам «Улисс», а не его зонд. Ошибиться невозможно. Ты вернешься в прошлое примерно на двадцать шесть лет и сможешь добраться до Луны на шесть месяцев раньше старта.
— До Луны? — Он поерзал в кресле. — А не на орбиту Земли?
— Пока рано. Я спрятал звездолет на обратной стороне Луны. От этого места я на реактивной платформе добрался до окрестностей кратера Лей и спрятал там платформу. В Майами я прилетел на туристском шаттле. Через год я вернусь на Луну, подниму с нее «Улисса» и вернусь на Землю под приветственные крики встречающих.
— Через шесть месяцев после старта. И это докажет всем, что ты прошел через шварцшильдовский радиус. Ведь до Бауэрхаус-четыре одиннадцать световых лет.
— Тебе никто не мешает принять собственное решение…
— Черта с два. Ведь ты — это я, и ты уже принял решение!
— У меня есть год, чтобы передумать. Но взгляни на проблему иначе. NASA имеет право знать, что черные дыры можно использовать подобным образом. Ведь поездку оплатили они. К тому же, что они смогут со мной сделать?
— Верно…
— И будь я проклят, если стану прятаться двадцать шесть лет.
— Правильно. — Он кивает. — Джж-жордж… — Он запинается, называя мое имя. — А какой во всем этом смысл?
Думаю, он уже и сам догадался.
— Акции. К счастью, ты уже играешь понемногу на бирже. Я запомнил, что случится с акциями нескольких компаний в ближайшие шесть месяцев. Так что через полгода мы станем миллионерами. Затем мы снова просмотрим пачку газет, но на этот раз запоминать будешь ты.
— А зачем? — улыбается он. — У нас и так появятся деньги.
— Надеюсь, ты выпустишь в игру меня, — говорю я немного напряженно.
Он кивает, и это меня немного успокаивает. Но из нас двоих я более уязвим. Если он сделает лишь одну ошибку в программе, если Машинка Времени напечатает на сей раз новый рассказ, именно я исчезну, словно облачко дыма. Или нет? Парадоксы — штука совсем новая, и нам приходится догадываться о том, как они работают.
* * *С Луны я вернулся под вымышленным именем Ч. Кретмастер. Под этим же именем я снял квартиру на противоположном конце города, подальше от более молодого Джорджа Кокса. Не хочу излишне раздражать его своим присутствием.
А себя я определенно раздражал — прежде, когда был им. Я опасался, что старший Джордж Кокс начнет распоряжаться моей жизнью. Он не сделал этого — и все же сделал. Само его существование ограничивало мою свободу не хуже тюремных решеток. И ограничивало выбор поступков. Когда дорога жизни подходила к развилке, я вынужден сворачивать сюда; все остальные пути для меня закрыты.