Поля была тем самым роковым по счету пятым ребенком, за которым уже число потомков значения не имело. Ее так поразили слова отца, что каждый раз, когда у мамы вырастал живот и ожидалось появление братика или сестрички, она испытывала неясное чувство вины и раскаяния.
Мама умерла, когда самая младшая, Зойка, школу окончила. То есть всех на ноги подняла, и никто из детей по кривой дорожке не пошел: мальчики в тюрьму не попали, а девочки не стали доступными женщинами. Врач про причину маминой смерти сказал: «Израсходовала себя без остатка».
Внешностью Поля удалась. Ее лицо не просилось на обложки журналов, напротив, оно состояло из недостатков – глазки маленькие, нос бульбочкой, подбородок пипочкой. Но вместе они превращались в достоинства, отчего личико Поли производило впечатление абсолютной простоты, доверчивости и бескорыстной доброты. Люди с такими лицами отдают последние деньги попрошайкам и верят легендам про «мы сами не местные, кошелек на вокзале украли, помогите, Христа ради». Стань Поля врачом, она, пожалуй, не пользовалась бы авторитетом у пациентов. Уж больно проста и бесхитростна ее внешность – высшее образование не вырисовывается. Но попасть на излечение, под опеку к такой медсестре – значит семимильными шагами двигаться к выздоровлению.
О медицине Полина никогда не мечтала – крови боялась. Она закончила в Москве техникум, устроилась чертежницей в конструкторское бюро большого завода, познакомилась с Василием. Когда их отношения мягко подкатили к дверям ЗАГСа, она без обиняков предупредила: я детей не хочу и рожать не буду. Словно специально задуманная природой для материнства, Поля израсходовала свои инстинкты в детстве и юности. Их поглотили младшие братья и сестры: пеленания, купания, ночные бдения у постели заболевших, прогулки с колясками вместо танцев в клубе и вечные очереди – в туалет, в ванную, за обеденный стол, за платьем сестры, за маминой лаской. Вершиной семейного счастья Полина считала тишину и одиночество в доме.
Она слышала, что можно сделать операцию с гарантией абсолютной бездетности. Женщине перевязывают какие-то трубы у матки, и она не может забеременеть, хоть тресни. Василий против операции не возражал. Поля страстными поцелуями доводила его до белого каления, а дальше ни в какую – в заветное место не допускала. Боялась понести и, как мама, без видимой причины наплодить целый полк. Прощай тогда тишина и спокойствие.
Они поженились, а с операцией возникли сложности. Контрацептивам, которые, по рассказам женщин на работе, рвутся, как детские шарики, Поля не доверяла. И крутился Вася ужом на сковородке – вроде и муж, а не допущен по-серьезному к телу. Смех и грех были первые полгода их семейной жизни. Кому рассказать – животы надорвут. Но Васе было не до смеха, а Поля, глядя на него, слезами обливалась. И все-таки твердо берегла свою девственность.
Оказалось, что по закону ей операцию делать нельзя. Во-первых, не исполнилось еще тридцати пяти, а во-вторых, не было двоих детей. Интересная картина – бесплатно аборты делай, но избежать их ни за какие деньги не разрешается.
Вася выл от тоски и страсти, Поля чувствовала себя обманщицей и палачом. Пока не нашлась лазейка. Сначала в виде врачихи. Та выдала Поле справку о наличии тяжелого заболевания сердца и медицинских показаний к стерилизации. Потом договорилась с хирургом-гинекологом, что та справке поверит и трубы перевяжет. Деньги, которые откладывали на телевизор и холодильник, ушли на взятки докторам. Живот Полине резали под наркозом, и шрам остался как после аппендицита. Зато никаких волнений на всю оставшуюся жизнь.
По скромности Поля никогда об этом разговора бы не завела. Но если бы ее спросили, как счастья интимного добиться, посоветовала бы следовать их примеру: год поститься и воздерживаться, а потом – как с обрыва в реку, в пучину благодати и удовольствия.
Зажила Поля как мечтала. Работа необременительная, в семейном общежитии не долго мыкались – Васю по профсоюзной линии стали двигать, квартиру дали, он институт вечерний закончил. А в последнее время вовсе в гору пошел – в префектуре работал, его кандидатура на выборы в городскую думу рассматривалась. Ремонт сделали, обстановку купили, летом в Сочи ездили, в Болгарию на Золотые Пески.
Свободное время Полина посвящала любимому занятию – кулинарии. Книжки с рецептами штудировала – как некоторые любовными романами зачитываются. Хорошие рецепты из журналов вырезала и в специальную тетрадку наклеивала. Потом у нее этих тетрадок набралось как собрание сочинений – два десятка. Вначале она (полуголодное детство сказывалось) за количеством гналась. Консервов на зиму сто банок заготавливала, муку, сахар, картофель мешками покупала. Это на двоих-то! Конечно, не пропадало – братья и сестры на что? Потом качеству стала внимание уделять – готовить понемногу, но изысканно и времени на благопристойное дело не жалея.
Цыпленок фаршированный, например, – еда на один присест, а четыре часа готовится: шкурку аккуратно снять и послойно фарши проложить – куриный, грибной, сырный, паштетный, по границе каждого слоя тонкий пласт ветчины, в центре тушки дольки ананаса. Свернуть и ниткой суровой зашить, чтобы цыпленок выглядел как до потрошения. Запекать при разных температурах, поливая соусом с вином мускатным. Салаты Поля никогда магазинными майонезами не заправляла, свои делала. Не унижалась до того, чтобы на гарнир просто белый рис сварить. Из китайской кухни переняла – рис с креветками, грибами, с соевым соусом; из узбекской – рис с луком, морковью, со специями. О приготовлении супов, мяса, рыбы, овощей, холодных закусок и десертов Полина могла говорить часами. А у тех, кто ее слушал, начиналось обильное отделение слюны и желудочного сока.
Поля не понимала женщин, которые заявляли, что им готовить надоело. Это сейчас-то? Когда продукты в ассортименте и без очереди. Ведь сколько еще простора для творчества! Взять хотя бы дары моря! И приготовить их в кляре – креветки, кальмары кольцами, мидии и даже неведомые осьминоги и устрицы. На гарнир подать французский салат под соусом «Цезарь» – пальчики оближешь! Или ростбиф по классическому английскому рецепту, или фаршированный репчатый лук…
Каждый прием пищи, ужины в будни и воскресные трапезы становились для Поли маленькими праздниками, которые она загодя планировала и с чувством отмечала, вкладывая в сырое мясо и овощи не меньше страсти, чем скульптор в глину и мрамор. На воскресные обеды периодически и по очереди приглашали семьи Полиных родственников. Братья и сестры, а также их супруги отдавали должное Полиному мастерству. Но только Вася под влиянием жены превратился в настоящего ценителя и гурмана. За пятнадцать лет их совместной жизни он научился отличать телятину от говядины и поправился на семнадцать килограммов.
Но однажды злой рок вполз в счастливую Полину жизнь. Она готовила чернослив в шоколаде, когда без предупреждения пришли сестры Вероника и Лена. Все дети их многочисленного семейства общались и дружили по трем возрастным группам – старшей, средней и младшей, по четверо в каждой. Полина была из средней, следом за ней в той же группе числилась Лена, а Вероника – из младших. Полина удивилась их совместному приходу, но не особенно – границы групп были подвижны. На тревожные лица сестер не обратила внимания, поспешила поделиться своими достижениями и открытиями. Лучше покупать испанский чернослив без косточек, чем среднеазиатский – хоть и дороже, зато мясистее. Грецкий орех вовнутрь чернослива засунуть – не велика задача, да вот шоколад плохо к сухофрукту пристает, то сползает, то осыпается. Полина придумала – вначале чернослив в сахарную глазурь окунать, а когда та еще не полностью застыла – в теплый шоколад.
Она показала на плоды своих трудов – коричневые головки на спичках, воткнутые в белый батон, похожие на грибы строчки.
– Остынут, я вас угощу, – пообещала Полина. – А сейчас осетринки, запеченной с грибами, поешьте. Салатик из авокадо. Не пробовали? Сначала противно, но потом привыкаешь.
Она угощала сестер, деликатно не спрашивая о причине их неожиданного визита. Скорее всего, денег будут просить. Наверное, много надо, если вдвоем заявились и сидят как примороженные. Поля мысленно высчитывала, сколько сможет одолжить без ущерба для семейного бюджета. Ей и в голову не могло прийти, что причина гораздо страшнее и ужасней.
– Поля, ты как себя чувствуешь? – спросила Лена, отобедав. – Еще хорошо?
– Что значит «еще»? – беззаботно пожала плечами Полина. – Нормально я себя чувствую. Чай завариваю или в пакетиках?
– Поля! А ты мне шубу свою не отдашь? – подала голос Вероника.
– Все-таки они, младшие, иждивенцы. Правда, Поля? – возмутилась Лена. – Привыкли на нашем горбу выезжать.
– Ее шуба только мне и Сашкиной жене по размеру подойдет, – оправдывалась Вероника.