Андрей Балабуха Заколдованный круг
В тридевятом царстве, в тридесятом государстве на высокой горе стоял большой терем. Рассказывают, что терем тот за одну ночь построил отряд киберов по приказу самого Главного Архитектора государства. Назывался он Терем ИФ, потому как был в нем Институт фольклора. Много в нем было коридоров — три года иди, все не пройдешь; много комнат разных — три года ночуй, во всех не переночуешь; были в нем конференц-палаты и светлицы-читальни, клети-лаборатории и темницы-кинозалы, трапезные на четыреста посадочных мест и еще много-много такого, чего и во сне не увидишь, и пером не опишешь. И была там одна светлица, а в светлице той был СИВКО — Сектор Изучения Волшебств Кощеевых.
Руководил этим сектором старый доктор филологических наук Елпидифор Никифорович Царев. И было у него трое сотрудников, один другого умнее, один другого краше. Самый старший был кандидатом филологических наук. Звали его Еремей Мудров. И то сказать, мудрый он был — сил нет, красивый — ни одна царевна не устоит, представительный — хоть сейчас на международную конференцию посылай. Второй и годами помоложе был, и умом еще не так выдался, а потому и говорить о нем особо нечего. Звали его Симеоном, и был он тоже старшим научным сотрудником. А третий — Иван — только недавно институт окончил, прошлым летом его в Терем ИФ по распределению прислали. И потому старшие товарищи прозвали его Иванушкой-дурачком. Был он младшим научным сотрудником.
Поручили ему архивы СИВКОвы разобрать.
Год и один день он их разбирал, порядок наводил. Все разобрал — страничку к страничке, микрофильмик к микрофильмику, микрофиш к микрофиши. Все разобрал — только вот у одной сказки конца не нашел. Первая страничка есть, вторая есть, третья есть, четвертая есть, а дальше — ни одной нету.
А сказка эта, надо сказать, самая древняя была. В ней рассказывалось, почему царь Кощей бессмертным стал. Во всех других сказках, позже записанных, бессмертный он и все. А в этой поначалу просто царем был, Кощей-то, обыкновенным, смертным; только вот как главное волшебство Кощеево совершилось — непонятно, нет у сказки конца-продолжения.
Закручинился Иван — младший научный сотрудник, опечалился, пошел он к доктору Цареву.
— Елпидифор Никифорович, — говорит, — так и так, нет конца у сказки. А сказка-то — ключевая. Кощеевы волшебства мы изучаем, а как главное волшебство совершилось, информации не имеем.
Отвечает ему доктор Царев:
— Ищи как следует, Иван, а не найдешь — в понедельник на диспетчерском нерадение твое разбирать будем. Не может быть, чтобы у такой сказки да конца не было.
— Нету, — Иван говорит, — нету, Елпидифор Никифорович! По всем полкам я мел, по всем сусекам скреб, искал, не завалилась ли куда страничка, — нету! Хоть на диспетчерском меня разбирать прикажите, хоть на самом Ученом совете — все равно нету!
Задумался доктор Царев, почуял в словах Ивановых правду. В самом деле, разбирай не разбирай на диспетчерском, странички не появятся. А что тогда про СИВКО на Ученом совете скажут: Кощея изучаете, а почему бессмертный — объяснить не можете? Нельзя, думает, такого допустить. Собрал он сотрудников своих на совет. Три дня судили-рядили, мед-пиво пили, на четвертый решили: послать Ивана — младшего научного сотрудника в командировку во время прошлое, в город Берендеичев, в царство Кощеево, прознать, как Кощей бессмертным стал, а вернувшись — сказку дописать, на фактическом материале основываясь. Выписали Ивану командировку, выдали ему в бухгалтерии командировочные — проездные да суточные, — и пошел он на ближайшую Темпоральную станцию: рейсовую машину времени в прошлое поджидать.
На Темпоральной станции приодели Иванушку: мурмолку на него надели червленую, корзно синтетическими каменьями шитое, золоченой тесьмой вкрест голени ему обвили, дали ему каурого БУРКО — биоуправляемого робота конского облика, — а также ознакомили его с Инструкцией по поведению в иных временах, в чем он и расписку дал. Затем погрузился Иван со своим конем в машину времени, что везла в Киев-град фантоматического Тугарина-змея для съемок многосерийного голофильма, и отправился он белый свет смотреть да себя показывать.
Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Много ли, мало ли времени прошло, но добрался наконец наш Иван — младший научный сотрудник на своем киберконе до города Берендеичева — столицы царства Кощеева.
Провели его в терем дубовый под крышей тесовой, где полотенца да причелины резные, прямо в Кощеевы палаты. Видит Иван: сидит за столом человек, сам маленький, тощенький, хиленький, глаза все по сторонам бегают. Сидит, пьет. Ему кубок за кубком, чару за чарой подносят, а он знай себе пьет. И уж по всему терему такой дух пошел — аж зашатало Иванушку.
Посмотрел Кощей на Ивана, хотел было его рядом с собой посадить, медом-пивом напоить-угостить, да призадумался вдруг:
— Ты, — говорит, — не Иван ли царевич будешь?
— Точно, — отвечает ему Иван. — Верно тебя, Кошей, проинформировали.
— А ты меня убивать не будешь?
— А зачем мне тебя убивать? — удивился Иван. — Мне с тобой, Кощей, поговорить надо, факты выяснить.
— Поговорить… — призадумался Кошей. — Ну, ладно, поговори. Раз убивать меня не будешь, тогда садись, будь гостем моим дорогим.
Сел Иван за стол дубовый, поднесли ему чару вина доброго. Выпил ее Иван, потом и спрашивает:
— Слушай, Кощей, а чего это ты смерти так боишься?
— Как же мне, Иван-царевич, ее, лихоманки, не бояться-то? Я видишь какой хилый, робкий, тихий, знай себе в тереме сижу. А соседи у меня грозные, все туда-сюда войной ходят. Того и гляди, зашибут по дороге. Я-то ведь болезненный, полиомиелит в детстве перенес, куда мне воевать-то? Я ж и царем-то просто так называюсь, чтобы ворогам моим страшнее было. Сам суди: где уж мне народом целым править? Они у меня умные, сами управляются. Вече вон себе организовали, сами все решают, все делают: хорошо хоть вежливые, почтительные: меня всегда в известность ставят, что задумали.
«Ну, дела, — думает Иван, — побольше бы таких царей — тихих да робких, полиомиелитом переболевших!» А самому жалко Кощея стало до слез. Смотрит Иван, как Кощей все глазками по сторонам поводит, боится, как бы ему какого татя-душегубца не подослали. «Зря я, что ли, — думает Иван, — сюда из двадцать первого века, тридевятого царства, тридесятого государства прибыл? Помочь человеку надо. Вон он какой тихий, скромный, боязливый…»
— Слушай, — говорит Иванушка, — Кощей, хочешь, я тебе помогу?
— А как ты мне поможешь, Иван-царевич? Мне никто помочь не может. Я сроду такой.
— Ничего, — говорят Иван, — хочешь, я тебя неуязвимым сделаю?
— Как это — неуязвимым? И для стрелы?
— И для стрелы.
— И для кистеня?
— И для кистеня.
— Не может такого быть, — говорит Кощей.
— Может, Кощей, — говорит Иван, — для нас ничего невозможного нет. — А сам думает: «У Кощея, наверное, просто от хилости его мания преследования появилась. Значит вылечить его надо».
Вспомнил Иван как их в институте суггестопедии обучали, обрадовался — в самом деле: наука, она все может, не даром же у нее гитик столько!
— А что я тебе за это должен буду? — спрашивает у Ивана Кощей.
— Сказку мне одну найти поможешь.
— Сказку? Ладно. Я к вечу обращусь, попрошу, чтобы всех сказителей ко мне в терем прислали, найдем мы твою сказку. Только как ты меня неуязвимым-то, Иван-царевич, сделаешь?
Задумался Иван.
— Скажи, — говорит, — Кошей, что у тебя есть прочное, чтобы сломать трудно было, и маленькое, чтобы спрятать легко?
Теперь уж Кощей призадумался. Думал-думал, потом говорит:
— Подожди, Иван, пойду с дочерьми посоветуюсь.
— Иди, — говорит Иван, — советуйся.
Ушел Кощей. Ждал его Иван, ждал — заждался. Возвращается наконец. Иголку показывает.
— Вот, — говорит, — и крепкая, и маленькая. То, что нужно. Василиса присоветовала.
— Добро, — говорит Иван. — Будь по-твоему. Сядь сюда.
Сел Кощей. Иван перед ним встал и давай его гипнотизировать. Загипнотизировал. Уснул Кошей. А Иван давай ему внушать, как в институте учили, медленно так говорят, тихо, вкрадчиво:
— Ты, Кощей, теперь неуязвимый. Вся твоя душа в эту иголку ушла. А телу что — поранят — заживет. Пока иголка цела, и ты жив будешь, ничего с тобой не случится. Слушай внимательно, запоминай старательно.
Кончил внушать Иван, разбудил Кощея. Тот вскочил, обрадовался.
— Спасибо, — говорит, — Иван-царевич, ох спасибо! Чую я, что и в самом деле неуязвимым стал. Но уж раз начал ты дело, ты его и закончи, как водится. Схоронить теперь эту иголочку надо, чтобы никто вовек ее не нашел, не достал, не дотронулся.
Взял Кощей со стола яйцо, проткнул скорлупу иголкой, да и запустил ее туда всю. Потом поваров своих кликнул. Засунули повара яйцо в щуку фаршированную, щуку — в индейку, индейку — в барана. Барана того потом в сундук за семью замками секретными положили.