У Костопулоса был такой оторопелый вид, что Сэм поняла: он считает ее ненормальной. Ну и пусть, решила она.
Минуту, показавшуюся Сэм вечностью, Костопулос молчал, изучая ее недоверчивым взглядом.
— И где же это... гм... произведение искусства? — с нескрываемой издевкой спросил он наконец.
Саманта ощутила приток адреналина, который побуждал ее говорить вещи, обычно приносившие ей неприятности.
— В университете.
— Очень хорошо. Тогда мы немедленно поедем туда.
— Боюсь, ваша записка уже накрепко прилипла к клею. Если я попытаюсь ее оторвать, это погубит коллаж.
Последние слова Сэм произнесла дрожащим голосом. По правде говоря, она надеялась, что коллаж станет ее пропуском в блестящее будущее, и не собиралась рисковать своей работой. Ни ради миллиардера Костопулоса, ни ради кого-либо другого!
— Если бы мне даже удалось ее отклеить, скорее всего, вы не сможете прочитать то, что было на ней написано.
Он нетерпеливо повел плечами.
— Тогда лучше начинайте молиться, чтобы боги сегодня милостиво улыбались вам. Мне нужен этот телефонный номер, и бессмысленно пытаться отговорить меня с помощью увлажнившихся глаз.
— Что?! — возмущенно воскликнула Саманта.
— Что слышали. А теперь должен вас предупредить: женские слезы не оказывают на меня ровным счетом никакого воздействия.
Сэм заскрипела зубами.
— Да вы просто самовлюбленный денежный мешок! Вы считаете себя всемогущим богом, который может заставить дрожать простых смертных одним взмахом бровей. Что ж, у меня для вас плохие новости, мистер Кофолопогос, или как вас там зовут... — Она стукнула себя кулаком в грудь. — Меня вам не запугать. Кто бы ни оставил для вас тот номер, он позвонит снова. И если ваша секретарша так вышколена, то ей следовало записать номер в одном из тех блокнотов, которые оставляют копию. Ни один телефонный номер на свете не может быть важнее, чем моя дипломная работа!
Выражение его лица застыло.
— Поскольку вы совершенно ничего не знаете о моей жизни, кроме того, что вам стало известно из сплетен в этом здании, я не стану обращать внимание на ваше замечание.
Из-за такого справедливого отпора щеки Сэм запылали еще сильнее, а по телу пробежала ледяная дрожь, которая умерила ее боевой пыл. Стоп, предостерегла себя Саманта, перестань восстанавливать его против себя.
— Послушайте, мистер Костопулос... извините меня за резкость. Мне жаль, что все так произошло. Честное слово, не хотела вас оскорбить. А ехать в университет ни к чему — я не уверена, там ли еще мой преподаватель. Сейчас уикенд. Занятия кончились, и двери могли запереть до понедельника.
— Тогда я найду кого-нибудь, кто нас впустит, или сам позвоню вашему преподавателю.
— Но...
— Так мы едем?
Костопулос широким шагом направился к дверям, за которыми находился его личный лифт. Рядом с мощной фигурой грека ростом под метр девяносто Сэм чувствовала себя совсем крошечной. Он нажал на кнопку, и дверь закрылась.
Подобно тому как безжалостный бог Аид похитил Персефону и унес ее в преисподнюю, Костопулос стремительно перенес их вниз на шестьдесят с лишним этажей на подземную стоянку автомашин. Тесную кабину наполнял слабый, приятный аромат дорогого мужского одеколона.
Этот человек излучал ауру физической и умственной силы, которая происходила оттого, что он смело смотрел в лицо жизни. И Сэм, привыкшей общаться с вечно голодными, полуоборванными богемными друзьями, он казался идеалом — таким и должен быть мужчина.
Она никогда не встречала никого даже отдаленно похожего на него. Он волновал ее и одновременно отпугивал, а этот пресловутый номер телефона, видимо, был для него очень важен, иначе он не дошел бы до подобных крайностей.
Когда они вышли из лифта, усатый механик уже подогнал к дверям черный «мерседес-седан». Он помог Сэм устроиться на пассажирском сиденье, а Костопулос сел за руль.
Двое мужчин перебросились парой фраз на греческом. В средней школе Сэм изучала испанский язык, а потом французский в колледже, но все, что было вне романских языков, являлось для нее полной абракадаброй.
Как только они выехали с подъездной аллеи и слились с потоком городского транспорта, Костопулос низким голосом произнес:
— Расслабьтесь, девушка. Джордж просто рассказал мне о шалостях своего маленького сына. А сейчас вы должны стать моим штурманом. Не забудьте, что у меня встреча в половине пятого.
Она нервно теребила вспотевшими руками подол своей рубашки.
— Я помню, только вот все время думаю о том, что факультет может быть закрыт. На следующем углу надо свернуть налево.
Он откинулся на сиденье, сворачивая из одного переулка в другой с ловкостью нью-йоркского таксиста.
— Если вы решили отправить меня по ложному следу, можете быть уверены, что еще до вечера лишитесь работы.
Сэм ощетинилась:
— Поскольку у меня осталась последняя сотня долларов, едва ли я сделаю что-то, что подвергнет риску мою работу в «Уборщиках Манхэттена».
«Конечно, вам этого никогда не понять», — произнесла она про себя и внезапно вздрогнула, услышав его негромкий смешок.
— Думаете, я забыл, что значит быть нищим босым мальчиком на Серифосе, которому сызмальства приходилось работать ради куска хлеба?
Саманта внутренне собралась. Он только что позволил ей мельком заглянуть в свое прошлое.
— Помню, что читала нечто подобное об Аристотеле Онассисе, — сказала она.
— Мы начинали довольно похоже.
А Саманта-то предполагала, что Костопулос был богат от рождения и научился манипулировать своим наследством, астрономически увеличивая доходы.