Ватсон выглянул из кухни и сказал:
— Самогонка, брат, отменяется. Лечиться будем по-другому. Вставай, Олега буди.
— Твою мать! — Брат схватил себя обеими руками за голову, не поднимаясь с дивана. — Так это не кошмар? Да нет, это, ёп, кошмар!
Замычал невнятно, потом тоскливо спросил:
— Второй, значит, тоже здесь?
— Здесь, Брат. — Ватсон шагнул в комнату, бежевая водолазка плотно облегает воротником шею, брюки точно только из-под утюга, на ногах тапочки, через согнутую руку переброшено полотенце. — Давай, поднимайся, раздевайся до трусов и на улицу. Я на тебя ведро воды вылью. Сам же знаешь, лучшего способа прийти в себя нет. Дав&й, я на кухне жду. Потом, пока Олег спит, расскажешь, где ты его встретил.
— На кладбище, мля! — рявкнул Брат, выходя в кухню уже в плавках. — Пойдём, доктор, лечиться будем. Процедурами.
На горячей плите шкворчала большая чугунная сковорода с ветчиной, залитой яйцами.
— Я у соседей через дорогу домашних яичек купил, — пояснил Ватсон, заметив взгляд, брошенный Братом. — Познакомился заодно. Объяснил, что я младший брат нашего отца, Борис Семёнович. С Украины приехал, с Донбасса. А Олег со мной, племянник двоюродный, решил поглядеть, как родичи на кацапщине поживают. Кстати, я так и сказал, что он твой тёзка.
Объяснения Ватсон заканчивал уже на крыльце. Брат, зябко поёживаясь, вышел под дождь, встал босыми ногами на кирпичную дорожку и гаркнул:
— Лей, давай, потом трындеть будешь!
Растирался уже в кухне, зарплатным индонезийским полотенцем, очень похоже, как делал это Ватсон сутки назад, в общаге. Фыркал. Проснулся Олег, повернувшись, посмотрел на стоящего у плиты Ватсона, растирающего спину Брата, сказал:
— Ага. — И опять уронил голову на согнутую руку.
— Рота, подъём! — скомандовал Ватсон. — Семь часов уже, завтрак проспишь!
— Семь часов чего? — буркнул Олег, не поднимая головы.
— Завтрак, солдат, случается по утрам, — нравоучительным тоном произнёс Брат и бросил в Олега чистым полотенцем, которое уже достал из шифоньера. — Поднимайся, раздевайся, вали на улицу. Дядя доктор тебя лечить будет.
Потом, употребив по рюмке вискаря — Ватсон налил всем, — обжигаясь, ели королевскую яичницу. Молча. Ватсон закончил первым, промокнул губы полотенцем, с которым суетился у плиты и не расставался, сцепил под столом пальцы рук и наблюдал, как Олег увлечённо полирует сковороду куском хлеба. Брат ковырялся в своей тарелке без энтузиазма. Молчание становилось тягостным, и Ватсон, налив ещё понемногу, предложил:
— Теперь давайте за встречу и поговорим.
Брат и Олег одновременно потянулись к таре, одинаково, двумя пальцами, взяли рюмки, синхронно подняли их над столом. Посмотрели друг на друга. Первым не выдержал Брат. Расплескав половину, заржал. За ним, хлопая по столешнице ладонью, захохотал Олег. Ватсон улыбался, грел свою рюмку в ладонях, переводил взгляд с одного на другого.
— Выпьем, брат, за знакомство, — хохотал Олег, — меня Олег зовут!
— И меня Олег! — заливался Брат. — Тёза! Братан! И этого мудака седого тоже зовут Олег, я щас описаюсь!
— Смо-отри, не перепу-утай! — Олег, всхлипывая и подвывая, стал сползать под стол.
— Я? Себя?! — заходился Брат.
— Хватит! — Ватсон резко хлопнул по столу ладонью. — Хватит, ребята, — произнёс он уже тише. — Что получилось, то получилось. Почему, не знаю, будем решать, что делать дальше.
— А чего ты орёшь? — спокойно спросил Брат. От веселья не осталось и следа. Олег тоже изучающе разглядывал Ватсона. Слышно было, как, потрескивая, догорают в печи поленья. И ещё — все трое услышали одновременно: прекратился дождь.
— Хорошо. Не буду, — легко согласился Ватсон. — Но, может, попытаемся разобраться в происходящем?
Двое продолжали смотреть на него молча.
— Я не знаю, как и почему здесь оказался Олег. Могу предположить, что из-за того, что я пришёл сюда, произошли какие-то пространственно-временные смещения… Да любое предположение будет меньшим бредом!
— А на хрена ты сюда пришёл? — спросил Брат.
— И как? — спросил Олег.
— Как… Я нашёл… нет, открыл, нет, всё это было известно и до меня… Я догадался в силу стечения разных обстоятельств, как можно попасть в прошлое. Своё.
— И моё настоящее, — добавил Брат. — И его, — кивок в сторону Олега, — будущее.
— Да. Но я же говорил, Олега здесь не должно быть, не мог… Ладно, об этом после. Я, ребята, сам в ауте.
— Но как ты всё-таки смог сюда попасть? — настаивал Олег.
— Это просто. Для этого нужно умереть. — Увидев эффект, который произвели его слова, Ватсон добавил: — Ну, не совсем умереть. Я сейчас, скорее всего, в коме. Там, — Ватсон непонятно кивнул на потолок. — Жить мне осталось пару суток максимум. И что-то мне подсказывает, что как только там я окончательно окочурюсь, всё вернётся на свои места. И все. А может, нет.
— Звучит обнадёживающе, — прокомментировал после паузы Олег. — И всё-таки?
— Брат, раньше это касалось бы только тебя. Теперь… Теперь нас трое. Сегодня, Брат, может, то есть, должно произойти событие, которое изменит твою дальнейшую жизнь. Возможно. И ты… Ты не закончишь её так скверно, как получилось у меня.
— Слушай, дельфийский оракул, ты можешь выражаться понятнее?
— Могу, но для этого пришлось бы пересказывать всё, что произошло за эти… за это время. Понимаете, я не смог бы попасть куда угодно в прошлое. Только в определённые моменты. Вчерашнее число — одна из условных точек. А сегодня это событие должно произойти. Вот так. — Ватсон беспомощно развёл руки над столом в стороны.
— Слышь, ты попом подрабатывать там не пробовал? Или замполитом?
— Да хватит себя вести так, будто я нахожусь на комсомольском активе, а вы тут оба — секретарь и общественный обвинитель! — не выдержал Ватсон. — Мне терять нечего, я же по-человечески объяснил. И времени у меня — тьфу! Посижу, посмотрю на вас братьев, дебила и клоуна, и пойду в кабак, нажрусь, бабу сниму, гульну нормально. Давно хотел узнать, как чувствует себя человек перед концом света, — уже спокойнее закончил Ватсон. Налил себе сам. Выпил.
— Хорошо. Что должно произойти, что нужно делать? — спросил Брат.
— Ты Вадима Панова помнишь?
— Пограничника?
— Он такой же пограничник, как я твоя бабушка. Особист он. Гэбэшник. Региональный отдел ФСБ по нашему и ещё двум районам. Газетку вашу курирует. Заодно и вас, горемычных.
— Палыч ему на всех стучит?
— А то. И не только устно. И не только Палыч. Ты, братишка, из пишущей кодлы единственный остался… Не контактный.
— Ёпть!
— В общем, Брат, он тебе сегодня сделает предложение, и ты его примешь. Слушай.
Олег, оказалось, умел быть абсолютно незаметным. Ватсон и Брат о нём совершенно забыли. И только когда Ватсон закончил рассказ, а у Брата иссякли вопросы и уточнения, Олег спросил:
— Брат, а в схроне что-нибудь осталось?
* * *Райцентр, в котором жил Олег Семёнов, ещё в конце девятнадцатого века создавался военными и для военных. «Самый первый форпост самой крайней точки России», — писал Арсеньев, шастая в этих местах вместе с Дерсу Узала. За сто лет ничего кардинально не изменилось. Селу в официальных документах присвоили невменяемую аббревиатуру «ПГТ» — посёлок городского типа, но, по сути, главной целью его существования было обслуживание множества военных частей, гарнизонов, гарни-зончиков, застав, «точек» и прочего, что укрепляло рубежи всё ещё опасной для соседей родины.
Сам из военной семьи, Олег и игрушки имел военные. Лазали, не думая, что могут подстрелить, по практически не охраняемым складам, воровали взрывпакеты и имитационные патроны, дымшашки и ракетницы, запалы, гранаты — словом, всё, что дымило, свистело и бабахало. Как-то Семёнов и два его особо доверенных корешка соорудили на сопке схрон. Там складировали боеприпасы, не востребованные пока. В начале диких девяностых принёс сюда же, из дома, от греха подальше, раритетную мелкашку тридцать четвёртого года выпуска. С «мосинским», без кожуха, затвором, отлично отцентрованную и пристрелянную. Зато продал городским браткам почти всё остальное. И год жил безбедно.
Осталось от былых богатств совсем чуть: пара ракетниц химоповещения «со свистом», лимонка, две слезоточивые дымшашки. И винтовка. Правда, патронов к ней всего семь штук.
Об этом схроне и спрашивал Олег у Брата.
***— …а тебе на кой чёрт?
— Во-первых, это вы оба мабутовцы нестроевые, а я ещё вчера в армии служил. И прекрасно помню, чему учили. Оружие, если оно есть, должно быть в порядке и готовым к бою. Боеприпасы — учтены. Во-вторых, сейчас сплошные ваши заморочки, мне делать нечего. А в-третьих, отчего бы просто не прогуляться, я уже забыл, как цивильные люди выглядят!