– А что может быть нужно... этим тварям с Границы? – спросила Клара. – Мы враждуем давно, наверное, с сотворения Мира, но…
– Я не знаю. – Игнациус покачал головой. – Если бы эти бестии были слугами Великого Хаоса... тогда все ясно. Смерть, разрушение, низведение всего до уровня Первоначального. Однако эти совсем иные.
Я чувствую их присутствие. Но не более. Себя они ничем не проявили – по крайней мере здесь, в Долине, Единственный мир, где, как мне кажется, они уже действуют, – это Мельинская империя. Я прошу тебя отправиться туда. В одиночку. Эти твари хитрее и осторожнее крыс.
– Я должна…
– Клархен, деточка, ты должна увидеть их. Хотя бы одну. Ничего больше. Упаси тебя Творец пытаться захватить их или паче чаяния ввязываться с ними в драку. Они тогда просто уйдут, а мы так и не отыщем прогрызенной ими дырки. Следующий раз они пройдут дальше и легче. Тебе все понятно?
– Да, – смиренно сказала волшебница. – Но, владыко, неужели в таком важном деле ты полагаешься только на…
– Конечно, нет, милая Клара, – суховато ответил маг. – Конечно же, нет.
* * *«Кажется, на этот раз ушел чисто» – подумал Кэр. Он пробирался через заболоченную низину уже добрых три часа, и непохоже было, что Кларе удастся его достать. Заклятие оказалось нацелено не совсем точно, Кэра выбросило милях в пяти к запалу от Мельина, в самом сердце глухого Ведьминого Леса. Название сохранилось еще с тех времен, когда только-только набравшее силу Семицветье огнем и мечом искореняло неподвластную ей магию. По слухам, именно здесь совершались жуткие обряды, захваченные «ведьмы» – то есть умевшие хоть сколько-нибудь колдовать женщины – приносились в жертву неведомым богам. В Долине болтали, что этот, без сомнения, варварский метод оказался тем не менее довольно-таки действенным.
С тех пор прошли века. Лес залечил раны. На месте алтарей, жертвенников и кострищ поднялась новая поросль. Однако, несмотря ни на что, камни и корни крепко хранили память.
Здесь, в Империи, ночь вот-вот должна была вступить в свои права. Среди могучих столетних лесных исполинов духи воздуха ткали мягкую вязь туманных покрывал. Кэр поежился – вечер выдался прохладным, а использовать магию он не хотел. Плотнее закутался в плащ, поудобнее перехватил глефу. Ведьмин Лес пользовался дурной славой. Императоры – и отец нынешнего, и дед – не раз поговаривали, что, дескать, неплохо бы его вырубить совсем, но каждый раз противилась Радуга. Насколько мог судить Кэр, здесь было нечто вроде заповедника. Именно в Ведьмин Лес отправлялись охотничьи экспедиции семи Орденов, когда требовалось пополнить запасы в зверинцах. По изобилию водившихся здесь мерзких тварей Ведьмин Лес дал бы фору даже зловещим северным чащам, И сейчас юноша ощущал чужое присутствие, жадные глаза следили за ним из-под корней, чьи-то носы алчно ловили его след на земле, а там, с вечереющего неба пару раз донеслось хлопанье явно не птичьих крыльев.
Разумеется, никто бы не потерпел в самом сердце Империи такой рассадник чудищ, если б не Радуга. Кэр краем уха слышал, что сюда, в Ведьмин Лес, отправляли приговоренных к смерти. Особенно если приговоренные отличались знатностью происхождения.
Правда, он до сих пор шел как по ровному. Никто не дерзнул заступить ему дорогу. С одной стороны, это, конечно, радовала, но с другой – неужели ж от него так несет силой Долины, что даже неразумная нечисть Ведьминого Леса спешит убраться от греха подальше?
По его расчетам, до края Леса оставалось идти еще с час. Немного. Еще полчаса через поля и выгоны – и он окажется на большаке. Едва минет полночь, будет в Мельине. И тогда… Он взмахнул глефой, перерубив какой-то канат, подозрительно мягко упавший сверху прямо перед его лицом. Брызнула горячая кровь, корчащееся змеиное тело свалилось под ноги, окутываясь багровым паром.
Первый привет от Ведьминого Леса.
Кэр даже не нагнулся посмотреть добычу. Перешагнул и двинулся дальше.
Из чащи на него смотрели нечеловеческие глаза. Слишком пристально и внимательно даже для полуразумного зверя.
Однако ему дали уйти невозбранно.
Змея так и осталась единственным чудищем, встретившимся в Ведьмином Лесу. Как он и рассчитывал, через некоторое время деревья наконец расступились, он очутился на неширокой полоске ничейной земли, заросшей буйным прутняком. Однако даже крестьянские козы – ни-ни! – никогда не забредали сюда поглодать веток.
Брести через выгон пришлось довольно долго. Вскоре впереди тускло замерцал огонек – напрягшись и пустив в ход самую малость магии, Кэр разглядел каменную казарму, обнесенную самой настоящей стеной с бойницами. Две угловые каменные башенки, судя по всему, предназначались для лучников. Между бойниц то и дело поблескивал огонь.
Легионеры. Кэр с досады хлопнул себя по лбу. Болван! А он-то еще радовался, что его забросило в столь глухие места! Конечно же! Разбросанные вокруг Ведьминого Леса манипулы Восьмого легиона, взявшие в кольцо гнездовье столь любезных Радуге чудовищ. И, разумеется, доверяют они не собственным глазам, а охранным заклятиям, наложенным той же Радугой. Счастье еще, что Кэр не пересек границы. А то бы уже пришлось иметь дело с легионерами, убивать которых ему вовсе не улыбалось.
Некоторое время он потратил на то, чтобы отыскать сторожевые нити. И уже приготовился аккуратно закольцевать одну из них, когда…
Восточный край небосвода озарила мрачная алая вспышка. Мгновением позже раздался громоподобный удар, еще чуть позже налетел горячий ветер, заставляя Кэра спрятать лицо в ладонях.
Ветер был полон злой магии.
Кэр услышал крики. Сейчас все легионеры, что только были на заставе, выскочат на крышу смотреть. Хотя чего там смотреть? Ясно и так – в Мельине пошла в ход самая изощренная, самая мощная боевая магия Радуги.
Как Кэр и предвидел.
Он быстро, двумя кинжальными заклятиями перерезал незримые нити «тревожки» и, не скрываясь, в полный рост зашагал дальше. Ждать больше нельзя. К утру от Мельина останутся только груды пылающих развалин.
«Ты должен успеть, ты должен успеть», – твердил он про себя, шагая по большаку. – Пусть мне еще неясно, что делать, но успеть я должен. Эх, эх, мне сейчас бы того крылана!..»
Ночной тракт был пуст и мертв. На востоке всходила луна, однако ее лик едва можно было различить – невидимый во мраке, впереди поднимался исполинский столб дыма.
А снизу его подсвечивало тускло-багровое зарево.
Мельин горел.
Воин Серой Лиги (в ней Кэра, одного из лучших разведчиков, знали под именем Фесс) остановился.
«Кажется, пора перестать играть в игрушки».
Он на ощупь вытащил из заплечного мешка маленькую вещицу – оправленный в бронзу кусок янтаря с окаменевшим скорпионом внутри. На первый взгляд – ничего особенного, дешевая побрякушка; однако Фесс знал, каких трудов и какой крови стоило его отцу добыть эту безделушку на Заокраинном Западе, в тех странах, где никогда не заходит солнце.
Этот предмет способен был в один миг переправить его куда угодно, в любое место ведомой и неведомой Ойкумены, притом Фессу не грозило очутиться в самом сердце скалы или напороться на дерево. Другое дело, что силы талисмана быстро иссякали, а возобновить их можно было либо в Долине, либо там, где сделали оберег.
Фесс сжал его в правом кулаке. Повернулся лицом к едва-едва тлевшей на дальнем горизонте зеленоватой закатной черте – и медленным речитативом начал заклинание.
Полились неторопливые звуки древнего языка, рожденные в эпоху столь древнюю, что по сравнению с ним казалось юным даже светило. Смысл этих строк давно забылся, отец Фесса, прежде чем погибнуть, провел немало времени, тщась расшифровать загадочные слова. Безуспешно.
Слоги звучали, точно гулкая медь старинных колоколов. Мир вокруг стал внезапно болезненно, пронзительно четок; все оказалось словно залито бледным лунным светом, но настолько резким и сильным, что разглядеть можно было даже самую мелкую песчинку под ногами. Все предметы предстали как бы в особицу, не заслоненные, не затененные другими. Пространство меж ними исчезало, пожираемое невесть откуда рванувшейся Тьмой.
Так все и застыло – на грани света и мрака. Фесса окружали тени-призраки деревьев, ноги его попирали серый труп дороги, завернутый а саван из пыли, а потом в самой глуби обступившей воина темноты родилось какое-то движение.
Фесс не выдержал – вздрогнул. Ни о чем подобном записки отца не говорили.
Тьма раздернулась, словно театральный занавес. И прямо на Фесса разъяренными алыми глазами-буркалами глянула знакомая уже физиономия козлоногого ночного гостя.
– Ты!.. – загремело в ночи. – Как смел ты, червь… Откуда-то из-под взметнувшейся полы плаща тянулась уже к добыче длинная когтистая лапа, не имевшая ничего общего с человеческой плотью.