Он рывком сел на койке, одеяло с шуршанием полетело в сторону. В доме – тишина, на часах – восемь утра. С возрастающей тревогой оделся, вышел в зал. Тихо и тут, лишь из апартаментов Гордона доносится могучий храп. Василий злорадно улыбнулся, предвкушая месть. Крадучись, отправился к источнику громогласного храпения. Дверь открылась без скрипа, Василий переступил порог, да так и замер с открытым ртом: на аккуратно застеленной кровати никого не оказалось! Не успел прийти в себя от потрясения, как над ухом раздался дикий вопль. Так, наверное, кричат самцы бабуинов в брачный период. В испуге Василий ринулся вперед, одновременно попытавшись ударить ногой назад. Получилось довольно плохо, и то, и другое. Он лишь потерял равновесие, нелепо замахал руками, пытаясь удержаться на ногах. Привел Василия в себя раскатистый хохот, что заглушил даже продолжавший сотрясать стены храп. Гордон стоял в дверях, держась за косяк, и безудержно смеялся.
Отсмеявшись, Гордон выключил небольшой магнитофон, стоявший на тумбочке в углу, и храп стих:
– Одевайся, вояка, завтрак ждет, – и Василий, опустив голову, отправился в душ.
После завтрака почти час ушел на экипировку. Под бдительным оком Гордона Василию пришлось переодеться. Вместо обычной одежды он получил белье грубой ткани, штаны, куртку с капюшоном, при виде которых любой модельер рухнул бы в обморок, пояс из настоящей кожи, и кожаные же сапоги. На пояс полагалось повесить нож, небольшую флягу, на плечо – лук и тулу со стрелами. Кроме того, обоим Искателям досталось по мешку. Укладывал их Гордон в одиночку, и Василий мог только догадываться, что там. Одно сразу стало ясно – мешки большие и тяжелые. Гордон оделся похожим на Василия образом, лишь сапоги ему достались поновее. Старший Искатель взвалил мешок на плечо, и обратился к напарнику:
– Вводная. Мы с тобой охотники из Королевства Лучников. Тебя зовут Оратр, меня – Фрелан. Идем к нашему дяде Ондулу, купцу, что проживает в славном городе Минас-Тирите. Год, в который мы попадем – тысяча шестьсот девяностый по летоисчислению Хоббитании. Помнишь, кто тогда где правил? Хорошо. В мир Толкиена я всегда вхожу примерно в этот период. Время спокойное, войн особых нет. Ондул – мой человек, у него сделаем остановку. Место же, куда выпадем после перехода – безлюдные пустоши на Андуине, ниже Гиблых болот. Оттуда до города дня два пути. Все ясно? Тогда – вперед.
Они спустились по лестнице на первый этаж. Гордон отпер кодовый замок на небольшой двери, которую Василий ранее никогда не видел открытой. Пахнуло холодом, за дверью обнаружилась еще одна лестница.
Вход в подвал перекрывала еще одна дверь, огромная, массивная. Со страшным скрежетом Гордон открыл ее обычным ключом. Скрип петель резанул по ушам.
Комната, спрятанная столь тщательно, ничем не поражала. Обыкновенный подвал, правда, чистый и сухой. Голые стены, никаких окон. Почти пусто, лишь у дальней стены на высоком пюпитре книга. Пока Василий осматривался, скрежет и грохот еще раз сотрясли дом – Гордон запер дверь. В наступившей тьме слышны были лишь ругательства Гордона по поводу всяких недотеп, которых надо таскать с собой. Щелкнула зажигалка, затем тьму разогнал, насколько мог, свет небольшой свечки. Гордон поставил ее на пол. Свеча выхватила из тьмы пюпитр, книгу на нем. Гордон подошел к книге, зашуршал страницами.
– Так, так. Вот оно. Страница пятьсот сорок перевода на английский вашего писателя Перумова, «Черное копье». Издательство «Купцов и К», 2017 год, – повернувшись к Василию, добавил. – Встань прямо за мной.
Гордон встал прямо напротив пюпитра, раскинул руки. И застыл, но даже со спины было видно, как сильно он напряжен. Словно чудовищная судорога свела мышцы, превратив их в камень.
Словно ветерок промчался по подземелью. Пламя заколебалось, уродливые тени запрыгали по стенам, слегка шевельнулись страницы. Под следующим порывом неизвестно откуда берущегося ветра пламя погасло совсем. Но тьма не наступила, нет! Засветилась книга. Мягкий розовый свет исходил от трепещущих, словно крылья мотылька, страниц. Казалось, что только невидимые путы не дают диковинной бабочке сорваться с пюпитра. Свет становился все ярче и ярче, и вскоре Василий был вынужден закрыть глаза. Почти сразу хлестнул плетью резкий крик Гордона:
– За мной, быстрее!
Василий распахнул глаза, и раскинул руки, пытаясь за что-либо ухватиться. Комнаты вокруг не было! Искателей окружала сфера со стенками из розового сияния, в центре которой, ни на что ни опираясь, висел пюпитр вместе с книгой. За книгой сфера плавно сужалась в коридор все с такими же розовыми стенками. Там стоял Гордон и манил Василия за собой. Василий преодолел робость, все же непривычно идти по пустоте, и, обогнув книгу, двинулся за провожатым. Они шли, и в то же время словно летели со страшной скоростью внутри розовой кишки. Вскоре Василий потерял счет времени, ему казалось, что они вечно бредут, и будут брести по бесконечному коридору. Ход ветвился, от него отходили отнорки, узкие и широкие. Но Гордон уверенно шел вперед, и Василий почувствовал себя куском сандвича, путешествующим внутри пищевода. «Когда же выход?» – уныло размышлял он. – «Или его лучше назвать задницей?». Но Гордон прервал многомудрые размышления напарника, крикнув:
– Глаза закрой!
Василий закрыл, и тут же ощутил, что падает. Бестолково замахал руками, и тут же в ноги ударило с такой силой, что невольно присел. С опаской распахнул один глаз, затем второй.
Вокруг царила темная ночь. Звезды, чужие, и крупные, словно драгоценные камни, весьма приветливо блестели на черном бархате неба. Легкий ветерок овевал разгоряченное лицо, а вокруг шелестели кусты. По левую руку, под высоким берегом, несла воды огромная река, широкая, словно небольшое море. Жидкость матово отблескивала под звездами, и казалось, что река не движется, застыла, скованная невиданным морозом.
– Мы на месте, – сказал Гордон, и зубы его блеснули во мраке. – Андуин. – Искатель повел рукой, словно гид перед туристами.
Василий вдохнул и закашлялся, так силен оказался запах листвы и трав, терпкий, странный запах чужого мира. Огромное нечто, закрывая звезды, пролетело над людьми. Тишину огласил резкий крик.
– Пора спать, – Гордон не тратя время на разглядывание, стащил мешок с плеч и развязал его. – Огонь разводить не будем. В твоем мешке сверху должен быть плащ, он же – и одеяло для сна. Ночи здесь не очень холодные, особенно летом. А завтра с утречка на плот попросимся. Гонят сейчас дерево из королевства Беорнингов. Много леса нужно Минас-Тириту, столице мира, – Гордон зевнул, и принялся разворачивать плащ.
Разбудил Василия птичий гам, что забушевал на берегу вместе с первыми лучами солнца. Морщась от оглушительных визгливых криков, свои павлины есть даже в сказке, Василий размотал одеяло, встал. Гордон уже проснулся и с сомнением пробовал тетиву лука – не отсырела ли. Заметив пробуждение Василия, он поднял голову:
– Ну что, ты охотится пойдешь? Или я?
– Иди ты, – ответил Василий. – Сам знаешь, что я за стрелок. Уж лучше хворосту наберу.
Вскоре запылал костер. Зажечь его без средств двадцать первого века Василий все же смог, хоть и вспотел изрядно. Вернулся Гордон, принес небольшую птицу. Ощипанную тушку насадили на вертел, который Гордон, пока Василий мучился с перьями, выстругал из дерева.
Добычу съели целиком. Мягкие косточки так и хрустели на зубах, сладкий мозг тек по гортани. Василию мясо показалось пресновато. Попробовал было возмутиться. Но Гордон резко оборвал его, сказав:
– Не нам, бедным охотникам, переборчивыми быть. Так что жуй, что дают, и не рыпайся. А то из роли выпадешь. Да, я тебе вчера не сказал, что мы в Минас-Тирит шкуры пушных зверей везем. В мешке погляди, Гордон потянулся, вытер жирные руки о траву. – А теперь – собираемся.
Примерно час сидели на берегу, дремали. Солнце поднималось на небо круглое, жаркое, золотое, как прожаренный блин. Пришлось снять куртки и рубахи. Плот показался в тот момент, когда Василий окончательно сомлел, почти заснул.
Гордон вскочил, заулюлюкал, замахал руками. Его заметили, от огромной связки плотов отделилась лодочка, помчалась к берегу. В плоту целые деревья, старые, длинные, как драконы. За первым плотом – второй, и так – целый десяток. Повязаны в два ряда, нижний наполовину в воде, зато на верхнем сухо. На плоте шалаши, по бокам огромные весла – рулевые.
В лодчонке два мужика – крепкие, угрюмые. Настоящие плотогоны. Старший спросил угрюмо:
– Что вам? Подвезти, что ль?
– Ага, – кивнул Гордон.
– И кто вы такие будете? – почесывая лапищей широченную грудь, поинтересовался второй плотогон, помладше.
– Из северного Чернолесья мы.
– Да, ясно, – на лицах плотогонов, не отягченных особым интеллектом, проступило удивление. – А чего же вы тут на берегу кукуете?
– Все просто. Родственники у нас тут. В Кэленхаде, деревня такая на западе. Прежний плот нас тут высадил. Неделю мы у свояков жили, все пиво выпили. А теперь в Минас-Тирит надо.