Огонь погасили за пять минут, а дракон издох за пятнадцать. В это время у его ноздрей еще можно было вскипятить чайник. Потом ему взрезали грудь и торжественно поднесли Роланду дрожащее девятикамерное сердце. Он съел его сырым, как было положено, и нашел довольно вкусным. Он жалел лишь о том, что второго ему уже никогда не удастся отведать.
Может, это драконье сердце сделало его таким сильным, в ту ночь. А может, это были просто его радость и сознание, что он проявил отвагу и хладнокровие, когда остальные просто застыли в седлах (конечно, кроме переднего всадника, который застыл на земле). Во всяком случае, когда Саша всплеснула руками и воскликнула:
«Как здорово, мой храбрый король!» — он, не колеблясь, лег к ней, и она встретила его улыбкой и широко раскрытыми глазами, в которых сияла его победа. В ту ночь он в первый и единственный раз в полной мере насладился объятиями своей жены. Девять месяцев спустя — по одному на каждую камеру драконьего сердца — в той же палате родился Питер, и все вздохнули с облегчением. Теперь у короля был наследник.
Глава 5
Может быть, вы думаете — если вы вообще об этом думаете, — что король после рождения Питера перестал принимать зелье, которое давал ему Флегг? Вовсе нет. Иногда он пил его, потому что любил Сашу и хотел доставить ей удовольствие. Кое-где считается, что секс нравится лишь мужчинам, а женщины только и мечтают, чтобы их оставили в покое. Но в Делейне люди знали, что и женщины получают удовольствие от того, что производит на свет детей. Роланд знал, что дает жене мало этого, но старался, как мог, и для этого пил зелье Флегга. Только чародей знал, как редко король посещает постель королевы.
Через четыре года после рождения Питера, под Новый год, на Делейн обрушилась снежная буря, самая сильная из всех известных, кроме одной — о той я расскажу вам после.
Повинуясь внезапному чувству, которое он сам не мог объяснить, Флегг в тот вечер дал королю питье двойной крепости — может, что-то в воздухе и в вое ветра побудило его сделать это. В обычное время Роланд мог бы скривиться и отставить стакан прочь, но бушевавшая за окном буря сделала новогодний пир еще более веселым, и король много выпил. Пляшущий огонь в камине напомнил ему дыхание дракона, и он поднял стакан, чокаясь с драконьей головой, висевшей на стене. Потом он одним глотком проглотил зеленую жидкость, и в нем зажглась злая похоть. В ту ночь он, хоть и любил Сашу, сделал ей больно.
«Прошу тебя, мой король!» — умоляла она, рыдая. «Прости, — пробормотал он. — Хрррр…» Он уснул рядом с ней тяжелым сном и не ног проснуться двадцать часов. Она не могла забыть странный запах у него изо рта той ночью. Пахло чем-то гнилым; пахло смертью. Она думала, что он такого съел… или выпил?
Роланд никогда больше не прикасался к зелью Флегга, но чародей был доволен. Через девять месяцев Саша родила Томаса, своего второго сына. При этом она умерла. Все в Делейне жалели ее, но никто особенно не удивлялся — ведь такие вещи случаются. Но никто не знал, что случилось на самом деле — никто, кроме Анны Криволицей, повитухи, и Флегга, королевского чародея. Случилось то, что терпение Флегга иссякло.
Глава 6
Питеру было только пять лет, когда умерла его мать, но он хорошо помнил ее. Помнил доброй, любящей, полной ласки. Но пять лет — не так много, и большинство воспоминаний было не очень четким. Хорошо он помнил только одно — как мать сделала ему внушение. Он помнил это много лет спустя. Внушение касалось салфетки.
Каждый год при дворе устраивали пир, чтобы отметить начало весеннего сева. Когда Питеру исполнилось пять, его впервые позвали на этот пир. Обычай требовал, чтобы Роланд сидел во главе стола, наследник — по правую его руку, а королева — напротив. Это привело к тому, что она не могла подойти к Питеру, и ей оставалось только следить за тем, как он себя ведет. Ей хотелось, чтобы ее сын выглядел прилично, и она знала, что во время пира это зависит только от него, так как его отец не имел о приличиях никакого понятия.
Может быть, вы спросите — почему Саша так беспокоилась о манерах Питера? Разве у него не было гувернантки? (Было целых две). Разве не было слуг, специально приставленных к юному принцу? (Их был легион). Но она хотела держать всех этих людей подальше и воспитывать сына сама. Она очень любила его и не желала ни в чем стеснять, но понимала, какая ответственность за него лежит на ней. Когда-нибудь этот мальчик станет королем, и Саша хотела, чтобы он был хорошим королем.
Большие пиры в дворцовом зале не отличались изяществом манер, и большинство воспитателей даже не думали учить мальчика, как вести себя за столом. «Он же будет королем! — сказали бы они, если бы им вдруг предложили заняться этим. — Кто скажет хоть слово, если он опрокинет соусник или вытрет руки о платье? Разве в прежние времена король Алан не блевал в свою тарелку и не велел своему шуту подойти и отведать этого „горячего супа“? Разве король Джон не откусывал головы живым форелям и не засовывал потом их еще трепещущие тела в вырез платья фрейлинам? Разве до сих пор каждый пир не заканчивается тем, что гости бросают друг в друга остатками пищи?»
Так оно и было, но Сашу это не успокаивало. Она считала, что «кто скажет хоть слово» — самая вредная идея, какую может усвоить мальчик, собирающийся стать королем. Поэтому она терпеливо учила его манерам и внимательно следила за его поведением на пиру. И после, когда он уже ложился спать, она пришла к нему.
Она была хорошей матерью и сначала похвалила его поведение — и действительно, оно было почти образцовым. Но она знала, что никто, кроме нее, не поправит его, когда он еще боготворит ее. Поэтому она сказала:
«Ты делал одну вещь неправильно, Питер, и я не хочу, чтобы ты вел себя так».
Питер лежал в постели и внимательно смотрел на нее своими синими глазами.
«Что это, мама?»
«Ты не пользовался салфеткой, — сказала она. — Она лежала сложенной возле твоей тарелки, и мне это не понравилось. Ты ел цыпленка руками, и это правильно, потому что так делают все мужчины. Но потом ты вытер руки о рубашку, и это было уже неправильно».
«Но папа… и Флегг… и все лорды…»
«Оставь в покое Флегга и всех лордов! — крикнула она так, что Питер даже подпрыгнул в кровати. Он испугался, увидев сердитые розы, мгновенно расцветшие на ее щеках. — Твой отец делает все правильно, потому что он король, и ты, когда будешь королем, тоже будешь во всем прав. Но Флегг не король, как бы он ни хотел им быть, и ты еще не король, а только маленький мальчик, который не следит за собой».
Она увидела его испуг и улыбнулась. Потом погладила его по голове.
«Успокойся, Питер, — сказала она. — Это мелочь, но и мелочи важны, если ты собираешься стать королем. А сейчас принеси свою грифельную доску».
«Но спать…»
«Подожди немного. Сначала принеси доску».
Питер сбегал за доской. Саша взяла мел и тщательно вывела три буквы.
«Можешь прочитать это?»
Питер кивнул. Он уже знал многие буквы, но мог прочитать всего несколько слов. И это было как раз одно из них.
«БОГ».
«Да, правильно. А теперь напиши его наоборот».
«Наоборот?»
«Вот именно».
Питер своим детским почерком выписал три буквы под четкой надписью матери и очень удивился, увидев еще одно знакомое слово.
«ПЕС![1] Мама, тут написано „пес“!»
«Да, — ее голос был грустен, и это сразу погасило возбуждение Питера. Мать указала на два написанных рядом слова. — В человеке две природы. Никогда не забывай об этом, потому что ты будешь королем, а, король вырастает большим, как дракон после девятой линьки».
«Но отец вовсе не такой большой», — заметил Питер. Роланд действительно был невысоким, да еще и кривоногим. К тому же перед собой он нес солидный живот, налитый пивом и медом.
Саша улыбнулась.
«Король растет невидимо, Питер, как только ему на голову возложат корону на Площади Иглы».
«Да?» — глаза Питера стали большими и круглыми. Он не очень-то понимал, как это связано с салфеткой, но не жалел, что они уклонились от довольно неприятной темы к такой интересной. К тому же он уже решил для себя, что теперь всегда будет пользоваться салфеткой, раз это так важно для его мамы.
«Да. Короли вырастают ужасно большими, поэтому они должны особенно заботиться о том, чтобы не задеть тех, кто меньше их, просто прогуливаясь или усевшись не в том месте. Плохие короли часто делают такое, и, я думаю, даже с хорошими это иногда случается».
«Мама, я не по…»
«Тогда послушай еще. Божьи люди говорят, что наша природа частью от Бога, а частью от Старика с копытами. Знаешь кто такой Старик с копытами?»
«Это дьявол».
«Да. Но большинство плохих людей скорее похожи на псов, чем на дьяволов. Псы добрые, но глупые, как и люди, когда они напьются. Когда псы возбуждены или напуганы, они кусаются; так и люди, когда они возбуждены или напуганы, дерутся. Псы — ручные животные, они слушаются хозяев, но если человек только слушается, это плохой человек. Псы могут быть отважными, но могут и выть от страха в темноте и убегать, поджав хвост. Пес так же лижет руку плохого хозяина, как и хорошего, потому что не знает разницы между хорошим и плохим. Пса тошнит, когда он ест отбросы, но он все равно продолжает их есть».