Руки у него вновь задрожали, но он крепко вцепился в поручни кресла и
справился с дрожью. – Я встретился с Тиной, – заговорил он, стараясь, чтобы голос у него звучал спокойно, – в концлагере в Польше . Если
желаете, я расскажу вам о том времени подробнее, хотя предпочел бы об этом не говорить. Я начинаю нервничать, а мне не хочется распускаться…
Я успокоил его:
– Отложим этот разговор до того дня, когда ваши нервы придут в порядок. Важно то, что вы выбрались живыми.
– Совершенно верно. И что мы здесь.
В его голосе засквозили ликующие нотки.
– Они считают, что мы умерли. Разумеется, Вардас не настоящая наша фамилия. Мы так себя назвали, когда позднее переехали в Стамбул. Потом мы
ухитрились…
– Не надо ничего упоминать! – прикрикнула на него Тина. – Ни названий городов, ни имен людей.
– Ты права, – согласился Карл и, повернувшись ко мне, заявил, что это было не в Стамбуле.
Я кивнул.
– Стамбул вычеркнут. Главное, вы переехали.
– Да. Потом, позднее, нас чуть было снова не поймали. Точнее, поймали, но…
– Нет! – повысила голос Тина.
– Хорошо Тина, ты абсолютно права. Мы сменили много мест, и наконец нам удалось пересечь океан. Мы делали все возможное, чтобы попасть в вашу
страну совершенно официально, но ничего не получилось. В Нью Йорке мы оказались вскоре в силу случайности. Нет, я этого не говорил. И не стану
распространяться… Скажу только, что наконец мы попали в Нью Йорк. Некоторое время нам было страшно трудно, но вот уже прошел целый год с тех
пор, как мы получили работу в парикмахерской. Началась такая прекрасная жизнь, что мы почти полностью забыли пережитое. Как мы стали питаться!
Нам даже удалось отложить немного денег. Знаете, целых…
– Пятьдесят долларов, – поспешно вставила Тина.
– Совершенно верно, – согласился Карл. – Пятьдесят американских долларов. Короче, я могу сказать, что три года назад мы и не мечтали о таком
благополучии. Мы были совершенно счастливы, если бы не опасность… Опасность заключается в том, что мы не соблюдаем ваши правила. Я не отрицаю,
что это разумные правила, но для нас они оказались невыполнимыми. Разве человек может быть спокоен, если он знает, что в любую минуту его могут
спросить: «Каким образом вы здесь оказались?»
До сих пор беда обходила нас стороной, никто ни о чем нас не спрашивал. Но у нас нет никакой уверенности. Каждый наш день полон тревожных минут,
и их бывает так много, что это не жизнь. Нам удалось выяснить, что с нами случится, и мы хорошо представляем, куда нас отошлют. Фашизм у нас на
родине снова поднимает голову, и мы не сомневаемся в нашей дальнейшей судьбе. Возможно, вы испытываете ко мне презрение, видя, как я трясусь от
страха, но для того, чтобы понять меня, надо самому побыть в нашей шкуре… пережить то, что испытали я и Тина. Я не говорю, что вы станете
дрожать от страха, но я уверен: вы тоже по своему проявили бы свои ощущения. Да, дрожать так, как я, вы, пожалуй, не станете… ведь Тина то не
дрожит… Но мы никогда не чувствуем себя полностью счастливыми.
– Понятно, – согласился я и посмотрел на Тину, но выражение ее лица лишь усилило во мне совершенно непонятное чувство вины перед этими людьми.
Поэтому я вновь повернулся к Карлу, подумав про себя, что на их месте я не стал бы обращаться со своими трудностями к парню по имени Арчи Гудвин
только потому, что тот ходит в их парикмахерскую. А вдруг этот Арчи окажется страшным приверженцем правил своей страны? Тогда и в Огайо придется
испытывать такие же тревожные минуты, как и в Нью Йорке.