Глава 1
В КОТОРОЙ МЕГРЭ ВЫНУЖДЕН ЗАНЯТЬСЯ ГОСПОЖОЙ ЛОНЬОН, ЕЕ БОЛЕЗНЯМИ И ЕЕ ГАНГСТЕРАМИ
- Договорились... договорились... да, мосье. Ну да, да... Обещаю... Я сделаю все, что смогу... Так точно... Будьте здоровы... Что-что? Я говорю: будьте здоровы... Обижаться тут нечего... Всего доброго, мосье...
Мегрэ повесил трубку - наверное, в десятый раз за последний час (впрочем, звонков он не считал), закурил,., с укоризной взглянул на окно - нудный холодный дождь хлестал по стеклу, - снова взялся за перо и склонился над рапортом, к которому приступил час назад, но за это время написал всего лишь полстраницы.
Дело в том, что с первой же строчки он стал думать совсем о другом - о дожде, нескончаемом, нудном дожде, предвестнике зимы, который так и норовит попасть вам за шиворот, просочиться сквозь подметки ваших ботинок, стечь крупными каплями с полей вашей шляпы, - об этом холодном дожде, от которого непременно схватишь насморк, гнусном, тоскливом дожде, про который говорят: в такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выгонит.
В такой дождь люди, словно привидения, бродят из угла в угол. Может, они и звонят-то без конца просто от скуки?.. То и дело трещал телефон, но из всех этих разговоров едва ли три было нужных. И когда снова раздался звонок, Мегрэ взглянул на аппарат с таким видом, словно собирался размозжить его ударом кулака, и рявкнул:
- Алло?
- Мадам Лоньон желает поговорить с вами лично, она на этом настаивает.
- Кто-кто?
- Мадам Лоньон.
Услышать это имя сейчас, когда Мегрэ и так был вне себя от беспрестанных звонков и скверной погоды, имя человека, ставшего притчей во языцех в парижской полиции, анекдотически невезучего, за что и прозванного "горе-инспектором", да к тому же, как многие считали, с дурным глазом, нет, это было уже слишком! Прямо как в водевиле.
А тут еще говорить с ним желал не сам Лоньон, а госпожа Лоньон. Однажды Мегрэ видел ее в квартире Лоньонов на площади Константэн-Пеке, на Монмартре, и с того дня перестал злиться на инспектора Лоньона, стараясь только по мере возможности не иметь с ним никаких дел. Но при этом Мегрэ жалел его от всего сердца.
- Соедините меня... Алло! Мадам Лоньон?
- Простите, что я вынуждена побеспокоить вас, мосье Мегрэ...
Она говорила чересчур изысканно, отчеканивая каждый слог, как это бывает с людьми, которые силятся подчеркнуть свое хорошее воспитание. Мегрэ почему-то машинально отметил про себя, что сегодня четверг, 19 ноября.
Мраморные часы, стоящие на камине, показывали ровно половину одиннадцатого.
- Я никогда не позволила бы себе настаивать на том, чтобы говорить с вами лично, не будь у меня на это чрезвычайно веской причины...
- Слушаю вас, мадам.
- Вы нас знаете - и моего мужа, и меня.
- Да, мадам.
- Мне совершенно необходимо поговорить с вами, господин комиссар. У меня в доме происходят ужасные вещи... Я боюсь... Если бы не болезнь, я бы уже была у вас, на Набережной Орфевр. Но, как вам известно, я долгие годы заключена, как в тюрьме, в своей квартире на пятом этаже.
- Если я вас верно понял, вы хотели бы, чтобы я пришел к вам?
- Да, я прошу вас об этом, мосье Мегрэ. Он едва верил своим ушам! Она говорила вежливо, но твердо.
- А вашего мужа нет дома?
- Он исчез.