Но что-то случилось сегодня. И Мотало тоже это почувствовал. Их зацепило краем грозовое облако, оно висело здесь, в этой точке, над этим городом, а конкретно над коттеджным поселком, где сегодня был найден труп Вани Курехина. «Авось, пронесет!» – думал Котяев. Но в глубине души, или, как говорил Эдик, в области бессознательного, вытесненное туда усилием воли, было совсем другое...
* * *Проснувшись, он не сразу вспомнил, что день-то выходной. Вроде, и выпили вчера немного, и спорили недолго, но голова гудела, во рту было сухо. Глянул в окно – пасмурно. Хотя дождя пока нет. Надо вставать. Надо начинать и этот день тоже.
Выходные он в последнее время проводил по отработанной схеме: утром к маме на дачу, вечером к Оле. Оля была его женщиной с прошлого января, старый год они провожали в одной компании, а новый встретили в одной постели. Работала она в районной поликлинике, в регистратуре, там же они и познакомились, вскоре после того, как Андрей Котяев официально развелся со второй женой. Как-то не задалось: обе бабы были скандалистки, а из-за второй он теперь почти не общался с сыном. Приезжал к нему, но бывшая жена не отпускала ни на шаг, ни его, ни мальчишку, и ни на минуту не умолкала. Говорила в основном о том, как ей сейчас хорошо, как ее ценят на работе, как она похудела и похорошела, как нравится мужчинам и поэтому вот-вот выйдет замуж. Он же все никак не мог разглядеть, как ни старался, ее якобы стройности и похорошевшего лица. Волосы покрасила, да. Но ей не идет. Может, кому-то и нравится, а на его вкус так напротив, подурнела.
– Ну, покажи хоть одного! – не выдерживал он. Послушать бывшую жену, так с ней знакомятся чуть ли не на пороге дома! И тут же замуж предлагают!
– Я тебя лучше на свадьбу позову, – отнекивалась та.
Этой свадьбы он ждал вот уже три года, и процесс, похоже, затягивался. И к сыну Котяев ездить перестал. Во время последнего визита возникло ощущение, что все это говорится для того, чтобы его вернуть. Ленка цену себе набивает. Вот он мог жениться хоть завтра, только не хотелось. Они с Олей жили так. Не гражданским браком, а так. Время от времени, то у него, то у нее. Потом разбегались, находя какие-то срочные дела, и вновь сходились, договаривались о том, чтобы вместе провести выходные, ожидая каждый раз, что эти совместно проведенные выходные сблизят их окончательно, и решение, наконец, будет принято. Но получалось наоборот.
Оле недавно исполнилось двадцать пять, она была очень хорошенькой: среднего роста шатенка, стройная, но не худая, а вся такая аппетитная, с высокой налитой грудью, упругими ягодицами и красивыми, хотя и не длинными ногами, не от ушей, как принято говорить. Эти хорошенькие ножки с округлыми коленями невольно притягивали мужские взгляды. Ступни были маленькие, аккуратные, на ногтях всегда яркий лак, иногда розовый, иногда алый. Глаза у Оли были огромные, серые и наивные.
Вот на этот наивный взгляд он и купился. Подумал, что перед ним ангел, и тут же рванул прямо во врата рая. Открылись они сразу, в то время как он развелся Оля тоже рассталась со своим парнем. Сказала: дурак, мол, и денег заработать не умеет. Детей у нее не было. И все бы ничего, но у нее была очень уж вульгарная речь. Она сыпала всеми этими «блин», «на фиг», «херня какая» и т.д., как из ведра, даже нормальные человеческие слова произносила в нос, и на поверку все буквы выговаривала, но почему-то казалось, что у нее дефект речи. И хотя Котяев был человеком без особых претензий и сам не слишком образованный, Олино косноязычие его сильно напрягало. А Эдик Мотало ее просто терпеть не мог, хотя никак это не комментировал. Эдик вообще об этом не говорил, но взгляд его, когда Мотало смотрел на Олю, был удивленный. Лишь однажды Эдик выдал витиеватую фразу о том, что несоответствие формы содержанию есть преступление против гармонии и с этим надо бы что-то делать, но объект дрессировке не поддается вследствие своего примитивизма. На что Котяев привычно ответил:
– Иди ты на х... вместе со своим Фрейдом.
И все.
Он давно уже жил по инерции, как живет большинство людей. День прошел – и слава Богу! Положено у мужчины быть женщине – женщина есть. Красивая, между прочим, с чем не каждому везет. И вообще. Список того, что должно быть у настоящего мужчины, весь отмечен галочками: квартира, машина, дача, женщина... Все это у него есть. Можно запросто доказать теорему, что жизнь удалась. А толку с того? Ну, поставь себе пять баллов и купи пузырь. Вот так и становятся алкоголиками, ежедневно обмывая доказанную теорему о полной своей состоятельности.
Вспомнив, что сегодня выходной, Котяев тут же подумал о матери, об Оле и об Эдике Мотало, после чего потянулся к телефону.
Позвонил он Эдику, чтобы спросить:
– Ты как после вчерашнего?
– Мне нормально, – напыщенно ответил тот.
– Совсем нормально?
– Более или менее.
– Похмелиться хочешь?
– Ты же к маме едешь.
– Я могу к тебе заскочить.
– Спасибо не надо.
– Уверен?
– Отвяжись. Я спать хочу.
– Ну, как знаешь.
Потом он позвонил матери. Сказал:
– Я скоро приеду. Что привезти?
Она начала перечислять. Он знал, что половину забудет, и она это знала, но таков был ритуал. По крайней мере, у него всегда есть повод вернуться в город, в магазин, и немного отдохнуть от «загруза». Он боролся с преступностью, она с тлей, которая поедала томаты, но ее война, разумеется, была масштабнее и гораздо важнее для общества. Послушать мать, так присоединения к рынку овощей продукта ее суверенной теплицы ждало все прогрессивное человечество.
– ... и хлеба, черного и белого.
– Хорошо.
Запоминается последняя фраза, это еще Штирлиц заметил. Хлеба он привозил столько, что сосед за их счет все лето кормил кур. Мать его каждый раз ругала, он отговаривался:
– Составляй список.
– Андрей! В твоем возрасте я не страдала склерозом! Это стыдно!
– А зачем ты каждый раз просишь привезти хлеба?
– Ну как же без хлеба?
Вот и сегодня он с корзиной в руках стоял у полок с продуктами в супермаркете и мучительно вспоминал: что же там было, перед черным и белым? Но кроме «и хлеба привези», хоть убей! Надо спросить у Мотало: что бы это значило и как с этим бороться? У Эдика наверняка есть методики. Тренировка памяти и все такое прочее. Надо спросить, а пока... Навалив в корзину для покупок хлеба, он для верности добавил макароны с гречкой и пошел на кассу.
К большому удивлению, на этот раз его не стали ругать. Оказалось, что с соседом, дядей Колей, мать заключила бартерную сделку. В обмен на черствый хлеб тот приносил ей куриные яйца, немного, но матери хватало. Она очень этому радовалась: экономия. И теперь говорила взахлеб:
– Таких в магазине не купишь! У них желтки ярко-желтые!
– Ну и что?
– Как что? Это же свои... понимаешь? Свои яйца!
Он едва удержался, чтобы не сказать пошлость. Закусив губу, выскочил на улицу, и тут же из-за забора окликнул сосед:
– Андрюха, зайди. Пропустим по рюмочке.
Пить ему не хотелось, но дядю Колю нельзя не уважить. Он приезжает усталый, замотанный, злой, все время хочет спать, а у матери что ни день, то проблема. Дом старый: то крыша протекла, то половица сгнила, забор завалился... Что бы они делали без дяди Коли?
Потому переломил себя и зашел. Звал его сосед по вполне понятной причине: раньше они были коллегами. Дядя Коля всю жизнь проработал участковым, а этой весной пошел, наконец, на пенсию, но по работе скучал, это было заметно. Каждый пенсионер проходит период адаптации, надо привыкнуть к мысли, что он не в отпуске, а свободен пожизненно, и так теперь будет всегда. Вот и сосед, хотя и маялся, но говорил, что всем доволен. У практичного дяди Коли всего было в достатке, кроме общения.
Они расположились в беседке. Оплетшее ее растение в народе называли «бешеный огурец». Оно и впрямь бешено размножалось на соседние участки, бороться с ним было бесполезно, проще использовать для создания спасительной в жаркий летний день тени. Сейчас не было ни жары, ни тени, один только «бешеный огурец».
Сели. Дядя Коля, не спеша, разлил водку, с чувством нарезал розовое домашнее сало, положил смачный кусок на ломоть хлеба, протянул Андрею:
– На. Закуси.
Выпили. Он с аппетитом принялся за сало.
– Заночуешь? – спросил дядя Коля.
– Не. Поеду.
– Зря. Хорошо здесь. Тихо, спокойно.
– Привыкаешь потихоньку? Ну, как оно, на пенсии?
– А, хорошо! – оживился дядя Коля. – Хозяйство у меня большое, пока работал, недосуг было заняться, а теперь живу как барин! Овощи свои, курочек держу, кролей развел. Осень придет – кабанчика заведу. Буду откармливать.
– Ты корову заведи, – посоветовал Котяев. – Тогда и молоко будет свое.
– А что? Заведу и корову! Жизнь здесь здоровая, на свежем воздухе, на родниковой воде. Не то, что у вас в городе.
«Вот вам! Уже и у вас!». Он уперся взглядом в «бешеный огурец» и попробовал отключиться. Дядя Коля взахлеб продолжал расхваливать жизнь в деревне.