Гуров нимало не сомневался, что Орлов просил Воронцова не устраивать цирковое представление из его приезда в Белогорск, да и сам он, когда звонил Юрию Федоровичу, чтобы сообщить номер рейса и дату прилета, тоже просил не выпендриваться, но, как оказалось, Воронцов все-таки устроил ему парадный выход шахиншаха.
Для начала это был служебный «Мерседес» генерала с мигалкой и всем остальным, что к его должности прилагалось, поданный прямо к трапу, по которому стюардесса сопроводила Гурова следом за экипажем. Внизу его уже ждал с распростертыми объятиями сам Воронцов, слава богу, что не в парадной форме.
– Ну, Лев Иванович, с приездом тебя. Здорово, что ты в наши Палестины выбрался. Люкс в нашем санатории тебя уже дожидается, и все там предупреждены, так что отношение к тебе будет самое-самое. Но для начала ко мне, а то жена вторые сутки жарит-парит, дорогого гостя дожидаючись.
– Спасибо, Юрий Федорович, только у меня сейчас такое состояние, что в приличном доме за столом мне делать нечего, только сидеть, облизываться, да остальным людям аппетит с настроением портить, – стал отказываться Гуров.
– Знаю, Орлов предупредил. Только моя дражайшая половина по всяким диетически блюдам большой спец – я же сам только года полтора как свою язву вылечил, – похвалился он. – Она, подлая… Язва, конечно, не жена. Так вот, она у меня как после той истории обострилась, так житья не давала – от боли на стенку лез. Тоже не хуже тебя у друзей за столом сидел и слюнки глотал. А теперь лопаю от пуза все, на что глаза глядят.
– Ваша вода? – с надеждой спросил Лев Иванович.
– Она самая, – покивал Юрий Федорович. – Да и травница одна помогла – есть у нас в области такая старушка. Прямо чудеса творит.
За этим разговором они доехали до дома Воронцова, где их уже ждал накрытый стол, ножки которого только что не подламывались под тяжестью всевозможных блюд.
– Вы, Лев Иванович, не волнуйтесь и ешьте все, что понравится, – уговаривала Гурова жена Воронцова. – Хоть Юра уже и вылечился, но старых навыков я не растеряла. Здесь вам ничего не повредит.
А все было действительно очень вкусно. Гуров ел и только удивлялся, что без специй и на пару можно приготовить такое объедение. Хлопнула дверь.
– Вот и мой полунаследничек объявился, – сказал Воронцов и позвал: – Федька, иди сюда. Я тебя буду самому Льву Ивановичу Гурову представлять.
– Почему «полу»? – удивился Гуров.
– Потому что надеялся, что он по моим стопам пойдет, а он в адвокатуру подался. Предатель, получается, – посмеивался Воронцов.
– А ты бы, отец, поменьше дома о своей работе рассказывал, глядишь, и поверил бы я в непорочность следствия. А так, извини! – сказал вошедший парень.
За столом разговор шел обо всем понемногу, а когда мужчины встали и хозяйка принялась убирать со стола, чтобы подать чай, Воронцов позвал всех к себе в кабинет.
– Вот полюбуйся, Лев Иванович! – сказал он, протягивая Гурову альбом. – Это Федькин выпуск.
Гуров не был большим любителем семейных архивов, если это не требовалось по ходу расследования какого-нибудь дела, и стал смотреть исключительно из вежливости. Он перелистывал страницы, когда вдруг из альбома выскользнул один большой снимок, который из-за размера не помещался в файл и был туда просто вложен. На фотографии Лев Иванович увидел стоявших в несколько рядов выпускников, причем среди парней, которые, как обычно, стояли на заднем плане, была одна очень красивая девушка с толстой косой, перекинутой через плечо на грудь.
– Что же вы ее туда поставили? – удивился он.
– А! Это Ленка Ведерникова, – заглядывая через плечо Гурова, сказал Федор. – Только она у нас такая крупненькая, что в передних рядах ей не место – всех собой заслонит.
– Да, габариты у нее богатырские, – согласился Гуров. – А рядом с ней кто? Кого-то он мне напоминает.
– Димка Щербаков, – сказал Федор.
– Николая Ильича сын, – добавил Воронцов.
– Это который председатель областного суда? – уточнил Гуров.
В свой прошлый приезд он проторчал тут два месяца и за это время успел со всеми перезнакомиться.
– Он самый. Это же надо, какое горе у мужика. Сам-то он со всех сторон нормальный, а вот с сыном не повезло, – поморщился Юрий Федорович.
– А что случилось? – исключительно из вежливости поинтересовался Гуров.
– Да ориентация у него нетрадиционная, – объяснил Воронцов
– То есть совсем-совсем нетрадиционная, – усмехнулся Федор. – Он у нас весь такой плавный и нараспев.
– Пассивный, что ли? – уточнил Гуров.
– Вот именно, – подтвердил Федор. – И написано это у него на лице такими большими буквами, что просто в глаза бросается. Мы это еще на первом курсе поняли, ну и начали его сторониться. Девчонки его тоже не жаловали из-за полнейшей бесперспективности, а Ленка его жалела. Вот они все годы так и просидели вместе, и ходили за ручки взявшись, как шерочка с машерочкой.
– Николай обрадовался, когда они подружились, – сказал Юрий Федорович. – Хотел их даже поженить – все сраму меньше, а так хоть приличия будут соблюдены, да Елена отказалась. Объяснила, что Митенька хороший и добрый, но она нормальную семью хочет и детишек побольше. Так его родители ее вместе с сынком своим непутевым все равно на все мероприятия таскали: концерты, презентации и все такое.
– Конспирация? – усмехнулся Гуров.
– Она самая, – покивал ему Воронцов.
– Наши девчонки завидовали, что она среди таких людей вращается, а она только отмахивалась, – пояснил Федор. – Ленка у нас вообще такая, домашняя. Ей бы все шить, вязать, вышивать да готовить. Когда она нам в первый раз свои пирожки принесла, так мы из-за них чуть не передрались.
– Редкость по нашим временам, – заметил Гуров.
– Так она из деревни. Здесь у какой-то дальней родни жила, так те за ней бдили изо всех сил, в девять часов вечера, чтоб дома была, – продолжал Федор. – Митьку, правда, привечали и с ним выходить позволяли.
– Только защитник из него никакой, – заметил Гуров.
– Так у него же машина с водителем, он же охранник, а то с Митькиными замашками по морде схлопотать – как нечего делать, вот отец и позаботился, – заметил Воронцов-старший.
– То есть Елена человек для студенческой жизни окончательно и бесповоротно потерянный, – констатировал Лев Иванович. – Но волосы осветлить они ей все-таки позволили.
– Да она от природы такая, – сказал Федор. – На фотографии не видно, но они у нее совсем белые, а на солнце серебром отливают. Красота неописуемая. Никогда и ни у кого таких волос не видел. Наши девчонки пытались в такой цвет покраситься, да не вышло. Так-то она с косой обычно ходила, но когда ее вокруг головы наподобие короны закручивала, то вид был просто царственный. У нас кавказцев полно было, так они при виде нее тут же начинали копытом бить и только что не ржали.
– Да, они блондинок любят, – хмыкнул Гуров.
– Ладно бы просто блондинок, но у нее же еще и формы такие… Рубенсовские. – Федор руками показал ее фигуру. – А косметики – ноль, и брови с ресницами – ей-богу, ну, как у коровы, длиннющие, только черные. Да и сама Ленка, что называется, кровь с молоком. Только после того, как она одному особо ретивому джигиту руку, которой он ее приобнять попытался, сжала так, что он аж присел, они на нее только издалека любовались.
– Силушка по жилушкам? – усмехнулся Лев Иванович. – Не удивлюсь, если она была чемпионкой института по всем возможным видам спорта.
– Да вы что! – рассмеялся Федор. – Зрелище было жалкое до слез.
– А руки? – напомнил Гуров.
– Мы тоже удивились, а она объяснила, что коров с детства доила, вот они такими сильными и стали. А из-за этой ее косы такая пакостная история приключилась…
– Кто-нибудь из девушек из зависти обрезал? – попытался угадать Лев.
– Да нет, – отмахнулся Федор. – Коса-то тогда почти до колен была. Девчонки, когда ее насчет цвета волос выспрашивали, так как узнали, каково такую гриву мыть, жалеть ее начали, а не завидовать. Это же мука мученическая. Нет, это не девчонки, это гад у нас один был, Гришка Одинцов.
– Отец у него мужик стоящий, директор завода и депутат областной думы… – пояснил Юрий Федорович.
– А с сыном не повезло, – закончил Гуров.
– Так поколение такое выросло, – с горечью заметил Воронцов. – Только отец с Гришкиной матерью давным-давно развелся и теперь на другой женат, двое детей у них. Сына он, конечно, в институт запихнул, но на том руки и умыл – я, мол, свое дело сделал.
– Гришка вокруг себя всякую шантрапу собрал и начал куролесить. С теми, кто за себя постоять мог, не связывался, а вот тех, кто попроще, постоянно задирал, – рассказывал Федор. – Это еще на первом курсе было. Он, паразит, в тот день клей «Момент» на лекцию принес и сел сзади Ленки. Ну и налил его так, чтобы коса к сиденью прилипла. Лекция кончилась, Ленка хочет встать, а коса не пускает. Они с Митькой тогда уже дружили и сидели рядом. Вот он вокруг нее и скакал, только что руки не заламывал, а Гришка со своими обормотами ржал как ненормальный, от хохота только что не покатывался: мол, деревенщину учить надо, к цивилизованной жизни приобщать. Ну, принесли ножницы и осторожненько так отрезали волосы от сиденья.