Я уклонился, перехватил и дернул на себя. Стража бросило вперед, я встретил его ударной частью ладони в забрало. Там заскрипело, сминаясь, красавца отшвырнуло на решетку. Он прохрипел что-то бранное и медленно сполз грудой сверкающего дорогого железа на вымощенную булыжником землю.
Я сказал громко:
— Зови старшего!.. Быстро!.. А то сверну шею.
Он завопил из-под моих ног как недорезанная свинья. Со стороны сада показались трое бегущих в нашу сторону стражей в тяжелых доспехах. Впереди торопится высокий пышно одетый и при оружии человек с суровым и злым лицом ветерана.
Я не двигался, страж вопит, второй ползает на четвереньках и собирает зубы. Старший подбежал к воротам с той стороны и спросил быстрым злым голосом:
— Я — сотник Ланаян, начальник дворцовой стражи.
Что случилось?
— Посыльный к ярлу Элькрефу, — сообщил я. — Срочно. От его брата ярла Растенгерка.
Он опустил взгляд на стражей.
— А что с ними?
— Позорят достоинство королевской стражи, — сообщил я. — Во-первых, грубят и хамят незнакомым, а я могу оказаться важным лицом, верно?… Или вас легко дурачить сменой одежки? Во-вторых, за грубостью должна стоять сила, иначе это умаление величия их лорда. В данном случае они его опозорили.
Он смерил меня долгим и недоверчивым взглядом. Двое стражей, прибежавших с ним, уловили его жест и молча открыли ворота. Я вошел, держа коня в поводу, кивнул любезно, но с гордостью варвара, что кланяется только королям, да и то не слишком низко, чтобы не дай бог не уронить достоинство.
— Благодарю, — сказал я с любезным высокомерием. — Устройте моего коня, он привык к чистой воде и отборному ячменю. Мне покажут дорогу к ярлу?
Ланаян снова окинул меня придирчивым, но цепким и очень внимательным взглядом.
— Я сам отведу.
— Это очень любезно с вашей стороны, господин…
— Ланаян, — напомнил он сухо. — Начальник дворцовой стражи.
— Очень рад вас лицезреть, господин Ланаян, — сказал я любезно. — Меня зовут… гм… Рич, просто Рич. Я всего лишь малозаметный десятник нашего небольшого войска. И племя у нас крохотное. Совсем крохотное, да.
Он слушал и смотрел внимательно. Глаза чуть блеснули, когда я объяснял, какие мы крохотные и малозаметные. Малозаметные обычно пускают пыль в глаза и топорщат перья, а когда вот так, самоуничижительно, это очень даже интересно для начальника любой стражи.
— Это не любезность, — обронил он наконец. — Это желание избежать… подобных инцидентов.
— Мы простые дикие люди, — сказал я с достоинством и гордо выпятил челюсть. — И не позволяем над собой улыбаться. Даже богам!
Он хмыкнул.
— Да-да, я слышал, вы свергаете неугодных богов и выбираете других, получше.
— Подостойнее, — поправил я высокомерно, хотя про обычай свергать богов услышал впервые.
— Да-да, — согласился он. — вы такие… гордые.
Усыпанная золотым песком широкая аллея вела между кустов роз, справа и слева благоухающие деревья, явно цветут круглый год, юг, благодать, в ветвях распевают сладкоголосые птицы, над цветами порхают, часто перелетая аллею, яркие и неправдоподобно огромные бабочки.
Ланаян помалкивал, я тупо и надменно смотрел прямо перед собой, стараясь не выглядеть провинциалом, наконец Ланаян обронил:
— Мы не даем себя обманывать одежкой.
— Вот как? Он буркнул:
— Даже ваша речь выдает вас.
— В чем?
— Простые гонцы говорят иначе. Я ответил с достоинством:
— А я не простой.
— Ну вот об этом и говорю. Ваши… замашки тоже выдают вас.
Я поглядывал на него искоса, идет рядом собранный, ни одного лишнего движения, однако во всем чувствуется скупая отточенность, а взгляды на меня бросает такие же пытливые и оценивающие.
Воздух сладкий от множества цветов, по обе стороны дорожки их несметное количество, по соседнему ряду прошли девушки с ведрами, поливают, дуры, в такую жару нельзя, все засохнет еще быстрее, кто их такому учил…
Ланаян вздрогнул так, что на нем звякнуло железо доспехов, задрал голову и охнул, а металл панциря заскрежетал. По ясному небу несется комета, настолько яркая, что отчетливо видно и светящуюся голову и длиннющий призрачный хвост, похожий на шлейф из лунного света.
— Предвестница… — выговорил он дрожащим голосом. — Что она предвещает? Надо спросить нашего звездочета!
— Пусть звезданет в меня успех, — пробормотал я. — Даже перед несчастливой звездой стоит лишь чуть склониться, но не падать ниц. А вообще-то, Ланаян… пока ты отважен и верен себе, все играет тебе на руку — король, придворные, челядь, даже солнце, луна и звезды. Это счастливая звезда!
Он спросил с надеждой:
— Правда?
— Других вообще не бывает, — ответил я. — Ты посмотри на меня! Разве еще не понял, что предвещает эта заблудившаяся звезда?
Он втянул голову в плечи и шел дальше молча, даже не повел бровью, когда я спрашивал о каких-то пустяках.
Перед самым дворцом по ступенькам расхаживают надменные павлины, то и дело растопыривают роскошные веера хвостов. Похоже, зерна им сыплют прямо здесь, чтобы демонстрировали себя всем, а то вдруг кто не заметит эту пышность и величие короля.
— Это намек? — спросил я. Ланаян вскинул брови.
— Павлины? — Да.
— А в чем намек?
— Тут и люди такие?
Он поморщился, но не ответил, повел властно рукой.
— Сюда. А теперь сюда…
Поднялись по ступеням, я думал, что войдем в зал или хотя бы холл, и это действительно оказался просторный зал с богато выложенным цветным мрамором полом, только без крыши. Я изумленно приподнял голову и чуть не ослеп от стрельнувшего прямо в зрачок ослепительного жаркого солнца.
Сверкающие искры прыгают всюду, добавляя в узоры радужного небесного огня. В дальней части зала степенно беседует группа царедворцев, у всех на одежде много золота, а наиболее знатные чуть ли не шатаются от обилия этого металла и драгоценных камней.
— Кому Бог не дал золотые руки, — сказал я высокомерно, — тому приходится носить золотые браслеты.
Ланаян покосился на меня с некоторым удивлением.
— Не все золото, — произнес он осторожно, — что блестит. Но верно и другое: не все золото блестит… А теперь сюда, десятник Рич. И сюда… Вот и пришли.
Открылся небольшой уютный зал без боковой стены, вместо нее панорама цветущего сада, воздух пропитан изысканными ароматами. В зале легкая призрачная тень, дальше яркий свет, у черты спинами к нам рослые мужчина и женщина, беседуют тихо, я ощутил сразу, что не царедворцы, а люди близкие друг другу. Возможно, брат и сестра, что-то в них общее.
Ланаян на ходу подобрался, развернул плечи и выпятил грудь, шаги стали громче, акцентированнее. Пара синхронно обернулась к нам, я проигнорировал мужчину, потому что женщина… Валькирия — вспыхнуло у меня в мозгу, как молния. Валькирия ночи, если есть такие.
Высокая, гордая, прекрасно осознающая свою диковатую красоту, с дивной, не по-городскому здоровой фигурой, где и широкие плечи, и высокая крупная грудь, и талия, и длиннющие ноги… Дыхание сперло от блистающего великолепия ее безумно точно вылепленного лица с высокими дугами тонких чернющих бровей, полных вздернутых губ, высоких аристократичных скул и упрямо выдвинутого вперед подбородка.
Привычные валькирии все в солнечном свете и золоте, но от этой пахнуло темной ночной грозой и молниями. Густые иссиня-черные волосы падают на спину свободно, крупные черты лица не зализаны, как у большинства женщин, не закругленные и смягченные, что обычно именуется женственностью, а напротив — заостренные, что лишь подчеркивает ее дикую красоту, необузданную, как мне хотелось сказать, но не сказал — видно по ее строгому и властному виду, что принцесса умеет контролировать не только себя, но и других. Здесь не дикость, а стальная воля.
Рожденная править, мелькнуло у меня. Или водить войска. Такой, возможно, была Жанна д'Арк, гордая, решительная и независимая. Такой трудно вбить в голову, что должна подчиняться мужчине только потому, что тот — мужчина. Увы, твое время еще не пришло, гордая женщина…
Она смотрела строго и внимательно, мигом окинув меня взглядом и оценив по только ей известной шкале, а я, напротив, погружался в ее глаза, глубокие и темные, как бездны космоса, хотя вроде бы старался не смотреть, чтобы не утонуть в них сразу, хотя вроде бы уже иммунен к женским чарам.
Мы, мужчины, обычно трусливо предпочитаем в спутницы жизни Дюймовочек. Для самоутверждения надо, чтобы женщина была мельче нас, слабее и глупее, но те немногие, которые стараются завоевывать таких вот королевн по стати и по духу, выигрывают в стократ больше.
Мы завоевываем женщин так же, как берем хорошо укрепленные замки: осадой, приступом, штурмом, склоняем богатыми подарками на свою сторону, уговариваем открыть ворота, обещая особые льготы… Слова «завоевать женщину», «завоевать любовь», «за любовь надо драться» звучат привычно и обыденно, а из употребления не уходят потому, что женщин в самом деле завоевываем… и завоевывать будем, пока не рухнет вселенная.