— Понятно. — Мистер Браннер слегка расстроился. — Придется снизить вам оценку вдвое, мистер Джексон. Зевс действительно уговорил Кроноса отведать смеси вина и горчицы, что заставило последнего исторгнуть остальных пятерых детей, которые, разумеется, будучи бессмертными богами, жили и росли непереваренными в утробе титана. Победив отца, боги разрезали его на мелкие кусочки его же серпом и разбросали его останки по Тартару, самой мрачной части преисподней. На этой оптимистичной ноте позвольте объявить, что настало время ланча. Не проводите ли вы нас обратно, миссис Доддз?
Класс потянулся из зала, девчонки хихикали, мальчишки толкались и дурачились.
Мы с Гроувером уже собирались последовать за ними, когда мистер Браннер обратился ко мне:
— Мистер Джексон.
Я понял, что сейчас будет.
И сказал Гроуверу, чтобы меня не дожидался. Затем повернулся к мистеру Браннеру.
— Сэр?
У мистера Браннера был такой вид… ясно, просто так он с меня не слезет… Его карие глаза глядели так пристально и пронзительно, будто ему было уже тысячу лет и он успел повидать все на свете.
— Вам следовало бы знать ответ на мой вопрос, — сказал мистер Браннер.
— Про титанов?
— Про настоящую жизнь. И каким образом ваша учеба связана с нею.
— А…
— То, чему учу вас я, — продолжал мистер Браннер, — жизненно важно. И я жду, что вы отнесетесь к этому с полной ответственностью. Испытание пройдут только лучшие, Перси Джексон.
Я почти разозлился, удар был чувствительный.
Конечно, здорово было в дни проведения так называемых турниров, когда, облачась в римские доспехи, мистер Браннер восклицал: «Да здравствует Цезарь!..» — и, острием меча указывая на мелок, заставлял нас мчаться к доске и писать имена всех известных римских героев, да кто были их матери, да каким богам они поклонялись. Но мистер Браннер, оказывается, ожидал, что я не отстану от остальных, хотя я страдал дислексией и расстройством внимания и никогда больше «тройки» в своей жизни не получал. Нет — он ожидал, что я не просто не отстану; он надеялся, что я окажусь лучше! А я просто не мог выучить все эти имена и факты и уж тем более правильно их написать.
Я пробормотал, что постараюсь, а мистер Браннер между тем долго и печально смотрел на стелу, будто лично присутствовал на похоронах этой девочки.
А потом сказал, чтобы я шел на ланч с остальными.
* * *Класс расселся на ступенях перед входом в музей, откуда мы могли наблюдать толпу пешеходов на Пятой авеню.
В небе собиралась гроза, тучи были тяжелые, мрачные, чернее, чем я когда-либо видел. Я подумал: может, все дело в глобальном потеплении, потому что начиная с самого Рождества погода во всем штате Нью-Йорк была очень странная. На нас то обрушивались жуткие метели, то затопляло, то от удара молнии вспыхивали лесные пожары. Я не удивился бы, если б сейчас на нас надвигался торнадо.
Остальные, казалось, ничего не замечали. Мальчишки швырялись в голубей крекерами. Нэнси Бобофит пыталась прикарманить чего-то из сумочки некой дамы, и, конечно же, миссис Доддз делала вид, что ничего не происходит.
Мы с Гроувером сидели на краю фонтана, подальше от остальных. Мы подумали, тогда никто не догадается, что мы из этой школы — школы для чокнутых бедолаг, которым все равно суждена одна дорожка.
— Велел остаться после уроков? — спросил Гроувер.
— Не-а, — ответил я. — Чтобы Браннер?.. Просто хочется, чтобы он хоть на минутку от меня отстал. То есть в том смысле — понял, что я не гений.
Какое-то время Гроувер сидел молча. Затем, когда я уже было решил, что сейчас он преподнесет мне какое-нибудь глубокое философское замечание, чтобы меня подбодрить, он сказал:
— Можно мне откусить от твоего яблока?
Аппетит у меня был неважный, поэтому я отдал ему яблоко целиком.
Я следил за потоком такси, ехавших по Пятой авеню, и думал о маминой квартирке, что находится дальше от центра, всего в нескольких шагах от того места, где мы сидели. Я не видел маму с Рождества. Мне ужасно хотелось сесть в такси и поехать домой. Она крепко обняла бы меня и была бы и рада, и разочарована. Она немедленно отослала бы меня обратно в Йэнси, напомнив, чтобы я старался, пусть даже это моя шестая школа за шесть лет и меня, возможно, снова выпрут. Эх, я бы не вынес ее печального взгляда!
Мистер Браннер на своей коляске остановился у основания пандуса для инвалидов. Он жевал сельдерей, читая роман в бумажной обложке. Над спинкой его коляски торчал красный зонтик, и это напоминало столик в кафе на колесах.
Я уже собирался развернуть сэндвич, когда передо мной возникла Нэнси Бобофит со своими подружками-уродками — думаю, ей надоело обворовывать туристов, — и вывалила свой наполовину недоеденный ланч прямо на колени Гроуверу.
— Упс! — Она нагло ухмыльнулась, глядя на меня и обнажив при этом щербатые зубы. Веснушки у нее были оранжевые, как если бы кто-то налепил ей на лицо крошки от «читос».
Я попытался сохранить спокойствие. Школьный воспитатель тыщу раз повторял мне: «Сосчитай до десяти и постарайся не выходить из себя». Но на меня что-то нашло, я просто обезумел. В ушах у меня словно рев прибоя раздался.
Не помню, чтобы я хоть пальцем дотронулся до нее, но через мгновение Нэнси уже сидела на заднице в фонтане и вопила:
— Это Перси меня толкнул!
Миссис Доддз была уже тут как тут.
Ребята перешептывались.
— Ты видел?..
— …ее будто кто-то затащил в воду…
Я не понимал, о чем они. Понимал только, что опять попал в переплет.
Удостоверившись, что бедная маленькая Нэнси в порядке, и пообещав купить ей новую рубашку в сувенирном отделе и т. д. и т. п., миссис Доддз повернулась ко мне. Взгляд ее торжествующе полыхал, будто я сделал что-то, чего она ждала весь семестр.
— Итак, дорогуша…
— Знаю, — огрызнулся я. — Теперь целый месяц придется корпеть над вашими заморочными задачками.
Ох, не надо было этого говорить!
— Пошли со мной, — велела миссис Доддз.
— Постойте! — взвизгнул Гроувер. — Это я! Я толкнул ее.
Я ошеломленно воззрился на него. Просто не верилось, что он пытается меня прикрыть! Миссис Доддз пугала Гроувера до смерти.
Она метнула на моего друга такой испепеляющий взгляд, что бороденка его задрожала.
— Я так не думаю, мистер Ундервуд, — заявила она.
— Но…
— Вы… останетесь… здесь!
Гроувер в отчаянии посмотрел на меня.
— Все в порядке, дружище, — отозвался я. — Спасибо за попытку.
— Дорогуша, — пролаяла мне миссис Доддз, — ты слышал?
Нэнси Бобофит самодовольно ухмыльнулась.
Я одарил ее своим фирменным взглядом «теперь-ты-покойница». Потом повернулся к миссис Доддз, но той уже не было рядом. Она стояла у входа в музей, на верху лестницы и жестами нетерпеливо подзывала меня.
Как она умудрилась так быстро подняться?
Мне сплошь и рядом приходилось переживать нечто подобное, когда я словно бы засыпал, а уже через мгновение видел, что кто-то или что-то пропало, словно из загадочной мозаики вселенной выпал кусочек и теперь мне остается только пялиться на пустое место. Школьный воспитатель говорил, что это часть моего диагноза — нарушение внимания при гиперактивности. Мой мозг неправильно истолковывал явления.
Я не был в этом так уж уверен.
Но пошел за миссис Доддз.
Дойдя до середины лестницы, я оглянулся на Гроувера. Он был бледен и переводил глаза с меня на мистера Браннера, словно хотел, чтобы тот заметил, что происходит, но мистер Браннер с головой погрузился в свой роман.
Я снова посмотрел вверх. Миссис Доддз опять исчезла. Теперь она была уже внутри музея, в дальнем конце вестибюля.
«Ладно, — подумал я. — Она хочет, чтобы я купил новую рубашку Нэнси в сувенирном отделе».
Однако план ее состоял явно не в этом.
Я последовал за ней в глубь музея. В конце концов, когда я догнал ее, мы снова оказались в греко-римском отделе.
Кроме нас, в галерее никого не было.
Миссис Доддз, скрестив руки, стояла перед большим мраморным фризом с изображением греческих богов. И производила такой странный горловой звук… похожий на рычание.
Тут было от чего разнервничаться. Странная штука — находиться наедине с учителем, особенно с миссис Доддз. Было что-то такое в ее взгляде, устремленном на фриз, будто она хотела стереть его в порошок…
— У нас из-за тебя проблемы, дорогуша, — сказала она.
Я постарался по возможности обезопасить себя и ответил:
— Да, мэм.
Она потянула свою кожаную куртку за манжеты.
— Ты что, правда думаешь, что тебе это сойдет с рук?
Миссис Доддз глядела на меня уже даже не как сумасшедшая. Просто воплощение злобы.
«Она учительница, — нервно подумал я. — Вряд ли она решится меня ударить».