"Бред какой-то, - подумал я. И кому взбрело в голову создавать подобную игру? А ведь создали нам с Бруно на погибель. Тьфу, напасть!"
Оборотень тем временем подошел к двери, толкнул ее ногой, и мы оказались во дворе. Огромное солнце, увеличившееся чуть ли не вдвое, откормившись за день на небесных своих пастбищах, ныряло за кромку леса, выставив на всеобщее обозрение толстый, красный зад. Хотя нет, ныряло оно не за лес, а за горы, видневшиеся далеко-далеко. Впрочем, до этого мне не было никакого дела, ибо с востока черной стеной шла тьма. Программисты, создавшие эту игрушку, не удосужились сделать правдоподобный терминатор, и я понял, что едва солнце уйдет за вершины гор, тут же наступит тьма.
Выползла во двор фермерша, голая и страшная, как смерть. Муженек лишь покосился на нее, и принялся нас развязывать, правда, не забыв в конце приковать наручниками друг к другу.
Чертовски неприятно чувствовать себя чьим-то ужином. Бруно тоже было не по себе, он клацал изредка зубами да мелко подрагивал.
- Не психуй, - сказал я.
- Ага, - всхлипнул Филетти, - как тут не психовать, когда тебя сейчас на куски нашинкуют?
- Эй, - обратился я к оборотню, - ты бы отпустил его, что ли. Он итальянец, он всю жизнь макароны жрал, он невкусный.
Хозяин фермы повернулся ко мне и, осклабившись, прохрипел:
- Вот мы и попробуем.
- Мама мия! - закатив глаза к небесам, взмолился Бруно, - не оставляй сына своего на съедение волкам, защити и спаси!
И он забормотал какую-то молитву на итальянском, я же, вздохнув принялся с трепетом смотреть, как стремительно чернеет небо и выплывает почему-то все из-за тех же гор серебристая полная луна.
Вот посерели и исчезли совсем последние розовые отблески заката на востоке, и тут же взвыли, застонали хозяева фермы. Бруно уже не бормотал, он орал во все горло свою молитву, часто всхлипывая и завывая не хуже оборотней. Глаза у него были расширены, и в них, как в зеркале, отражались все метаморфозы, происходившие с оборотнями. Вот из пальцев их ног полезли длинные когти, а тела стали покрываться каким-то белым пухом. Сзади, из того самого места стали вылезать хвосты, но какие-то странные, покрытые перьями. Прошло еще мгновение - и на руках тоже начали расти перья, а их носы превратились в мощные, слегка загнутые книзу, клювы.
И тут я расхохотался, Я надрывал живот, сгибаясь пополам и не в силах остановить истерический смех. Бруно же, наоборот, обливался слезами, подбородок его дрожал, а рука, как заводная, творила крестные знамения.
- Это... Это... - захлебываясь, кричал я, - это детская игрушка. Страшилка!
Понимаешь? Как они нас красиво! А?! Как красиво!
А под ногами, весело копались в навозе, выискивая червячков, курица и петух.
Я исхитрился, и залепил петуху носком сапога по ребрам. Тот закудахтал и обиженно посмотрел на меня красным глазом. Я наклонился и поднял с земли ключи от наручников.
Мы с Бруно вернулись в лес на то самое место, откуда вышли в эту игру из проекции кабеля и, надев шлемы, прыгнули в виртал.
Повезло с первого же раза. Попали мы в тот самый туннель, только вот модуль... В общем, это был уже не модуль, а куча виртуального металлолома. Кинг-Конг повеселился здесьна славу.
- Что будем делать? - спросил Бруно.
- Разве наш первоначальный план отменяется? Вернемся в реальность и вызовем Смита.
- А если нас опять занесет в какую-нибудь детскую страшилочку, от которой взрослые дяди едва с ума не сходят?
- Да ладно тебе. Я с самого начало понял, что там что-то не так.
- Ага! Он все понял. Уж бы помолчал, что ли? Ты думаешь я не видел, как тебя перекосило всего. Ты же весь белый был, как моя задни...
- Убью! - сказал я.
- Синхронизация, - скомандовал Бруно.
На этот раз мы вышли в реале. Шел противный затяжной дождь, а мы стояли в кювете возле раскисшей, разбитой колесами машин проселочной дороги, которую и дорогой трудно было назвать - так, сплошное черно-желтое месиво. И по этому месиву, завывая моторами и поминутно увязая, буксуя и сползая к кюветам шли грузовики, медленно, словно черепахи. В грузовиках сидели мокрые, усталые люди, в основном женщины и дети. Они держали на коленях большие узлы, а руками цеплялись друг за друга, чтобы не вылететь за борт, если сильно тряхнет.
На той стороне дороги, опрокинутый пузом кверху, лежал танк. Башня его валялась метрах в двадцати, целясь дулом в низкое черное небо. А дальше, в километре, а то и в двух, виднелся город, откуда шла эта дорога, петляя, словно змея.