— Что у вас в свёртке? — спросил сержант, возвращая парню документ.
Ундер широко улыбнулся:
— Оружие.
— Какое?
Тон Федосеева не изменился, остался спокойным, но его правая рука мягко легла на рукоять пистолета. Теперь полицейские стояли примерно в одинаковых позах. Патрульные служили не первый год и прекрасно знали, что иногда дружелюбный ответ становится прелюдией к перестрелке.
Но не в этот раз.
— Что за оружие?
— Сейчас покажу.
Витольд тоже оказался опытным, во всяком случае, в общении с полицией. Не делая резких движений, он поставил сверток одним концом на пол и поинтересовался:
— Можно достать другие документы?
— Медленно, — разрешил Федосеев.
— Я знаю правила.
Ундер двумя пальцами оттянул полу куртки, показав патрульным, что под ней не прячется кобура, а затем вытащил из внутреннего кармана маленькую книжечку в кожаной обложке.
— Это удостоверение члена военно исторического клуба «Московские Рыцари». В него вложена лицензия полицейского управления. Я имею право хранить и перевозить холодное оружие. Если хотите, могу показать паспорта на те клинки, что у меня с собой.
— Нет необходимости.
Федосеев пролистал книжечку, протянул её Ундеру и совсем другим, по настоящему дружелюбным, тоном спросил:
— Так что в свёртке то?
Руку с пистолета он убрал. Его напарник — тоже.
— Сабли, — ответил Витольд.
— Настоящие?
— Конечно.
— Посмотреть можно?
Ундер пожал плечами, присел на корточки, развязал стягивающие сверток ремешки и развернул брезент.
— Вот.
— Они в ножнах, — разочарованно протянул полицейский и, проведя пальцем по украшенной причудливой гравировкой гарде, поинтересовался: — Старинные, что ли?
— Старинные, — подтвердил Витольд.
— Дорогие?
— Не дешёвые.
— И ты ими… э э… — Полицейский никак не мог подобрать нужного слова.
— Фехтую, — подсказал Ундер. — Они дорогие, но я ими фехтую.
— Сломать не боишься?
— Они созданы для боя, — тихо ответил Витольд, завязывая сверток. — Без него клинки умирают.
Федосеев не нашёлся, что сказать. Зато его напарник, который не проявил особого интереса к старым саблям, кивнул на шрам:
— В клубе заработал?
— Да.
— И продолжаешь фехтовать?
— Мне нравится.
— Когда лицо режут?
Ундер поднялся на ноги, поправил рюкзак и посмотрел на полицейского… не угрожающе, не агрессивно, но так, что тому снова захотелось положить руку на пистолет.
— Я мастер спорта по фехтованию и кандидат в сборную России, — негромко сообщил Витольд.
— ОК, парень, — примирительно произнес Федосеев. — Мы не хотели тебя обидеть. Можешь идти.
Для большинства из нас московское метро — просто транспорт, довольно быстрый и достаточно удобный. Кто то пользуется им постоянно, кто то от случая к случаю, а некоторые при упоминании о подземке презрительно кривят губы. Но вряд ли в огромном мегаполисе можно отыскать хотя бы одного человека, который бы никогда не спускался по эскалатору и не мчался в трясущемся вагоне по мрачным тоннелям большого города, не пересекал московские пещеры из конца в конец. Большинство из нас не задумывается, что метро — часть нашей жизни. И уж совсем немногие понимают, что для некоторых подземка и есть жизнь, а точнее — центр их личной вселенной.
Их солнце — электрические лампы и фонари поездов, их небо — бетонные своды, а горизонт — выложенные плиткой стены. Их тишина — шум, а покой — несколько часов без пассажиров, когда по станциям проносятся ремонтные и грузовые составы.