Но бросить десантника просто так нельзя - по крайней мере, пока есть шанс, что он жив. Так принято у "Сорвиголов Расжака". Так принято в любой части десанта или, как нас называют, Мобильной Пехоты. Ты обязан постараться найти пропавшего.
Я услышал приказ Джелли:
- Выше головы, приятели! Собирайтесь в тесный кружок, готовьтесь к возвращению. Но не забывайте прикрывать отход! Ну, поскакали!
И я услышал ласковую мелодию позывных:
К вечной славе пехоты
Да прославится имя,
Да прославится имя
Роджера Янга!
Как близки сердцу эта музыка, эти слова. Мне показалось, что я ощущаю сладкий вкус мелодии на своих губах.
Но действительность была мрачной: мой путь лежал в другую сторону. Я приближался к Эйсу, по пути расходуя все бомбы, гранаты и взрывчатые пилюли, которые тянули меня вниз.
- Эйс! Ты засек его?
- Да. Можешь возвращаться. Бесполезно!!!
- Я вижу, где ты. А где он?
- Прямо передо мной, с четверть мили. Убирайся к черту! Это мой человек.
Я не ответил и взял левее, чтобы соединиться с Эйсом там, где, по его словам, находился Диззи.
Я увидел такую картину: Эйс стоял над телом Диззи, рядом лежали двое убитых тощих, еще большее количество живых разбегалось в стороны. Я опустился рядом.
- Давай снимем с него скафандр. До прилета шлюпки считанные секунды.
- Он слишком сильно задет.
Я пригляделся и понял, что он говорит правду: в скафандре Диззи зияла дыра, из нее сочилась кровь. Я словно оцепенел. Чтоб транспортировать безнадежно раненного, нужно снять с него бронескафандр... потом подхватываешь его - и улетучиваешься. Человек без бронескафандра весит гораздо меньше самой амуниции и боеприпасов.
- Что же делать?
- Потащим, - сказал Эйс мрачно. - Берись с левой стороны.
Он схватил Флореса за пояс справа, и мы поставили тело на ноги.
- Держи крепче. Теперь... по счету приготовься к прыжку. Один, два...
Мы прыгнули. Прыгнули косо и не слишком далеко. Один человек не смог бы и оторвать его от земли: слишком тяжел бронескафандр. У двоих это кое-как получилось.
Мы снова прыгнули, потом еще и еще раз. Каждый раз Эйс отсчитывал старт, а при приземлении нам приходилось несладко. Балансировать было тяжело - видно, гироскопы у Диззи совсем вышли из строя.
Мы услышали, как оборвались позывные - это приземлилась шлюпка. Я даже засек посадку, но это было слишком далеко от нас. Мы услышали и команду сержанта отряда:
- В порядке очереди приготовиться к посадке!
И тут же голос Джелли:
- Последний приказ пока не выполнять!
Мы выбрались наконец на открытую местность, увидели вертикально стоящую шлюпку, услышали завывание сигнала, предупреждавшего об отлете. Отряд еще не начал грузиться, а занял оборону вокруг ракеты, образовав как бы щит, который должен обезопасить шлюпку.
Тотчас раздалась команда Джелли:
- В порядке очереди - начать погрузку. Но мы все же были еще слишком далеко! Я видел, как грузится первая группа, как сжимается и уплотняется круг десантников вокруг шлюпки.
Одинокая фигура вдруг отделилась от отряда и понеслась к нам со скоростью, возможной только для офицерского скафандра.
Джелли перехватил нас, когда мы находились в воздухе, ухватился за пусковую установку Флореса и помог нам мощными двигателями своего скафандра.
В три прыжка мы добрались до шлюпки. Все давно уже находились внутри, но дверь была открыта. Мы ворвались внутрь, втащили Флореса и задраили люк. В динамике раздался угрюмый голос капитана: она крыла нас, что не сможет вовремя быть в точке встречи, и мы все - именно все - получим свое! Джелли не обращал на нее внимания. Мы уложили Флореса и сами легли рядом. Когда стартовали, Джелли сказал самому себе:
- Все на борту, лейтенант. Трое раненых, но все на борту.
О капитане Деладрие я уже, кажется, говорил: лучшего пилота нельзя и придумать. Встреча шлюпки и корабля на орбите рассчитывается и выверяется неимоверно тщательно. Я не знаю, как это делается, но только мне сто раз втолковывали, что, раз она рассчитана, изменить ничего нельзя. Никто не в состоянии ничего изменить.
И только она это сделала. Она засекла, что шлюпка опаздывает и не может прийти к месту встречи вовремя, ухитрилась затормозить, потом опять набрать скорость, встретить нас и забрать на борт - и все лишь с помощью глаз и рук, не имея даже времени обработать данные на компьютере. Если Всемогущему когда-нибудь понадобится помощник, который следил бы за тем, как звезды соблюдают предназначенные им траектории, я знаю, где можно такого помощника найти.
Флорес умер, когда мы подлетали к кораблю.
2
Было страшно невмочь,
И я бросился прочь
И бежал тогда как ненормальный,
Сам от страха не свой
И закрылся у мамочки в спальне.
Янки Дудль, помоги.
Янки Дудлъ - денди.
Научи плясать и петь
И с подружкой не робеть,
Янки Дудль, денди.
Я никогда не думал, что пойду в армию, тем более в пехоту. Обмолвись я о подобном в детстве, меня бы просто выпороли, а будь я постарше удостоили бы отцовской проповеди о том, как некоторые нерадивые сыновья только и делают, что позорят свою фамилию.
Я, конечно, говорил отцу, что собираюсь поступить на Федеральную Службу, - когда уже учился в старших классах. Полагаю, что в таком возрасте каждый парень начинает думать об этом. Мне исполнилось восемнадцать через неделю после окончания школы. Однако большинство ребят относилось к такой перспективе не очень серьезно - скорее так, в шутку. Некоторое время они забавлялись этой идеей, щекотали себе нервы, а потом благополучно поступали в колледж, нанимались на работу или находили еще что-нибудь. Вполне возможно, что так случилось бы и со мной... если бы мой лучший друг всерьез не решил поступить на службу.
В средней школе мы с Карлом всегда были заодно и все делали вместе: вместе высматривали девушек, вместе приударяли за ними. Вместе гуляли с подружками. Мы вместе занимались физикой и электроникой в самодельной лаборатории, устроенной дома у Карла. Я не был силен в теории, но зато ловко паял и собирал схемы. Как правило, Карл разрабатывал идею, составлял схему, а я следовал его инструкциям.
Это было здорово! Вообще, все, что ни делали мы с ним, было здорово. У родителей Карла не было такого состояния, как у моего отца, но это не влияло на наши отношения. Когда отец купил мне к четырнадцатилетию небольшой вертолет, машина настолько же принадлежала Карлу, насколько и мне. То же и с лабораторией, устроенной в подвале их дома: я мог распоряжаться в ней по своему усмотрению.
Когда Карл неожиданно заявил, что не хочет сразу после школы идти дальше учиться, а решил сначала попробовать военной службы, я призадумался. Похоже, он считал такой путь для себя естественным. В конце концов я сказал, что пойду с ним.
- Твой старик тебе не позволит.
- Чего? Как это не позволит?!
Я возмущался, но в глубине души понимал, что Карл прав. Отец попытается сделать все, что в его силах, причем будет действовать скрытно. Вербовка в Федеральную Службу была первым полностью свободным выбором человека (и, похоже, последним). Если юноше или девушке исполнялось восемнадцать, он или она могли сделать свой выбор, и никто не смел вмешиваться.
- Поживем - увидим, - сказал Карл и заговорил о другом.
В один прекрасный момент я как бы походя завел с отцом осторожный разговор.
Он отложил газету, вынул изо рта сигару и уставился на меня:
- Ты что, парень?
Я пробормотал, что мне мои устремления не кажутся ненормальными.
Он вздохнул.
- Что ж... наверное, нужно было ожидать подобного. Да-а, я помню, как ты научился ходить и из тихого младенца превратился в сорванца, который долгое время был сущим наказанием для всего дома. Помню, ты великолепно грохнул одну из любимых маминых ваз - китайскую, эпохи Мин. Причем вполне сознательно - я в этом уверен. Ты был, конечно, слишком мал, чтобы понимать цену этой вазы, поэтому я тебя просто отшлепал по рукам... Еще я помню, как ты стащил одну из моих сигар и как тебе потом было плохо. Мальчишкам просто необходимо попробовать, чтобы понять, что забавы мужчин пока еще не для них. Мы наблюдали, как ты вступаешь в пору юности и начинаешь замечать, что девчонки не все на одно лицо и что среди них есть такие, что заставляют чаще биться сердце.
Он опять вздохнул, будто я уже умер.
- Но, папа. Я не собираюсь разрушать свою жизнь. Всего лишь один срок службы. Это же не навсегда!
- Давай, по крайней мере, пока не спешить. Хорошо? Все нужно хорошенько обдумать. И выслушай. что я думаю об этом. Даже если ты уже решил, постарайся понять и меня. Хочу тебе напомнить, что наша семья вот уже сто лет далека от всякой политики, она выращивает свой сад на своем куске земли. И я не вижу причин, ради которых ты стал бы нарушителем этой замечательной традиции. Сдается мне, что здесь не обошлось без влияния одного из твоих учителей в старших классах - как его имя? Ты знаешь, о ком я говорю.