Увидеть что-то другое, не было времени. Времени не было ни на что. «Сенека» взорвался над шоссе 119, пролившись огненным дождем на соседние поля. С неба также падали остатки тел. Стукнулась рядом с аккуратно перерезанным сурком дымящаяся рука — Клодетт.
Было двадцать первое октября.
Барби
1
Как только он миновал «Фуд-Сити» и город остался позади, у Барби улучшилось настроение. Увидев надпись: «ВЫ ПОКИДАЕТЕ ГОРОД ЧЕСТЕР МИЛЛ. ЖДЕМ ВСКОРЕ ВАС НАЗАД!» — Барби почувствовал себя еще лучше. Он радовался, что вновь отправился в дорогу, но не просто из-за того, что получил хорошую взбучку в Милле. Душевный подъем ему дарила обычная старая добрая тяга к перемене мест. Он уже где-то недели две ходил окутанный серой тучей личного дискомфорта, прежде чем потасовка на стоянке около «Диппера», наконец, подтолкнула его в сраку к принятию этого решения.
— В сущности, я обычный бомжара, — произнес он и рассмеялся. — Проходимец направляется в Широкий Мир. А почему бы и нет? В Монтану! Или в Вайоминг. В Южную Дакоту, в сраный Рапид-Сити. Да хоть куда-нибудь, лишь бы подальше отсюда.
Он услышал, как приближается звук двигателя, обернулся — теперь шел задом наперед — и поднял большой палец. Интересная комбинация вынырнула у него перед глазами: старый подержанный «Форд» пикап с освежающе молодой блондинкой за рулем. Пепельной блондинкой, самый любимый его тип. Барби продемонстрировал самую искусительную из своих улыбок. Девушка за рулем пикапа ответила ему тем же и, о Боже, если бы оказалось, что она, хоть на секунду старше девятнадцати, он сожрал бы свой последний, полученный за работу в «Розе-Шиповнике» чек. Весьма юная подружка для джентльмена полных тридцати лет, нет сомнения, но вполне легально пригодная, как говорили во времена его кукурузной юности в Айове.
Пикап притормозил, он тронулся к машине… но она тут же вновь набрала скорость. Девушка еще раз мельком взглянула на Барби, проезжая мимо него. Улыбка не сошла с ее лица, но теперь в ней сквозила печаль. «Помрачилось в голове на минутку, — читалось в той улыбке. — Но здравый смысл ко мне уже вернулся».
А Барби ее лицо показалось как будто знакомым, хотя наверняка он не мог сказать, потому что в воскресные утра в «Шиповнике» всегда стоял гул не хуже чем в дурдоме. Однако ему припомнилось, что он видел эту девушку с каким-то взрослым мужчиной, вероятно, ее отцом, оба погруженные — у каждого перед глазами своя часть — в чтение воскресного «Таймс». Если бы он мог, когда она проезжала мимо него, с ней заговорить, Барби сказал бы: «Если ты доверяла мне жарить для тебя яйца с колбасой, наверняка могла бы доверить также, чтобы я несколько миль потрясся рядом с тобой на пассажирском сидении».
Конечно, такой возможности ему не выпало, и он лишь махнул ей рукой, словно говоря: «Не бери в голову». Зажглись задние фонари, словно она решила передумать. Затем они потухли, и пикап прибавил скорости.
На протяжении последующих дней, когда дела в Милле начали от плохих меняться к худшим, он вновь и вновь прокручивал в голове тот момент теплого октябрьского дня. А именно вспоминал мигание задних фонарей… В конце концов, она могла и узнать его, подумать: «Это же тот повар из „Розы-Шиповника“, я почти уверена. Наверное, мне следовало бы…»
Хотя, возможно, между ними была пропасть, в которую падали люди, более лучшие, чем он. Если бы она передумала, все бы в его жизни с того времени пошло по-другому. Потому что ей наверняка удалось проскочить; он больше никогда в жизни не видел вновь ни той блондинки с ее свежим личиком, ни ее грязного старого пикапа «Ф-150»[6]. Наверное, она пересекла границу города Честер Милл за пару минут (а то и секунд) до того, как ее было закрыто. Если бы он сидел рядом с ней, то оказался бы снаружи и спасся.
«Если бы, конечно, — думал он позже, в тот момент, когда сон его игнорировал, — задержка, чтобы меня подобрать, не оказалась долгой, а, следовательно, фатальной. В таком случае меня бы здесь также не было. И ее тоже. Потому что на том отрезке 119-го шоссе действует ограничение скорости до пятидесяти миль в час. А при пятидесяти милях в час…»
На этом месте он всегда возвращался мыслями к самолету.
2
Самолет пролетел над ним, одновременно с тем, как он миновал салон «Подержанные автомобили Джима Ренни», заведение, к которому Барби не чувствовал любви.
Дело было не в том, что он когда-то приобрел себе там какую-то рухлядь (уже более года он не имел машины, последнюю продал еще в Пунта-Горда[7], во Флориде). Просто Джим Ренни Младший был среди тех ребят в тот вечер на парковке возле «Диппера». Мажористый пацан, которому всё время хотелось кому-то что-то доказать, а когда он не мог чего-то доказать сам, он делал это вместе со своей стаей. Опыт Барби подсказывал, что во всем мире Джими-Младшие именно таким образом и решают все свои дела.
Но все это теперь осталось позади. Джим Ренни, Джим Джуниор, «Роза-Шиповник» (Жареные устрицы[8] — наша специализация! Всегда целые, никогда — порезанные), Энджи Маккейн, Энди Сендерс. Все эти дела, включая то, возле «Диппера». (Обеспечение избиений на парковке — наша специальность!) Все это оставил позади. А что у него впереди? Как это что — настежь распахнутые ворота Америки. Прощай, штат Мэн, привет тебе, Широкий Мир.
А может, черт побери, ему вновь податься на Юг? Ну и что, что сегодня день такой замечательный, уже через пару страниц в здешнем календаре притаилась зима. На юге должно быть хорошо. Он никогда не бывал в Месел Шоулз[9], хотя ему всегда нравилось само название. В нем было что-то такое чертовски поэтическое — «мышцами одолеваешь пороги», эта идея так его окрылила, что, услышав, как приближается гудение маленького самолета, он задрал голову и по-младенчески жизнерадостно ему помахал. Хотелось, чтобы и тот в ответ помахал крыльями, однако не дождался, хотя самолет проплывал невысоко и неспешно. Барби подумал: какие-то любители любуются видами — день сегодня именно для них, роскошное разноцветье деревьев — а может, какой-то юный летчик тренируется ради получения лицензии пилота и, боясь ошибиться, не обращает внимание на наземных насекомых типа Дейла Барбары. Все равно он пожелал им счастья. Пусть там хоть туристы, хоть какой-то подросток, впереди у которого еще целых шесть недель до первого сольного полета, Барби всем им желал удачи. Роскошным был день, и каждый шаг, который отдалял его от Честер Милла, делал этот день еще лучше. Многовато мудаков в этом Милле, а кроме того: путешествия — это хорошо для души.
«И вообще, нам следовало бы принять закон о перемене мест в октябре, — подумалось ему. — Новый национальный лозунг: В ОКТЯБРЕ ВСЕ ПЕРЕЕЗЖАЮТ. Получаешь лицензию на сборы в августе, в середине сентября подаешь стандартное (за неделю) заявление на увольнение с работы, и тогда…»
Он остановился. Заметил сурка впереди, на противоположной обочине дороги. И какой же гладенький, прямо отсвечивает, наглец. И даже не подумывает о том, чтобы шмыгнуть прочь, спрятаться в высокой траве, так и шлепает навстречу. Неподалеку, касаясь верхушкой обочины дороги, лежалая поваленная береза, и Барби готов был поспорить, что сурок спрячется под ней, переждать, пока пройдет это большое опасное двуногое существо. А если нет, тогда они спокойно разминутся, как пара приличных бомжей, которыми они на самом деле и были, направляясь каждый своим курсом, четырехлапый — на север, двуногий — на юг. Барби хотелось, чтобы произошло именно так. Это было бы круто. Все эти мысли в голове Барби промелькнули за какую-то секунду, тень самолета все еще оставалась между ним и сурком, ее черный крест мчался по дороге. И вдруг, почти одновременно, случились два события.
Первое — с сурком. Вот только что он был цел, и в одно мгновение распался на две половинки. Обе в крови и дергаются. Барби застыл, челюсть у него отвисла, словно на вдруг расслабленных шарнирах. Это выглядело так, словно упал нож какой-то невидимой гильотины. И в тот же миг, прямо над разрубленным пополам сурком, взорвался маленький самолет.
3
Барби задрал голову. Вместо хорошенького самолетика, который пролетел над ним буквально за секунду перед этим, теперь с неба хлынул какой-то расплющенный аналог планеты Химера[10]. Распустившись извилистыми красно-оранжевыми лепестками огня, в воздухе расцвела роза сорта Американская катастрофа. Со стремительно падающего самолета валил дым.
Что-то звякнуло о дорогу слева, прыснув во все стороны асфальтовыми комьями, прежде чем пьяно завертеться в высокой траве. Пропеллер.
«А если бы он отскочил в мою сторону…»
Барби вмиг представил себя разрубленным пополам, как этот несчастный сурок, и развернулся, чтобы убежать. Что-то бухнуло прямо перед ним, он даже вскрикнул. Но это был не второй пропеллер; это была мужская нога в синей джинсовой брючине. Крови он не увидел, но через разодранный боковой шов виднелась белая плоть и кучерявые черные волосы.