Игорь Владимирович посмотрел на небо. Затянутое серыми низкими тяжелыми тучами, оно грозилось обрушиться на путников, чужаков в городе-призраке, среди таких же городов на огромной карте мира.
– Но мы-то?! – Миша схватил себя за руки, ощупал лицо, – мы ведь здесь, мы есть, существуем!
Игорь Владимирович улыбнулся, и от этой улыбки стало нехорошо. Да это скорее была и не улыбка, а какой-то оскал, обнаживший длинный ряд мелких острых зубов. Миша с ужасом смотрел, как за спиной у Игоря Владимировича расправляются крылья, широкие, с прожилками сосудов, огромные. Тело старика уже было не человеческим – серое, гладкое, стройное, с развитыми мышцами и когтистыми лапами вместо ног; голова твари была вытянутой, а на морде злобно сверкали маленькие красные глазки.
– Хватит витать в облаках, – голосом Игоря Владимировича прошипела тварь, взметнув в воздух пыль и мусор улицы, сделав пару взмахов огромными крыльями и набирая высоту, – Миша, проснись!
* * *– Проснись! – голос Кольки свистящим шепотом прорезал воздух палатки, где спал Миша. – Пора идти.
Миша резко сел, потер глаза и помотал головой, отгоняя дурной сон. Он даже не заметил, как заснул, а ведь всего лишь прилег на десять минут, чтобы успокоить выскакивающее из груди сердце и дрожащие руки.
– Ты в порядке? – с сомнением посмотрел на друга Колька. – Может, лучше не стоит?
– Принес то, о чем просил? – вместо ответа задал вопрос Миша.
– Принес, только, если узнают, мне влетит. Сам понимаешь.
– Не узнают, я быстро. Туда и обратно.
– Ну-ну, – хмыкнул Колька. – Может, я все-таки с тобой?
– Не надо.
Остатки сна улетучились. Миша быстро натянул костюм химзащиты так, как им показывали в учебке, нацепил респиратор, проверил – фильтры в порядке. Сделал пару вдохов-выдохов. Нормально. Отдает резиной. Взял автомат с полупустым рожком патронов. Махнул рукой другу – пошли.
Пробираясь между палатками, Миша старался идти бесшумно, чтобы никого не разбудить. Попробуй потом объясни, зачем он ночью надел костюм химзащиты и куда направляется. Без происшествий добрались до южных гермоворот. Здесь никого не было. В отдалении еле слышно потрескивал костер дозорного из южного туннеля. Миша помнил: пост на отметке пятидесяти метров от станции. Если действовать тихо – никто не заметит. Все палатки стояли у северных туннелей на платформе, туннели здесь были перекрыты, гермоворотами с этой стороны не пользовались, так как они выходили прямо к Царицынскому парку, буйно разросшемуся и добравшемуся уже практически до подземных вестибюлей, ведущих к станции.
– Ты уверен? – спросил Колька, хотя ответ знал заранее.
Миша кивнул. Слов не требовалось.
Они налегли на рычаг гермозатвора, тот нехотя поддался. Двигаясь быстро, чтобы никто не заметил, Миша перевалился через наполовину открытую створку. Выпрямился, огляделся. За спиной скрипнули, закрываясь, ворота. Он вспомнил наставления Кольки: «Тихонько стукнешь – три раза, пауза, два раза, пауза и опять три. Все понял? Я буду ждать у ворот, ты обещал недолго». Хороший друг Колька – рискует получить, а все равно помогает в его авантюре.
Ступеньки эскалатора не внушали доверия: где-то обвалились, где-то истлели и проржавели. Осторожно ступая, чтобы не провалиться, Миша начал свой путь наверх.
* * *Колька был младше Миши на два года. Сейчас ему стукнуло семнадцать, самый подходящий возраст для приключений. Его отец – один из первых сталкеров – постоянно выходил на поверхность за инструментами, дровами и прочими полезными вещами, которые можно найти поблизости от метро в супермаркетах или бывших жилых помещениях. Когда Миша рассказал Кольке о своем плане, тот сомневался недолго – жажда приключений, присущая молодому организму, сыграла свою роль. Сначала Колька пытался отговорить друга, но когда Миша со всей серьезностью заявил, что выйдет на поверхность в любом случае, в костюме химзащиты или без него, согласился помочь. Ночью, когда все, кроме дозорных, спали, Колька взял химзащиту и респиратор отца и прокрался к Мише.
Из карты района Орехово-Борисово Северное, позаимствованной у Игоря Владимировича, и со слов некоторых жителей станции Миша знал, что дом 41 по улице Шипиловский проезд находится совсем недалеко от вестибюля метро Орехово – на выходе повернуть налево и по прямой метров двести. Этот дом должен был быть и его домом, где бы он жил вместе с мамой и папой, если бы не страшная война, уничтожившая цивилизованную жизнь. Миша часто задавался вопросом, как это – жить в многоэтажном доме, иметь собственную квартиру, ходить по земле, не опасаясь мутантов и новых монстров, властвующих сейчас на поверхности. Он хотел больше знать о своем отце, своей семье. И тогда он решился – ночью, когда все будут спать, он выйдет наверх, чтобы навестить дом родителей, который так и не успел стать родным для него самого.
* * *Жизнь шла своим чередом, гонимая туннельными сквозняками, прячущаяся под землей от радиации и невиданных созданий, перевернувших с ног на голову все представления об эволюции. Она упорно цеплялась за сбойки и коллекторы, тюбинги многочисленных туннелей, тупики и платформы станций. Человек был вынужден терпеть, приспосабливаться к новым условиям, потому что другого выхода нет. Мир в прежнем виде перестал существовать за несколько часов. Все, что возводилось сотни лет, лежало в руинах, все культурные ценности, накопленные за огромный срок, были повержены. Те крохи, что человек унес с собой в метро, новую колыбель жизни, едва позволяли людям не переступить ту грань, что всегда отличала человека от животного.
Говорили, что на некоторых станциях имелись даже школы и детские сады, уроки, строгие учителя и воспитатели. Но перегон Орехово-Красногвардейская был отрезан от остального метро – на севере гермоворота перекрывали туннели от затопленной грунтовыми водами станции Царицыно. Что на Кантемировской и дальше – никто не знал наверняка. Некоторые говорили, что в районе Каширской упала боеголовка и от радиации можно свариться, ну а от Коломенской до Автозаводской метро проходило по поверхности, так что путь в любом случае отрезан.
Связь с другими станциями метро была случайной и редкой. Иногда забредали сталкеры, пытались наладить контакт даже торговцы с Севастопольской и Печатников, но, увидев, что на Орехово поживиться особо нечем, уходили обратно. Они приносили разные слухи, иногда противоречивые – про войну Красной ветки с Ганзой, про каких-то сектантов, роющих туннель вниз, в саму преисподнюю, про эпидемии чумы на Римской и Авиамоторной, про мутантов Смоленской и Арбатской и неизвестно откуда взявшихся «черных» в метро, способных влиять на психику людей. А в остальном – у всех хватало своих забот, и станция Орехово, кроме самих ее жителей, никому не была нужна.
* * *Миша с Колькой часто спорили по поводу войны, основываясь на учебнике истории, который они брали почитать у Нины Ивановны. Миша горячился:
– Войны разные могут быть. Вот раньше войны были справедливее, не было оружия массового поражения, встречались люди в поле и с помощью мечей решали, кто сильнее.
– Ага, – возражал Колька, – или с помощью численного преимущества. Понимаешь, оружие – это всего лишь предмет, способ показать силу. А человек остается человеком. В его душе, в самой глубине, закопаны звериные инстинкты, и когда слетает этот легкий налет ци-ви-ли-зо-ван-нос-ти, – Колька всегда старательно и с презрением выговаривал это слово, – обнажается все то, что человек прячет в себе, и он превращается в зверя и крушит все на своем пути, пока не встретит более сильного противника, который одержит над ним верх.
– Ну, по крайней мере, раньше войны ограничивались территорией и любая империя рано или поздно разваливалась. В любом случае, всегда можно было договориться, прекратить воевать, объявить перемирие, сдаться, наконец, чтобы остановить кровопролитие. А сейчас и договариваться-то не с кем, да и воевать тоже – ничего уже нет. Раньше в войнах хотя бы выбор был…
– Тут ты прав, не поспоришь. А все потому, что человек не умеет остановиться, ему обязательно надо погреметь оружием перед носом другого, показать кулак, свое превосходство и силу. Так уж мы устроены, – Колька вздохнул.
– Насчет всех не уверен. Я верю, что не все люди такие. Просто в определенный момент в определенном месте у власти оказались больные на голову люди, которые, понимая всю ответственность и масштабы возможной трагедии, тем не менее, разом покончили с миром. И полетело…
– Говорят, не мы первыми начали?
– Да это уже неважно, мы или кто-то другой. Прошлого ведь не вернешь. Да и будущего теперь может не быть.
– А вот ты бы что сделал? – Колька заглянул в глаза другу. – Допустим, ты управляешь своей страной, на тебя летят сотни ядерных боеголовок – зная об этом, как бы ты поступил? Ответил бы тем же, выпустив свои ракеты?!