Михаил Васильев Девочка с «Фомальгаута»
…Я расскажу тебе о необыкновенной судьбе одной маленькой девочки. Она была совсем крохотная — ты уже, наверное, и не помнишь, когда была такой. Она бегала по тесным переходам космического корабля, командиром которого был ее папа, а весь экипаж состоял из мамы. Да, такие крохотные корабли, которые сегодня никто не отправил бы на ближайшую планету, произвели первую разведку всей известной сегодня вселенной. Они отправлялись в рейсы, занимавшие всю жизнь экипажа… А иногда экипаж и не возвращался — всю информацию о сделанных открытиях привозили в своей памяти автоматы…
Люди Земли искали в те времена братьев по разуму. Сначала искали на планетах своей системы, потом у ближайших звезд. Но повсюду они встречали только мертвую материю, те простейшие молекулы, с которыми ты имеешь дело на уроках химии.
Да, везде и повсюду царствовали температуры или слишком высокие, или слишком низкие для жизни. Планеты или дышали испепеляющим жаром, или оказывались покрытыми толстым слоем красивого голубого камня, в котором и ты легко узнала бы обыкновенный лед. Только однажды люди встретили растения — некое подобие обыкновенной плесени. А ведь к тому времени уже было открыто более тысячи планет…
Так вот, эта девочка бегала по космическому кораблю, летевшему к дальним, еще не исследованным звездным системам, такая же веселая и жизнерадостная, как и все ее сверстники на Земле. Но она отличалась от них от всех. Ведь она никогда не видела никакой планеты. Она никогда не делала пирожков из морского песка, не бегала по зеленой траве, не каталась на санках со снежной горы. Весь ее мир состоял из тесных отсеков космического корабля, за немногочисленными иллюминаторами которых сияли холодным, враждебным светом чужие звезды.
Откровенно говоря, пребывание девочки не было предусмотрено космическими инструкциями. Она была первой родившейся не на Земле, Ничто на корабле не было приспособлено к ее пребыванию здесь. Вспомни, что к тому же те первые корабли были страшно тесными. И первая колыбель девочки, сделанная из капроновой сетки для настольного волейбола, подвешивалась над пультом управления кораблем. Каждый вечер мама стелила ей постельку между вытаращенных глаз многочисленных приборов и похожих на авторучки рукоятей и тумблеров.
И мама и папа понимали, как тяжело им будет воспитать своего ребенка так, чтобы он стал Человеком, а не каким-то космическим вариантом Амалы и Камилы… Ты, конечно, помнишь об этих детях, выросших в волчьей берлоге. Именно благодаря им ученые в те сверхдалекие времена начали догадываться о том, что только в человеческом обществе человек становится Человеком. Кем может стать девочка, родившаяся на космическом корабле, где, кроме папы и мамы, вообще не было людей?
Но зато на корабле было очень много думающих машин. Нет, это не были универсальные кибермозги с огромной стандартизованной памятью, которые ты знаешь и которые способны исполнять любую человеческую работу. Одни вели по курсу корабль. Другие хранили в своей памяти культуру человечества Земли. Третьи исполняли хозяйственные работы на корабле. Не было ни одного лишнего, ненужного кибера. А девочке нужна была кибернянька. Такая, что рассказывает маленьким детям на Земле сказки, чтобы они спали, и выводит их гулять, чтобы они дышали свежим воздухом.
Папе пришлось самому изготовить такую кибернетическую няньку. Для этого он переделал одно из устройств корабля. То самое, что следило за метеоритами, которые могли бы попасть в корабль. Но корабль летел в межзвездном пространстве. «Если уже пять лет ни разу не включили этот кибер, — подумал, видимо, папа, — почему бы не обойтись вовсе без него?! Когда мы приблизимся к планетной системе, в которой всегда болтается масса космического мусора — астероидов, метеоритов, — я поставлю кибер на место. А пока пусть он следит за тем, чтобы Талка не падала на высоких порогах отсеков и не трогала рычагов управления».
Талка стала бегать по тесным коридорам и кубрикам космического корабля под наблюдением сделанного папой кибера. Кибер должен был заниматься девочкой в то время, когда папа и мама работали. Это ведь только кажется сейчас, когда межзвездные трассы знакомы, как дорога от дома до школы, что в первых сверхдальних полетах экипажу нечего было делать. Ведь и папа и мама Талки были учеными, а ученый не соскучится и наедине сам с собой. И времени у экипажа «Фомальгаута» не было совсем. «Фомальгаут» — было имя корабля, названного по имени звезды, планеты которой он должен был посетить.
И все-таки папа и мама находили время ежедневно поиграть с Талкой. Папа становился на четвереньки, сажал на спину дочку и изображал дальнее путешествие. «Вот мы едем на коне, — говорил он и изображал быструю иноходь. — Вот пересели на верблюда», — он переходил на замедленный верблюжий скок. Но всего забавнее представлял он упрямого осла, который, несмотря на все усилия Талки, не только не ехал вперед, но, наоборот, пятился… Строгая мама не очень одобряла такие забавы… Но она любила командовать папой: «Сделай Талке куклу», «Своди Талку в зверинец…» И папа мастерил куклу, и показывал земных животных, объемные киноизображения которых хранились в Памяти Корабля на случай встречи с чужим разумом…
Папа построил рядом с кораблем специальную оранжерею площадью в целых девять квадратных метров. Он посадил там огурцы и подсолнечники, репу и фасоль — из того запаса семян, который был на корабле для разведения на чужих планетах. Конечно, он взял всего по два-три семечка от каждого вида, оставив остальное на случай, если им удастся открыть подходящие для земледелия планеты… В эту оранжерею и водила гулять Талку кибернетическая няня…
Талка росла веселой, умной и послушной… Да, да, веселой. И она отнюдь не считала, что ей не повезло… Мир «Фомальгаута» ее полностью устраивал, ибо другого она не знала. Но и папа и мама всегда со страхом думали о том, что, может быть, также не знали в волчьей норе другого мира Амала и Камила. И боялись, как бы не вырос из Талки некий моральный урод, который не сможет жить в человеческом обществе.
Меж тем Талка перешла в новый период, который проходит каждый ребенок,
— в период «почемучки». В это время происходит основное понимание мира, и ни в коем случае нельзя оставлять без ответа бесчисленные «почему» ребенка. Но и папа и мама были почти все время заняты научными наблюдениями и расчетами. И они отсылали Талку к Памяти Корабля.
Память Корабля была по тем временам сложной и умной кибернетической машиной. Она содержала в своих катушках около сотни тысяч толстых томов книг и могла ответить на любой вопрос. Ведь первая тысяча из этой сотни тысяч были различные энциклопедии: Малая, Большая, Детская, Медицинская, Сельскохозяйственная и так далее. Но ведь не все слова есть даже в самой большой энциклопедии. И в таких случаях Память Корабля становилась в тупик. Она начинала приводить цитаты — иногда ни к селу ни к городу.
Ну, например, однажды Талка услышала слово «небо». На космическом корабле, как известно, неба нет. Там есть пол, стены и потолок, а за ними черная бесконечность вселенной, сияющая разноцветными искрами звезд. И Талка спросила у Памяти Корабля:
— Память Корабля, а что такое небо?
Талка всегда должна была обращаться к кибернетической машине с ее полным титулом. Иначе машина не включалась. Это для того, чтобы несовершенные машины того времени не вмешивались в разговоры людей, когда их не спрашивают.
Ты можешь проверить. Слова «небо» нет ни в одной земной энциклопедии. Его можно встретить только в орфографическом словаре, где над словами поставлены ударения и дается их точное написание.
Но орфографические словари не содержались в памяти машины. И машина сказала:
— У меня нет информации о небе. Но это слово часто упоминается в художественной литературе. Я буду цитировать, делай сама выводы. Начну со стихов. В них это слово упоминается 127342 раза… «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя…» «Я люблю тебя и небо, только небо и тебя…», «Там, в небесах, была звезда…»
Машину было трудно остановить, ибо в древней русской поэзии было так много о небе! Но Талка ничего не поняла. Стихи же она начала любить лет на десять позже…
— Память Корабля! — Талка топнула ножкой. — Я спрашиваю, что такое небо! Отвечай в двух словах. И не надо цитат!
Машина задымилась. Так случалось тогда, когда машина что-либо не знала, а это было очень редко. Запахло жженой резиной. Прибежал встревоженный папа и выключил машину. Потом вопросительно посмотрел на Талку.
— Я спросила у Памяти Корабля, что такое небо, — сказала Талка, глядя своими голубыми глазами прямо в глаза папы.
Папа начал весело смеяться. Он смеялся так заразительно, что начала смеяться и Талка. Пришла мама и тоже стала смеяться, хотя она даже не знала, в чем дело. А когда узнала, папа с мамой посмотрели друг другу в глаза и вдруг умолкли…