И в караоке-бар ходила не за признанием. Просто там акустика была лучше – все же большое помещение. И соседи в стенку стучать не будут, если увлечешься и затянешь «Рюмку водки на столе». Плюс к этому – бесплатные коктейли лучшему исполнителю, а Симона неизменно оказывалась лучшей.
Сейчас она как раз собиралась в караоке-бар. Выбравшись из душа, расчесывала волосы. При этом в зеркало не смотрела. Знала, что отражение ей не понравится. С зализанными мокрыми волосами она выглядела просто омерзительно. Минут через десять, когда они подсохнут, и Симона нанесет мусс, можно будет на себя глянуть. Но лишь одним, да и то прищуренным глазком. У Симоны был очень крупный лоб, и, чтобы это не бросалось в глаза, необходимо было уложить волной челку. Опустить к бровям и зафиксировать лаком. После этого уже наносить макияж.
Красилась Симона ярко. Акцент делала на губах. Они всегда пламенели. Красная помада – это очень сексуально. А глаза у нее и так выразительные. Можно лишь тушью ресницы подкрасить, но Симона еще и стрелки «а-ля Мерлин Монро» рисовала. И иногда под настроение перламутровые тени наносила. Но не сегодня. А вот румян больше чем обычно наложила. А все из-за лишнего веса. Симона поправилась немного, лицо сразу округлилось, а ей так нравились четко выраженные скулы.
Приведя волосы и лицо в порядок, Симона покинула ванную. У нее была большая квартира-трешка, в которой она обитала одна. Поэтому одну из комнат занимала гардеробная. Именно туда Симона и направилась.
Помещение было разделено на две части. В одной одежда и обувь для работы: все эти скучные офисные костюмы, классические туфли, в другой – наряды для досуга. Симона обожала блестки, перья, атлас и бархат. И яркие цвета. Особенно красный. У нее имелось множество платьев, в которых Надежда Кадышева не постеснялась бы выйти на сцену. Платья Симона шила сама. Последнее из ее творений висело сейчас на отдельной вешалке. Золотой комбинезон в стиле «диско». К нему боа и закрытые туфли на платформе. Из-за того, что поправилась, Симона переживала. Поэтому под платья надевала корсет. А комбинезон сшила такой, чтоб обтягивал стройные бедра, а на талии был с напуском. Надев его и обувшись, Симона встала перед большим зеркалом. Повертелась. Вроде бы наряд хорошо сидит. И она в нем выглядит неплохо, но все равно не так, как хотелось бы.
Симона схватила боа и покинула гардеробную. Прошла в кухню. Открыла холодильник, достала из него бутылку мартини. Увы, сухого, а не «бьянко», поскольку Симона с недавних пор решила ограничивать себя в сладеньком. Наполнив бокал вермутом, она вышла на балкон.
Жила Симона в хорошем районе. Когда-то он считался отдаленным, теперь – близким к центру. Город с тех пор, когда эту квартиру тридцать пять лет назад получили родители Симоны, разросся, поглотив окрестные деревеньки. Реши она продать свое жилье, могла выручить очень приличную сумму. Денег хватило бы на пару квартир поменьше, причем необязательно в России, или на шикарный дом где-нибудь на берегу моря. И Симона готова была рассмотреть оба этих варианта, но в далеком будущем. Если к преклонным годам не удастся сколотить более-менее приличный капитал, чтобы его хватило на безбедную старость – не на пенсию же рассчитывать, то придется купить две маленькие, одну сдавать, во второй жить. Но при хорошем раскладе она сможет позволить себе дом у моря. Средиземного или Адриатического. В Испании или Хорватии – эти две страны очень нравились Симоне. Последняя больше, но она боялась зимой заскучать в Хорватии, уж очень мала и спокойна.
Попивая мартини, Симона смотрела на ночной город. Все окна ее трешки выходили на проспект. Соседи, обладающие подобными квартирами, считали это недостатком. Вечное движение, шум, гам, суета, выхлопы опять же. Тогда как из окон, выходящих на противоположную сторону, вид был умиротворяющий: скверик, пусть и совсем маленький, зато засаженный деревьями разных видов. Почти дендрарий. Появился скверик благодаря отцу Симоны. Он был ботаником и, когда жильцов новостройки отправили на субботник с целью озеленения двора, принес несколько саженцев из ботанического сада, где работал, и высадил их вместо тех, что предоставлял ЖЭК. А потом ухаживал за всеми деревцами, благодаря чему ни одно не погибло. Те, чьи окна выходили во двор, постоянно вспоминали папу Симоны с благодарностью. Изумительный вид заставлял забывать о том, что дом стоит в оживленном районе мегаполиса. Но Симоне нравилось смотреть на проспект. Правда, только вечерами, когда не видно ничего, кроме огней: застывших, двигающихся, мигающих, танцующих на рекламных щитах. Они казались живыми существами, что светятся в темноте, наподобие светлячков, медуз или личинок москитов, обитающих в пещерах Новой Зеландии, и в темноте похожих на елочные гирлянды. И Симоне казалось, что она находится на другой планете, где из людей лишь она одна.
Бокал опустел. Можно было бы повторить, но Симона решила воздержаться. Настроение и так хорошее, и блеск в глазах наверняка появился. Она посмотрела на часы – десять. Пора!
Покинув балкон, она поставила бокал на подоконник, накинула на шею боа, взяла маленькую сумочку на цепочке, повесила на плечо. Последний взгляд в зеркало. Вердикт – лучше я выглядеть просто не могу. Послав воздушный поцелуй своему отражению, Симона направилась к выходу.
Глава 5 «Фа»
Она не боялась тяжелой физической работы. Как все те, кто приучен к ней с детства. Уборка – самое легкое из того, что ей приходилось делать. Поэтому Фаина без особого напряга справлялась со своими обязанностями специалиста по клинингу, так красиво именовалась ее должность. Вот и сейчас она, надраивая до блеска перила в зале, пока еще не заполненном посетителями, не чувствовала себя несчастной. Ей не тяжело, не скучно и ничуть не обидно! Да, другая бы на месте Фаины возмутилась, потому что начальница озадачила ее лишь затем, чтобы уборщица не сидела без дела. Перила и без того блестели, пусть и не так ярко, как сразу после натирки.
Фаина занималась своим делом старательно. Халтурить не привыкла. Ее бы за это…
Ох, как ее только за это не наказывали в детстве! Хватило нескольких уроков, чтобы Фаина на все последующие годы уяснила: делать все нужно на совесть. Через не могу, а не хочу – это вообще не аргумент.
– Блин, напугала! – услышала Фая голос охранника Михася и вздрогнула.
– А ты меня, – проворчала она.
– Я думал, тут никого.
– А я и есть никто…
– Что ты сказала? – не расслышал Аверченко. Что было неудивительно, Фая эту фразу прошептала.
– Да так, ничего. Я почти закончила. Что, там посетители?
– Пока две компании сидят за столиками, одна у бара. – Он привалился к перилам, сверху вниз посмотрел на Фаю. Персонал клуба поговаривал о том, что Михась пользуется большим расположением дам, но Фая не понимала почему. Да, большой, сильный, но мало, что ли, таких среди охранников? А теперь вдруг разглядела его! Глаза-то проницательные, ласковые… Как у батюшки, честное слово… И это на лице с волевым подбородком и сломанным носом. Неожиданно.
– Ты знала, что Ренат сын олигарха? – спросил Михась.
– Нет. – А про себя добавила: «Я думала, он альфонс». Когда-то имел богатенькую любовницу, которая ему покупала дорогие шмотки и побрякушки, но по какой-то причине потерял ее и теперь окучивает госпожу Эленберг.
– Ты ему нравишься, – сказал Аверченко.
– Знаю.
– А он тебе?
Фаина пожала плечами.
– Он симпатичный парень, – продолжил Михась. – И я не только о внешности. Умненький, не злой, воспитанный, понимающий. Не думал, что среди деток олигархов такие приятные ребята есть…
– Может, он просто хочет таким казаться? – предположила Фая, наскоро закончив работу. Она не могла что-то делать, если над душой стояли.
– Меня трудно ввести в заблуждение.
– Серьезно? – едва сдержала она усмешку. Но Аверченко как будто все равно уловил ее. И, глянув на Фаю со значением, заговорил:
– Вот взять тебя. Стараешься быть незаметной. Не красишься, одеваешься в барахло, работаешь уборщицей. Из кожи вон лезешь, чтобы казаться никакой. Стать невидимой. А для чего?
– Не понимаю, о чем ты, – пробормотала Фая.
– Ты не просто так сюда пришла. У тебя есть какой-то план. Не посвятишь меня в него?
Она едва не уронила ведерко со своими орудиями труда. Вот ничего себе, тупой охранник! Ведь именно так она воспринимала Михася. А он ее… почти раскрыл!
У Фаины было мало времени на раздумье. Несколько секунд. И она решила, что лучшей реакцией будет следующая:
– Ты ничего обо мне не знаешь, – всхлипнула она.
– Эй, что с тобой? Ревешь? – Михась присел на ступеньку, взял Фаину за руку. – Перестань… Чего ты?
Фая уткнулась ему в плечо и еще немного похныкала для вида. Пришлось и слезу пустить.
– Я не пытаюсь казаться никакой… – выдавила из себя девушка, «успокоившись». – Я такая и есть, понимаешь?