– Если бы тебя приняли, кто бы меня… спасал?..
Долгов, по своей вечной привычке ни с того ни с сего восхищаться людьми, пришел в восторг. Человек лежит на МКАДе с разорванным бедром, залитый кровью и засыпанный стеклянной крошкой, и больно ему везде, и невыносимо, и страшно, и он еще находит в себе силы… шутить?! Это дорогого стоит!
– Все будет нормально, – пообещал он пострадавшему, – нужно потерпеть немножко, и все.
Телефон возле уха гудел длинными гудками, а зеленая и желтая бледность понемногу стала покрывать лицо лежащего, и оно в одну секунду залилось потом, и Долгов снова нащупал пульс у него на шее.
– Халлоу, – на иностранный манер протянули в трубке.
– Пал Сергеевич, – быстро сказал Долгов, считая пульс, – это Дмитрий Евгеньевич. У вас сегодня по «Скорой» кто дежурит?
– У на-ас? – тянул голос в трубке. – Вроде Ованесов, а что такое?
– Да авария рядом с вами, на МКАДе, как раз напротив вашего поворота! Отправьте прямо сейчас реанимацию! Наверняка вам уже звонили, но на всякий случай отправьте.
– Тяжелые есть?
– Один есть, других я пока не смотрел.
– Сделаю. А вы сами?
– Что?
– Ну… не того? Не пострадали?
– Нет, все в порядке. Если можно, побыстрее, Пал Сергеевич!
– А что? Не дышит?
– Пока все в порядке, но динамика мне не нравится.
В трубке вздохнули.
Вечно вы куда-нибудь влезете, уважаемый Дмитрий Евгеньевич, а нам «давай быстрей!» – вот что означал этот вздох. Вечно вас на подвиги тянет, а нам реанимацию отправляй! Вечно вы спасать кидаетесь, а нам хорошо известно, что всех не спасешь!..
Долгов знал совершенно точно, что, несмотря на вздохи, на иностранное и вальяжное «халлоу!» в трубке, невзирая на все свои ужимки и прыжки, Павел Сергеевич Ландышев реанимацию пришлет и пропасть больному не даст. Он служил главврачом много лет, и его больница была одной из лучших «скоропомощных» в Москве!
Долгов сунул трубку в задний карман, посмотрел на лежащего и поднял глаза на людей, столпившихся вокруг.
– Еще пострадавшие есть?
– Там женщина… у нее лицо разбито, порезы… и… рука, кажется.
– И мужик из фуры ударился сильно. Небось сотрясение мозга у него.
– И еще парень какой-то, весь в крови.
Пульс под пальцами Долгова все учащался, и дыхание стало поверхностным. Где, черт бы ее побрал, реанимация?!
– А парень, который в крови, идти может или нет? И женщина?.. – спокойно спросил Долгов.
– Да, вроде они на ногах.
– Тогда пусть ко мне подойдут, я посмотрю.
Вдали завыла сирена, и Долгов оглянулся, но ничего не увидел. По закону подлости, это наверняка ГАИ, а не «Скорая»! Так всегда бывает, когда очень чего-нибудь ждешь.
Лежащий снова застонал, и Долгов сказал ему, чтобы тот, когда поправится, изложил на бумаге краткий курс менеджмента и прислал ему, Долгову, по электронной почте.
На третьем курсе на лекциях по общей хирургии профессор Потемин любил цитировать Бехтерева, который утверждал, что если больному после разговора с врачом не стало легче, то это не врач.
Долгов помнил об этом всю жизнь.
Завывания сирены приближались, но машины все еще не было видно.
– Вот он, который в крови! Вы его позвать велели!
Долгов быстро посмотрел. Широкоплечий человек в кожаной куртке и кожаных же штанах стоял, держась рукой за лоб. Крови было не слишком много, но все же подкапывало, и он все время морщился и пытался отряхнуть куртку.
– Голова болит?
– Все болит! – плачущим голосом сказал кожаный. – Где эта «Скорая», мать ее! И куртку всю изгадил, а я ее только купил! Во всем этот придурок виноват! Машину раскурочил, а она новая, я ее только купил!.