Блеснул на солнце осколок стекла, возникший так же, как и венец, из сумочки, и Принцесса, повернувшись лицом к свету, подняла его. Зажмурилась.
И в этот миг по мраморным ступенькам прокатился рев. Звук оглушал, звук заставил вздрогнуть и покрепче сжать осколок в руке. Острая боль и открытые глаза. Капли крови на коже. Отражение.
Звякнуло о мрамор кольцо обруча. И еще раз, скатываясь на ступеньку ниже. И снова. И наконец, добравшись до самого края, скользнуло в черноту.
- Кого я обманываю? - сказала Принцесса, пряча осколок в сумочку, а сумочку - в тень статуи. И туфельки скинула, туфелек ей было жаль.
- А почему бы нет? - спросила она, перебираясь по ту сторону кованой решетки, на узкий, выщербленный карниз. Разжала руки, вздохнула и сама себе сказала: - Но все-таки, мисс, вы кое в чем были неправы.
Она закрыла глаза и...
...и босая ножка коснулась пола.
- Знаете, он, конечно, грубиян, но иногда бывает мил. Да, да, мил и не более!
Вторая ножка со свежим синяком потерлась о первую.
- Он подарил мне цветы... видите? Незабудки, лилии и розы. По-моему, несколько безвкусно? А вы так не считаете? Ну да, мисс, вы готовы принять любой знак внимания.
Тонкие пальчики ловко счищали остатки паутины. А вот красные пятнышки на восковых лепестках лилий пусть остаются. - Ох, мисс, иногда мне кажется, что мы с вами никогда не поймем друг друга, - с упреком произнесла Принцесса, поворачиваясь к зеркалу, от которого осталась лишь массивная рама да два узких осколка. В них, заросших пылью, отражалось одутловатое лицо и выпученные рыбьи глаза камеристки.