Но что же она испытывала в эту минуту? Он знал, что Софи всегда любила Гарета. И она долго его оплакивала, а он, Тристан, утешал ее. И он тосковал по кузену почти так же, как Софи.
Но все же несмотря на чувства к Гарету, она безумно влюбилась в него, Тристана. И он сомневался, что ее привязанность к первому мужу была столь же сильна, как связь со вторым. Ведь ее любовь к Гарету зиждилась на сладостных воспоминаниях о детстве, и она поклонялась ему как герою. А вот его, Тристана, Софи любила страстно, беззаветно – и в постели, и вне ее. То, что было между ними, редко возникает между мужчиной и женщиной. Их любовь являлась чувством взрослых людей, и их души были связаны навсегда, навечно.
Так неужели все это теперь должно было исчезнуть только потому, что кузен внезапно появился?
– Прости, Гарет, – шепнула Софи. – Ведь тебя так долго не было… Мы отправились в Европу, и мы искали тебя повсюду… О, мы были уверены, что потеряли тебя навсегда. – Она на мгновение зажмурилась, чтобы скрыть слезы. – Но где же ты был?
Он проигнорировал вопрос и, повернувшись к Тристану, процедил сквозь зубы:
– Почему?
Тристан знал силу его чувств к Софи. Они выросли вместе, и он был шафером Гарета в день их свадьбы. Да, Гарет любил Софи с самого детства, и именно поэтому он, Тристан, не боролся за нее тогда. Ведь было совершенно ясно: Гарет первый предъявил права на Софи. Было ясно и то, что она отвечала ему взаимностью.
Но с тех пор прошло много лет, и к тому же Гарет покинул ее – покинул их обоих. И он, Тристан, за это время успел понять, как ошибался, когда без борьбы отказался от Софи. Поэтому теперь…
Глубоко вздохнув, Тристан ответил:
– Я люблю ее. А тебя слишком долго не было. Поэтому я сделал то, что всегда хотел сделать. Софи теперь моя.
Гарет сокрушенно покачал головой и заговорил отрывисто, с недоумением в голосе:
– Ты был мне как брат… я вернулся домой… к своей жене. Вернулся к людям, которые когда-то были мне дороги… хотел вновь обрести счастье… обрести мою прежнюю жизнь… и вот обнаружил… – Он провел рукой по волосам. – Обнаружил, что ты меня предал. – Тут глаза его превратились в голубой лед. – Нет, я не позволю! – воскликнул он. – Не позволю отнять у меня все! Особенно после… – Тяжко вздохнув, Гарет умолк.
Тристан с удивлением уставился на кузена. Да как он смеет?.. Ведь он оставил жену на восемь лет, обрек ее на жизнь, полную скорби, и просто вынудил ступить на новую дорогу. О, как его «гибель» подействовала на Софи, как она страдала по мужу! Только в последний год на ее лице стала появляться веселая и радостная улыбка – так она улыбалась когда-то в юности…
Стараясь сдержать гнев, Тристан проговорил:
– Разумеется, вы получите обратно титул и земли, ваша светлость. Никто не может отнять их у вас, пока вы живы. Но Софи теперь моя, ясно? – Она тихо вздохнула, но Тристан, не обращая на это внимания, продолжал: – Мы женаты по закону, и расторгнуть этот брак ни ты, ни кто другой не в силах.
Он понимал, что лгал, и надеялся только на то, что кузен не знал тонкостей брачного права.
– Мы соберем вещи и уедем из Лондона, – добавил Тристан.
– Нет! – Гарет решительно покачал головой.
– Ты собираешься нам помешать?
Мистер Фиск снова откашлялся и, обращаясь к Тристану и Софи, проговорил:
– Уверен, что у вас есть много вопросов, ваши светлости.
Тристан повернулся к Фиску. «Я больше не ваша светлость!» – хотелось ему крикнуть. Краем глаза он заметил, как Софи с любопытством рассматривала гостя. И легкий румянец вдруг окрасил ее бледные щеки.
– Да, у меня есть вопросы, сотни вопросов, – проворчал Тристан. Господи, в какой же переплет они попали! – И первый звучит так: кто вы, собственно, такой?
Грубость Тристана не произвела на мистера Фиска ни малейшего впечатления.
– В восемнадцать лет я был лейтенантом гвардейского полка его светлости, – любезно сообщил он. – И я видел, как полковник упал. Но я находился не слишком близко, поэтому, вероятно, меня не вызывали свидетелем на слушания относительно… состояния полковника. И все же я видел, как его ранили, и видел, как он упал. В последующие дни я присоединился к одной из поисковых партий, прочесывавших поле в надежде найти герцога. Как вам известно, надежды оказались напрасными. Но в прошлом месяце я был в Европе и… вернулся на поле битвы, чтобы воскресить в памяти ту сцену… – Фиск внезапно умолк; казалось, он мысленно вернулся в прошлое.
– И что же?.. – спросила Софи, сжимая подлокотник дивана с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
Фиск грустно улыбнулся.
– И я нашел Кола… то есть его светлость… живым и здоровым.
Тристан взглянул на Гарета, а тот, в свою очередь, наблюдал за Софи, раскрывшей рот от удивления. И не меньшее удивление испытывал в этот момент Тристан.
Семь лет в Бельгии? Но что же, черт возьми, делал там Гарет целых семь лет? И почему его не нашли, хотя обшарили каждый дюйм поля битвы в радиусе ста миль? И вообще, почему этот идиот молчит?! Да, он всегда был немногословен, но ему давно пора объясниться.
Тут Гарет вздохнул и глухо пробормотал:
– Я забыл тебя, Софи.
– Ну это по крайней мере ясно, – заметил Тристан. Будь проклят этот Гарет! Неужели он бросил Софи, а теперь вернулся только для того, чтобы вновь заставить ее страдать?!
– Почему же ты вернулся? – проскрежетал Тристан.
– Потому что это мой дом, – ответил Гарет, оглядывая комнату и хмурясь.
– Значит, после всех тех страданий, которые ты причинил Софи, ты теперь решил вернуться? Зачем? Чтобы нанести ей новый удар, причинить новую боль?
Гарет отвел глаза и пробормотал:
– Ты не знаешь, что такое боль.
Софи ахнула, широко раскрыв глаза.
– Как ты можешь так говорить? – воскликнула она.
– А как ты могла выйти за моего кузена? И знаешь ли ты, что чувствует мужчина, когда видит свою жену, привязанную к кровати, в то время как его лучший друг… Проклятие, да знаешь ли ты, Софи, что я почувствовал?! Ведь он насиловал тебя, издевался!..
– Нет, не насиловал, – возразила Софи, сжимая лежавшие на коленях руки. Бросив взгляд на Фиска, она тихо добавила: – Я сама этого хотела.
В комнате надолго воцарилось молчание. Фиск опустил голову и уставился на ковер. В камине потрескивал огонь, а свечи отбрасывали на стену неверные отблески. Тристан же с трудом сдерживал гнев. Ведь Софи вынуждали обсуждать… столь личные вопросы в присутствии незнакомца! Как смел кузен унижать ее подобным образом?!
Тут Гарет наконец вкрадчиво спросил:
– Значит, ты сама хотела?.. Не уверен, что это оправдывает тебя.
Не удержавшись, Тристан закричал:
– Но ведь ты бросил Софи почти на восемь лет!
– Да, – кивнул Гарет. Глаза его были такими же ледяными, как и голос. – Но до моего отъезда она уверяла, что любит меня и что будет любить вечно, что бы ни случилось. Будь это правдой, она бы ждала и вечно, если так уж пришлось бы. Но я, вернувшись домой, нашел ее в роли твоей шлюхи. Следовательно, она мне лгала.
Этого Тристан не вынес. Вскочив, он кинулся на Гарета. Будь у него шпага, он проткнул бы ублюдка прямо здесь и сейчас!
Но мистер Фиск вовремя схватил Тристана за руки и оттащил от кузена. А Том, должно быть, услышав возню, влетел в комнату и обхватил Гарета за плечи.
– Отпусти меня, черт возьми! – Гарет отшвырнул конюха. Взглянув на Тристана, он процедил сквозь зубы: – К концу этой недели, Уэстклиф, ты уберешься из моего дома.
– С радостью, – кивнул Тристан. – Но Софи уедет со мной.
– А вот как будет с ней, мы еще посмотрим… – усмехнулся Гарет.
Глава 3
С этими словами он вылетел из комнаты, едва не сбив с ног Тома. Тристан, Софи и Фиск молча смотрели ему вслед.
– Полагаю, нам всем лучше идти спать, – проговорил наконец мистер Фиск.
Тристан и Софи с удивлением взглянули на него, а он с невозмутимым видом добавил:
– Думаю, будет лучше, если сегодняшнюю ночь вы проведете раздельно, ваши светлости.
Тут Тристан окончательно вышел из себя; он уже собирался послать и Гарета, и Фиска ко всем чертям, но Софи, опередив его, сказала:
– Да, возможно, так лучше. Тогда я буду спать в покоях герцогини. – Она посмотрела на мужа и поспешно отвела глаза. – Дорогой, а ты переночуешь в Тюльпановой комнате, хорошо?
Тристан в изумлении раскрыл рот. Слишком уж быстро его отправляют в гостевую спальню!
– Ведь теперь… он герцог, – прошептала Софи, словно Тристан нуждался в напоминании.
Что ж, с этим спорить трудно. И все же…